История Русской армии. Том 2. От реформ Александра III до Первой мировой войны, 1881–1917 - Антон Антонович Керсновский

на Лубненских высотах 16–19 марта взято 12 500 пленных и 5 орудий. 20 марта в контрнаступление перешла III австро-венгерская армия и Бескидский корпус фон дер Марвица, но это контрнаступление было в последующие дни сломлено ударной группой 8-й армии и левофланговой группой 3-й армии.

30 марта Карпаты были форсированы. Их постигла участь Альп, Кавказа и Балкан. Блистательный подвиг был совершен — и наши георгиевские рожки победно перекликались с горными орлами в снежных облаках. Пройдя за четырнадцать дней 20 верст беспрерывным штурмом, геройские корпуса 3-й и 8-й армий спускались победно с Карпат. Они стояли уже на территории Венгрии, но на искони русской земле — на земле Карпатской Руси. Здесь их застал приказ остановиться и перейти к обороне. Трофеями Третьей Карпатской битвы было 900 офицеров, 70 000 нижних чинов, 30 орудий и 200 пулеметов с 6 по 30 марта.

Третья Галицийская битва. Потеря Червонной Руси

Отдавая 28 марта директиву 3-й и 8-й армиям приостановить наступление и прочно укрепиться на западных склонах Карпат, штаб Юго-Западного фронта отдавал себе отчет в недостаточности их сил. Потери неприятеля, правда, были огромны и доходили до 400 000 человек. Одними пленными за Карпатскую операцию было захвачено с января по конец марта свыше 2000 офицеров и 148 000 нижних чинов. Однако и наш урон превысил 200 000 человек. Дивизии равнялись по силе полкам, а их артиллерийские бригады, расстрелявшие все свои запасы, по огневой мощи равнялись взводам, в лучшем случае — батареям. Преодоление Карпат поглотило столько сил и средств, что для самого похода в Венгрию собственно ничего не оставалось. Январские расчеты Юго-Западного фронта, затеявшего эту славную авантюру, не отвечали реальным возможностям.

Генерал Иванов требовал подкреплений и снарядов. Ставка, хоть и признавала поход в Венгрию неотложной необходимостью и даже торопила с ним Юго-Западный фронт, но от прямого ответа уклонялась и подкреплений не давала, желая, очевидно, наступления без затраты войск и стрельбы без расхода патронов. Генерал Иванов мог добиться лишь возвращения III Кавказского корпуса. Известное влияние на Ставку оказывал и новый главнокомандующий Северо-Западным фронтом, генерал Алексеев, с «переменой климата» переменивший и свои взгляды на целесообразность похода на Венгрию.

На место генерала Алексеева начальником штаба Юго-Западного фронта был назначен генерал Вл. Драгомиров, сдавший VIII армейский корпус генералу Кашталинскому. Начальником штаба Северо-Западного фронта вместо генерала Орановского был назначен генерал Гулевич.

26 марта — в светлый праздник — германцы Линзингена вероломным образом овладели Козювкой. Бесчестный враг знал, как мы чтим праздник Пасхи, и решил этим воспользоваться. К этому времени финляндские стрелки, бессменно 2 месяца защищавшие Козювку, были отведены на отдых и сменены частями 60-й пехотной дивизии. Один из полков этой последней — 237-й пехотный Грайворонский — и занял высоту 992. Германские парламентеры пожелали хороших праздников и обещали все праздники не стрелять. Мягкотелые россияне, разумеется, раскисли от умиления, не подозревая, что германское племя «рождено во лжи». Внезапным ударом вюртембергские полки разметали безмятежно разговлявшихся грайворонцев и захватили Козювку, от которой неизменно два месяца подряд отбивались финляндскими стрелками. Эти последние плакали от бешенства, бросаясь в неистовые контратаки. Но, несмотря на все усилия, вернуть Козювку им не удалось — неравенство сил было слишком велико. Все попытки XXII корпуса и 60-й пехотной дивизии вернуть ее оказались безуспешны. Эта досадная утрата значительно ухудшила положение Карпатского фронта, создав угрозу в Стрыйском направлении.

Все внимание Юго-Западного фронта обратилось на левый фланг 8-й армии, а все внимание Верховного — на действия 9-й армии. К апрелю месяцу из 16 корпусов Юго-Западного фронта 13 «завязли» в Карпатах, отчасти (в 3-й и 8-й армиях) уже перевалив их; 2 корпуса 3-й армии были развернуты фронтом на запад — у Горлицы и по Дунайцу и 1 был в резерве фронта. Западное направление — Горлица и Дунаец — совершенно не интересовало руководителей русской стратегии. Направление это, по словам последней подписанной генералом Алексеевым директивы Юго-Западного фронта, «ныне еде более уменьшило свое значение, ибо противник не имеет здесь важной реальной цели». Русские стратеги Мировой войны разгром живой силы врага отнюдь не считали «реальной целью», полагая таковую лишь в занятии географических объектов.

Март — апрель 1915 года были решительными месяцами в судьбе Российской империи. Нашей Родине надлежало разорвать все теснее сжимавшееся роковое кольцо неприятельской блокады. С выступлением Турции на стороне Центральных держав политическое и экономическое положение России стало катастрофическим. Она была изолирована от остальных союзников, и ее экономическую жизнь постепенно стал разбивать паралич. По картинному определению генерала Головина, Россию можно было уподобить дому с заколоченными дверьми и окнами, в который можно было проникать только через трубу. Самым важным фронтом для России становился турецкий. Без предварительного разгрома Турции нечего было и надеяться на сокрушение Германии и Австро-Венгрии.

Заправлявшие судьбами страны столоначальники, как в Ставке, так и в Министерстве иностранных дел, до сознания этой задачи не доросли. Они видели дым, но не замечали огня, констатировали следствия, но оказывались бессильны постигнуть причину. Кругозор их был слишком невелик для уразумения взаимодействия политики и стратегии.

Политически обстоятельства складывались как нельзя лучше. Имея в виду свои личные выгоды (гегемония на Ближнем Востоке, моссульская нефть), Британская империя собиралась нанести Турции весной 1915 года решительный удар форсированием проливов. Лорд Китченер обратился к союзникам с предложением участвовать в этой операции. Поглощенная заботой о своем фронте, Франция отнеслась к этому весьма сдержанно, ее участие в замышлявшейся Дарданелльской экспедиции могло быть лишь декоративным. Экспедиция эта всецело ложилась на англичан.

России надлежало форсировать почти что беззащитный Босфор и овладеть Константинополем. Для осуществления двухвековой мечты, ставшей в Мировую войну и государственной необходимостью, надо было только посадить войска на корабли. Превосходство наше на Черном море к весне 1915 года стало подавляющим. У нас 5 линейных кораблей с залпом в 28 12-дюймовых орудий, у германо-турок один «Гебен» с залпом в 10 11-дюймовых пушек. В бою 5 мая у входа в Босфор «Гебен» вторично за войну (в первый раз 5 декабря 1914 года) был жестоко подбит «Евстафием» и после этого в бой с нашими старыми, но умевшими постоять за себя броненосцами больше не ввязывался.

Императорское правительство относилось к этому жизненному для России делу с преступным равнодушием и недомыслием. Ставка вообще не доросла до претворения политики в стратегию. Характерным пороком русской военной мысли конца XIX и начала XX веков была какая-то необъяснимая недооценка десантных операций — и это несмотря на уроки Крымской кампании и Маньчжурской войны, где мы потерпели поражение именно от неприятельских