Право учить. Работа над ошибками - Вероника Иванова

— Жара, будь она проклята... Голова закружилась. Но нам пора, Рон. Мне крайне необходимы ваши знания касательно Мостов. Можете записать всё, что помните?

— Прошу снова простить меня, милорд, но... — Показываю опухшее и перевязанное запястье. — К сожалению, когда я... во время задержания мне немного повредили руку. Но если вы согласны несколько дней подождать выздоровления...

Некромант что-то прикидывает, потом, видимо приняв окончательное и бесповоротное решение, хлопает меня по плечу:

— Но дар речи-то у вас при себе? Я не могу ждать, поэтому... Просто будете рассказывать.

— Могу начать прямо сейчас.

— Не мне, — машет он рукой. — Тому, кто будет проводить инициацию.

— Разве вы не...

— Я займусь своими сокровищами. Раз уж одно из них потеряно, нужно копить другое.

События пустились вскачь, и некромант — тоже. По дороге к лесному домику он едва ли не бежал, и мне стоило больших трудов поспевать за «милордом», потому что... В голове толпились мысли. Вернее, они только казались толпой, постоянно меняясь местами, сталкиваясь, водя буйные хороводы друг вокруг друга и всячески мешая выделить первостепенную для обдумывания.

Каждая минута теперь идёт на вес золота. Марек похитил гномку, меня задержала стража, отравление воды не состоялось, некроманту пришлось явиться по вызову aisseh, его опознал старый неприятель. День, другой мы выиграли благодаря заступничеству больной женщины, но что дальше? Транис будет настаивать на дотошном расследовании и, вне всякого сомнения, убедит коменданта в превосходстве долга службы над долгом сыновним, стало быть, нам нужно готовиться к отпору. Трудно сказать, какова окажется сила натиска, но в любом случае «оружия много не бывает» — сия простая истина знакома каждому солдату. Правда, у поговорки имеется и продолжение, гораздо менее известное: «бывает мало ума».

Насчёт ума вопрос оставлю открытым, а подумаю лучше над другим. Есть ли у некроманта оружие? Мертвяк, поднятие которого я видел в подвале? Маловато. Но вполне возможно, что помимо целого тела найдётся ещё с десяток кучек костей, достаточных для сооружения хотя бы скелетов. Или заготовки уже спрятаны в одной из кладовых. Но для бравого марша требуется Сила, Силу даёт Мост, а обеспечить её доставку к каждому из костяных солдат может только... Чем у нас обычно играются Мосты? Правильно, артефактами. Значит, за крайне непродолжительное время некроманту нужно успеть создать новую порцию отравы, провести инициацию Рикаарда и сляпать из подручных средств артефакт. Причём второе и третье занятия явно будут кому-то поручены, потому что сам «милорд» не способен добиться в них успеха. И кажется, я знаю этого «кого-то». А он, что любопытно, знает меня...

— Этот человек расскажет всё, что вам нужно знать.

Занятно: со мной некромант разговаривал любезно, а сейчас его голос прозвучал холодно, пренебрежительно, почти презрительно. Так обращаются к тому, кто много ниже тебя, к грязи под ногами, ещё способной принести пользу, но слишком малую, чтобы быть замеченной. Обычно эльфы не терпят по отношению к себе и сотой доли чувств, открыто проявленных «милордом». Обычно. Но видимо, причина, по которой Стир’риаги оказался в лесном домике и с молчаливой покорностью выслушивал приказы человека, обычностью не отличалась.

Некромант не стал задерживаться дольше, чем потребовалось, и оставил меня наедине с мастером и предметом его предстоящего труда. Принц напряжённо, хотя и без прежнего страха ожидал встречи со своей судьбой, а эльф... Пожалуй, не ждал уже ничего.

Кисть руки с истончившимися пальцами, безвольно свешивающаяся с подлокотника кресла, лицо, и раньше не отличавшееся яркими красками, а теперь кажущееся почти прозрачным, как и пряди, стекающие нечёсаными ручейками — вот и всё, доступное осмотру. Остальное спрятано под тяжёлым покрывалом, совершенно неподходящим для летней погоды. Неудивительно, что оно почти не колышется там, где должна находиться грудь эльфа: я бы давно задохнулся, если бы так укутался. Но кожа Стир’риаги похожа на сухой пергамент, следовательно, листоухому ни капельки не жарко. Мне это не нравится. Всё не нравится. Особенно изменение цвета волос: насколько помню, оно означает не просто упадок жизненных сил, а...

— Я слушаю.

Шелест, тихий-тихий, даже листья разговаривают с ветром звонче. Нет, передо мной не враг и даже не тень врага, а туманная дымка, готовая растаять, как только солнце сделает над горизонтом ещё один шажок.

Что можно почувствовать, встретив давнего и непримиримого, но стоящего у самого Порога врага? Удовлетворение? Азарт последней схватки? Злорадство по поводу бедственного положения своего противника? Наверное. Но я видел перед собой просто осколок прошлого. Очень давнего, всё ещё не забытого, однако слишком тусклого и хрупкого, чтобы выровненные чаши душевных весов хоть немного качнулись. Чем вызвано это странное, почти безучастное спокойствие? А ведь знаю, чем: костёр ненависти погас, угли обратились в пепел, который вспорхнул в небо с первыми же вздохами утреннего ветерка. Потому что как нельзя обвинять кого-то в действиях, свойственных его природе, так нельзя и ненавидеть другое живое существо за поступки — близнецы твоих собственных. Если бы у меня отняли самое дорогое, я бы...

Хм. Несколько лет назад разъярился бы, а сейчас всего лишь задумаюсь: может, так и должно быть? Может, манящий свет сокровища предназначен не для меня? Посижу, поразмышляю, махну рукой и отправлюсь в свою кладовую — разгребать груды того, что имею, но чем ещё не научился владеть...

— Потрудитесь быть кратким, у меня слишком мало сил и ещё меньше желания что-либо делать.

Хм, язвительность никуда не исчезла, значит, разум эльфа всё ещё сохраняет ясность. Нужны ли мне прочие подробности? Нет. Стало быть, пора представиться по всем правилам.

Серебряные иглы покинули промежутки между позвонками, и я в полной мере ощутил витающий в комнате аромат приближающейся смерти. Серая госпожа уже заходила к эльфу. Посидела в соседнем кресле, вежливо осведомилась, когда удобнее прийти, на рассвете или на закате, взъерошила пыль на ветхом паркете пола и коснулась прохладными губами высокого, не знающего морщин лба, оставляя свой знак — знак непреходящей любви, ибо только смерть хранит верность живым от самого рождения до Порога, где встречает и заключает в объятия. На целую Вечность.

Стир’риаги не требовалось открывать глаза, чтобы рассмотреть моё лицо, но серебристые ресницы всё же дрогнули, медленно поднимаясь и позволяя убедиться ещё в одном признаке увядания: лиловая ночь сменилась тоскливыми грязно-серыми сумерками. Когда-то давно эльф, находясь под властью безграничной ненависти, незаметно для себя провёл обряд, похожий на syyth, навсегда впечатав в память собственной плоти образ ребёнка, нелепо, но действенно и безжалостно сокрушившего все надежды, тайные и явные; на опознание врага дяде понадобилось ещё меньше времени, чем племяннику, но то, что я заметил в тусклых глазах, несказанно удивляло.

Уже знакомое по взгляду Мэя чувство. Завершение ожидания, нерадостное, зато приносящее облегчение. Ещё вдох, и всё закончится, плохое, хорошее ли — неважно, главное, больше не будет неизвестности и мучительного выбора из ничего. Будет спокойствие и уверенный шаг вперёд, за дверь, ведущую в новый день, пусть ненастный и трудный, но новый. А плесень прошлого сгорит на огне жаркого очага, разведённом пришедшим. Другом? Врагом? Есть ли разница? Можно ненавидеть дарящего тебе глоток свежего воздуха, можно благословлять. Но какие бы чувства ни пылали в твоей душе, ты не забудешь главного. Того, что он пришёл, когда был нужен, и ни мгновением позже...