Зов Ктулху - Говард Филлипс Лавкрафт

Шаги приближались – да убережет меня небо от звука этих ног, лап, сабо и каблуков – и звучали очень отчетливо на огромных плитах. Вспышка сверкнула в смрадной темноте, и я спрятался за массивной колонной, чтобы хоть на мгновенье не видеть приближающегося ко мне шествия, этих ног, несущих на себе жутких монстров. Вспышки множились, а ритм шагов становился оглушающим. В дрожащем оранжевом свете проходила церемония, внушавшая столько уважения, что я – и это удивительно – забыл свой страх и отвращение. Основания колонн, столь гигантских, что Эйфелева башня казалась крошечной по сравнению с ними, были покрыты иероглифами, высеченными демонической рукой в пещерах, где дневной свет оставался лишь далеким и немыслимым воспоминанием. Я не смотрел на идущих монстров. Я принял это отчаянное решение, слыша хруст их суставов и шумное вдыхание азотистого воздуха, и рад был , что они еще не разговаривали. Но боже мой! Какие немыслимые тени отбрасывали их фонари на поверхность гигантских колонн!

У гиппопотамов не должно быть человеческих рук, и они не могут нести фонари… У людей не должно быть крокодильих голов! Я пробовал отвернуть голову, но тени, шум, вонь царили везде. Потом я вспомнил, как в детстве, будучи мальчиком, чтобы не испугаться кошмара, повторял про себя! "Это сон". Но сейчас подобный способ был бесполезным. Мне оставалось лишь закрыть глаза и молиться. Я спрашивал себя, выберусь ли когда-нибудь отсюда, и время от времени открывал глаза, пытаясь разглядеть что-нибудь еще, кроме огромных колонн и жутких теней. Свет фонарей, которых становилось все больше, усиливался, и если бы только это место не было столь открытым, я не замедлил бы двинуться по своему ориентиру. Но мне пришлось снова закрыть глаза, так как я отдавал себе отчет в количестве собравшихся здесь существ и еще потому, что заметил безногое создание, торжественно продвигающееся вперед. Урчание трупов, шепот мертвецов заполняли атмосферу, отравленную парами нефти и битума.

Перед моими полуоткрытыми глазами смутно предстала сцена, которое ни одно человеческое существо не могло бы себе вообразить, чтобы не умереть затем от страха. Существа церемониально шли в направлении потока воздуха, и свет их фонарей освещал склоненные головы тех, у кого они были. Толпа пала ниц перед зияющей огромной дырой. С боков, под прямым углом к ней тянулись гигантские лестницы. Без сомнения, я упал с одной из них. Размеры дыры или входа были пропорциональны колоннам и обычный дом легко мог пройти сквозь него. Существа бросали к этой широкой двери какие-то предметы, очевидно, жертвоприношения и дары. Хефрен был их царем, Хефрен, украшенный золотом, с сардонической улыбкой. Или то был Абдул Рейс, монотонно гнусавивший заклинания? С боку от него на коленях стояла красавица Нитокрис; на несколько мгновений мне удалось увидеть ее профиль, и я заметил, что правая часть ее лица была объедена крысами или вампирами. По размаху культа я предположил, что божество, скрывающееся там, в глубине, должно быть очень могущественным. Был ли это Осирис, Изис, Хорус, Амубис, или какой-либо неизвестный бог? Существует легенда, согласно которой алтари и гигантские монументы воздвигались в Небытии еще до того, как стали почитать уже признанных богов. Глядя на совершающих замогильный культ существа, я не переставал думать о бегстве. Место, где я прятался, скрывал густой мрак. В то время, пока эта кошмарная толпа билась в экстазе, мне необходимо было проскользнуть к одной из лестниц. Доверившись судьбе и своей сноровке, я попробовал это сделать. Я абсолютно не знал, куда попаду, но находил все же смешным свое желание вырваться из того, что считал сном. Был ли я в затерянном царстве храма Хефрена, месте, которое веками называли храмом Сфинкса? Но я решил не строить предположений, а выбраться на свободу, если мои ум и тело позволят мне сделать это. Ползком я начал пробираться к левой лестнице, считая ее более достижимой. Невозможно описать ощущения, испытанные мной на этом пути, их можно лишь вообразить, если помнить, что мне необходимо было постоянно следить за светом фонарей. Меня не должны были застать врасплох. Нижняя часть лестницы, как я уже говорил, была погружена во мрак, а сама она головокружительно поднималась над гигантским входом. Я уже достаточно удалился от сверкающей орды монстров, чей спектакль, несмотря на разделявшее нас расстояние, заставлял кровь стыть в моих жилах. Наконец, я достиг ступеней и начал подниматься по огромной, сложенной из больших порфировых блоков лестнице, стараясь держаться как можно ближе к стене. Монстры были слишком заняты своей литургией, чтобы обратить на меня внимание. Страх быть увиденным и боль, которая с новой силой терзала меня, были моими единственными ощущениями во время этого тяжелого незабываемого подъема. Во мне жило желание, добравшись до вершины лестницы, продолжать карабкаться по любым ступенькам, которые, возможно, попадутся мне на пути. Я даже не хотел останавливаться, чтобы взглянуть последний раз на этих, стоящих на коленях в тридцати метрах от меня мерзостных существ. Но внезапно булькающая речь стала оглушающей, и я, почти достигший вершины лестницы, вынужден был оглянуться, чтобы внимательно вглядеться в происходящее внизу.

Монстры приветствовали нечто, появившееся из огромной зловонной дыры, чтобы забрать адские дары, брошенные лично для него. Оно представляло собой тяжелое, желтоватое, волосатое чудовище, трясущееся, словно неврастеник. Размером с гиппопотама, это существо имело довольно странную форму. У него не было шеи, и пять голов торчали над огромным цилиндрическим телом. Первая и последняя из них были маленькими, вторая – средней, а третья и четвертая казались самыми большими. Из голов торчали необычные щупальца, которые жадно захватывали огромное количество лежащей на земле пищи. Время от времени огромный монстр делал скачок и скрывался в своей пещере. Его способ передвижения был столь необычен и необъясним, что я смотрел на него почти с восхищением, желая еще и еще раз увидеть его перемещение по простирающемуся подо мной пространству. Когда он опять вышел из норы, я развернулся и со всей скоростью, на которую только был способен, помчался по лестнице, почти на замечая ступеней.

Должно быть все это было лишь сном, в противном случае рассвет не застал бы меня лежащим на песке Гизы, у подножия огромной, освещаемой первыми лучами солнца фигуры ухмыляющегося Сфинкса. Огромный Сфинкс! Господи! Вопрос, вставший передо мной предыдущим утром… Какую странную и жуткую аномалию должен был представлять Сфинкс на самом деле? Будь проклято все, что я видел, было ли это сном или явью, все что вселило в меня ужас, подобного которому я никогда не испытывал: неизвестное божество мертвецов, наслаждавшееся гнусными подношениями бездушных существ, которых трудно себе даже представить нормальному человеку. Пятитоловый монстр… Пятиголовый монстр, огромный как гиппопотам…

Но я выжил и знаю, что это только лишь сон.

1

Даже самые леденящие душу ужасы редко обходятся без иронии. Порою она входит в них как составная часть, порою, по воле случая, бывает связана с их близостью к тем или иным лицам и местам. Великолепным образцом иронии последнего рода может служить событие, случившееся в старинном городе Провиденсе в конце 40-х гг, когда туда частенько наезжал Эдгар Аллан По в пору своего безуспешного сватовства к даровитой поэтессе Хелен Уитмен. Обычно По останавливался в Мэншн-хаус на Бенефит-стрит, в той самой гостинице, что некогда носила название Золотой шар и в разное время привлекала таких знаменитостей, как Вашингтон, Джефферсон и Лафайет. Излюбленный маршрут прогулок поэта пролегал по названной улице на север к дому миссис Уитмен и расположенному на соседнем холме погосту церкви Св.Иоанна с его многочисленными могилами восемнадцатого столетия, ютившимися под сенью дерев и имевшими для По особое очарование.