Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари

— Мало.

— Сколько?

— Можете утопить меня, если вам нравится, но я не знаю.

— Ну, мы же не людоеды какие-нибудь, чтобы с ходу посылать на тот свет такого полного жизненных сил юношу, как вы. В вашем возрасте у меня не было такой смелости, как ее не было и у Энрико Четвертого.[120]

— Сеньор, я не знаю, кто это такой.

— Он был самым великим королем из тех, что имела Франция, но это не должно вас интересовать. В данный момент мы должны заниматься только маркизом де Монтелимаром. Вы сказали, что он сплавляется по реке в каноэ, а его эскорт погиб?

— Его унесло наводнение, заставшее нас на берегу реки еще до того, как прибыли все каноэ.

— Вот это — очень важная новость, — сказал дон Баррехо, проявив обычное ироническое спокойствие. — Жалко, что река не унесла и его превосходительство светлейшего маркиза, но этим займусь я. Куда вы направляетесь?

— В Дарьен.

— Чтобы забрать наследство великого касика, не так ли?

— Думаю, что у господина маркиза было такое намерение.

— А он знает, что перед ним находится отряд флибустьеров, который способен преградить ему путь и заставить бежать до самой Сеговии, если только там остался хоть один дом?

— Об этом я ничего не знаю. Речь шла только о нескольких морских разбойниках, пробирающихся с побережья Тихого океана к берегам Атлантики. Большего я не могу вам сказать.

— Тогда позвольте взять вашу трубку и набить ее. Если мы закурим, то и вы тоже будете курить.

Гасконец, у которого дела не отставали от слов, взял у пленника трубку, набил ее, раскурил и снизошел даже до того, что вставил ее солдату в рот, приговаривая при этом:

— Не бойтесь, курите: испанский табак всегда славился своим качеством… Да, так против кого вы вели недавно огонь? Любопытно узнать.

— Я стрелял в какую-то крупную птицу, но она улетела, хотя я подбил ей крыло.

— Такого не могло бы произойти с флибустьером, — сказал дон Баррехо. — Ну, вы курите, а мы, друзья, разожжем свой очаг и положим туда жаркое из черепахи.

Трое авантюристов развалились на земле и в веселом настроении закурили в ожидании прихода ночи, когда можно будет попытаться выполнить задуманный дерзкий план.

День прошел спокойно. Индеец отправился на разведку; он снова увидел семерых испанцев, расположившихся возле костра и жаривших плененную авантюристами черепаху, которая так и не сумела добраться до реки.

На закате дон Баррехо крепко привязал несчастного пленника к стволу пальмы и сказал:

— Время настало; пошли.

В небе уже начинали расцветать звезды, когда четверо наших героев направились через пальмовую рощу с твердым намерением украсть у испанцев каноэ. Впереди, придерживаясь густой тени, отбрасываемой густыми кронами высоких деревьев, шел индеец, который все слышал и все чувствовал. На пески, окаймлявшие кустарник, стали возвращаться черепахи; они поспешно выкапывали мощными передними ногами широкие ямы, чтобы отложить в них яйца.

Черепахи прибывали все такими же плотными рядами; их длинные шеренги время от времени разрывались, пересекались, налезали одна на другую в тех местах, где песчаные дюны были повыше.

На небе тем временем появилась луна, бросавшая на воды Маддалены блестящие серебряные блики, когда индеец и его спутники, шедшие через лесок с большими предосторожностями, держа аркебузы наготове, заметили костры маленького лагеря испанцев.

— Ты видел, где находится лодка? — спросил дон Баррехо у индейца.

— Видел.

— Ах, я и забыл, что ты, необыкновенное создание, все видишь, чувствуешь и слышишь. Как нам подойти к ней незамеченными?

— Надо пойти вдоль дюн. Они достаточно высоки, чтобы скрыть нас, если пойдем пригнувшись.

— Наверняка они оставили часового, — заметил Мендоса.

— Один укол драгинассой, и все будет покончено. Спускаемся к дюнам.

Они оставили пальмовую рощу, которая заметно поредела, и спустились на берег, оказавшись посреди песчаных бугров, намытых потопом.

Они хорошо видели испанцев, сидевших с трубками во рту вокруг двух костров. Воздух был наполнен тяжелым зловонием: вероятно, от жира черепахи, оставленной авантюристами в живых. Эта несчастная рептилия пошла и на завтрак, и на обед. Однако давно известно, что испанцы воздержаны в еде еще больше, чем турки. Когда они находятся в походе, то могут удовлетвориться одной лишь крохотной сигарой в полдень, луковицей на закате и серенадой, если взяли с собой гитары.

Дон Баррехо внимательно пересчитал их.

— Шестеро, — сказал он. — Добавим сюда пленника, а куда же ушел еще один? Этот седьмой испанец беспокоит меня.

— Почему, дон Баррехо? — спросил Де Гюсак.

— Потому что я уверен, что этот седьмой сторожит каноэ.

— Мы унесем лодку у него из-под носа, — сказал Мендоса. — Вперед, и держите палец на спусковом крючке. Я уверен, что дело пахнет порохом.

Низко пригнувшись к земле, все еще ведомые индейцем, они пошли через дюны, пока не оставили за собой костры испанцев. Перед ними на песке стояло каноэ. Одного толчка хватило бы, чтобы оно оказалось в воде.

— Кого-нибудь видишь? — спросил дон Баррехо у индейца, не перестававшего оглядываться по сторонам.

— Да, чья-то тень.

— Человек?

— Наверняка.

— Тот, который сторожит каноэ?

— Я так думаю.

— Мендоса, ты ведь всегда хвалишься меткостью своих выстрелов, не так ли?

— Иначе мне не было бы места среди флибустьеров, — ответил баск.

— Убери-ка этого человека, а мы тем временем столкнем в реку каноэ.

— Мне хватит одной пули.

Он уперся ногой в твердый песок дюны, поднял аркебузу и с большим тщанием прицелился в тень, видневшуюся возле каноэ. Дон Баррехо и другие готовы были броситься вперед, чтобы ввязаться в ожесточенное сражение ради захвата судна, куда более управляемого, чем плот.

Тишину ночи разорвал звук выстрела. Послышался крик:

— К оружию!..

Но часовой упал, сраженный меткой рулей баска.

В лагере испанцев послышались крики.

— К оружию!.. К оружию!..

Двое авантюристов и индеец, проворные, как белки, столкнули в воду каноэ, а баск побежал к ним.

— Стой!.. — завыли пять-шесть голосов. — Стой!..

— Сейчас!.. Поймайте-ка нас! — крикнул в ответ дон Баррехо, отталкиваясь от берега веслом.