Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари

Индеец бросился через пальмовые заросли и бесшумно исчез, а трое авантюристов осторожно пробирались то к одному рукаву Маддалены, то к другому. Испанцы, должно быть, пристали к берегу, потому что на реке никаких обломков лодки не было видно; течение уносило вдаль только стволы деревьев да огромные сплетения корней, образовывавших своеобразные плоты.

— А если среди них маркиз де Монтелимар? — задал себе вопрос дон Баррехо, покусывая седые усы. — В таком случае дело о сокровищах было бы закрыто.

Индеец отсутствовал не больше часа; к лагерю он прибежал, словно его преследовали. Трое авантюристов сразу же схватились за свои аркебузы, опасаясь атаки.

— Что там? — спросили они в один голос.

— Испанцы высадились, — ответил краснокожий.

— Совсем не обязательно было бежать, — сказал дон Баррехо.

— Меня преследовали.

— Кто-то из этих людей?

— Да, белый человек.

— Значит, тебя раскрыли? — спросил Мендоса.

— Нет, сеньор. Возможно, у человека, приближавшегося ко мне, было намерение обследовать остров или просто пострелять.

— Далеко он находится? — спросил Де Гюсак.

— Скоро он будет здесь.

— А другие? — спросил дон Баррехо.

— Они расположились на противоположном конце острова и вытащили на берег свое каноэ.

— У них есть стреляющие трубки?

— Только одна; она у того человека, который шел за мной.

Трое авантюристов переглянулись, после чего одно решение сорвалось с их губ:

— Мы возьмем его в плен!..

Засаду и готовить не надо было, потому что разведчик или охотник, кто бы он там ни был, должен был непременно наткнуться на заросли пассифлоры. А в них существовал только один проход, проложенный драгинассой. Следовательно, ему некуда будет деться, если он захочет идти вперед. Троица авантюристов отступила в свое укрытие и там нетерпеливо ожидала добычу.

Сначала послышался выстрел из аркебузы, за ним раздался крик, какой всегда издают охотники, когда им удастся подстрелить птицу или наземную дичь.

— Он всего в нескольких шагах от нас, — сказал дон Баррехо. — Нельзя давать ему время на выстрел.

Прошло еще несколько минут. Видимо, за это время охотник подобрал подстреленную им дичь и перезарядил аркебузу; потом послышался треск приминаемых ногами сухих листьев, покрывавших землю в пальмовых зарослях. Шедший там человек вовсе не подозревал, что идет навстречу поджидающей его опасности. Вот он остановился перед массивом пассифлоры и, поколебавшись мгновение, углубился в проход, прорубленный драгинассами, хотя его должны бы были насторожить свежие ветки, разбросанные по земле.

— Внимание!.. — прошептал Мендоса.

Двое мужчин расположились с одной стороны своего убежища, двое — с противоположной. Индеец поднял свою грозную палицу.

Наконец, появился испанец.

Это был молодой солдат с густым загаром на лице, как это свойственно андалусийцам. Весь он был — нервы и мускулы, а жгучие глаза беспокойно бегали. Он едва ступил ногой в убежище, как три ружья были одновременно наставлены на него, а дон Баррехо прорычал угрожающе:

— Сдавайся или погибнешь!..

Хотя и застигнутый врасплох, солдат попытался сделать несколько шагов назад, чтобы также воспользоваться своей аркебузой, но Де Гюсак в один миг прыгнул на него и разоружил. Дон Баррехо столь же угрожающе повторил:

— Сдавайся или погибнешь!..

— Вы хотите убить меня? — вырвалось у побледневшего солдата. — Но кто вы? Что вы здесь делаете?

— Кто мы такие, нам трудновато объяснить тебе, юноша, — рассмеявшись, ответил дон Баррехо. — Мы из тех людей, которых больше не числят в живых, и у каждого из нас на совести немало погубленных шпагой или аркебузой. Хотите знать, что мы делаем? А ничего не делаем, сеньор мой; ждем, чтобы кто-нибудь принес нам щепотку табака и прогнал нашу скуку. Если у вас есть табак, я его отберу!

И пока Мендоса и Де Гюсак крепко держали пленника, дон Баррехо обыскал его и вытащил солидных размеров кисет, набитый табаком.

— Вот спасибо, — просиял он.

— Вы — вор, — аж задрожал испанец.

— Нисколько не обижаюсь, хотя я такой человек, что при других обстоятельствах одним ударом драгинассы распорол бы брюхо такому, как вы, нахалу. Но сейчас я думаю только о славной затяжке из своей трубки, потому что я целую неделю, если не больше, был лишен этого удовольствия, а это стоит оскорбления, юноша. А теперь держите себя в руках, потому что мы — те самые грозные флибустьеры, которые заставляют дрожать в страхе и рыдать жителей всех испанских заокеанских колоний.

Солдат снова побледнел. Одного упоминания флибустьеров, чье имя было слишком хорошо известно, было достаточно, чтобы привести в ужас любого человека испанской нации.

— Мендоса, — продолжал неумолимый дон Баррехо, — разоружи этого человека и свяжи его. Надо, чтобы он развязал язык, если хочет жить.

Индеец отрубил от одного дерева несколько лиан и протянул их Де Гюсаку, который поторопился обкрутить ими пленника.

— А теперь, дружок, развязывай язык и как следует открывай уши. И прежде всего запомни, что река глубокая, а течение, захватив добычу, уже ее не выпустит.

— Что вам от меня надо? — спросил молодой человек, всерьез воспринявший угрозу.

— Сначала скажи, не находится ли среди вас маркиз де Монтелимар?

— Нет, уверяю вас; его каноэ плывет очень далеко от нас.

— А!.. Значит, он спускается по реке на лодках? Где же он достал эти лодки?

— Он взял каноэ у индейцев маленького племени, живущего рыболовством.

— Которых перед этим, надо полагать, убили.

Испанец не ответил.

— Впрочем, до этих несчастных мне нет дела, — продолжал грозный гасконец, окидывая молодого солдата полным ненависти взглядом. — Мы очень хорошо знакомы с вашей системой, и дьявол не напрасно произвел на свет флибустьеров. Слезы за слезы, укол шпагой за укол, резня за резню; и мы, дорогуша, еще не поквитались за ваши преступления. А теперь скажи-ка мне, как удалось маркизу увернуться от пожирателей человеческого мяса, которые его атаковали?

— Победив их.

— А как он спасся от потопа?

— Беда…

— Продолжай, — сказал дон Баррехо. — Здесь надо говорить, или ты закончишь свои дни на дне реки.

— Наводнение погубило почти всех, — ответил пленник. — За нами следует только одно каноэ, в котором находится и сеньор маркиз.

— Сколько с ним человек?

— Ox… He знаю!..

— Эй, приятель, развяжи-ка язык, — и дон Баррехо обнажил драгинассу.