Адвокат Казановы - Наталья Борохова

– Я тебе так необходима? – с сомнением произнесла Лиза.

– Разумеется. Я же не могу вести автомобиль. Кроме того, четыре руки всегда действуют проворнее двух.

– Ну, хорошо. Я подумаю, – пообещала Елизавета. – Труднее всего для меня будет найти предлог, чтобы уйти из дома. Ведь наша операция планируется ночью? Нужно все рассчитать, подготовить, прикинуть…

– Именно так, – заявил Серебров. – Значит, завтрашняя ночь подходит идеально.

– Почему так быстро? – удивилась Дубровская. – Я еще ничего не обдумала. Нельзя же так просто, за здорово живешь, лезть на чужую территорию и…

– Потому что через два дня возвращается из отпуска ваша матушка. Телеграмма лежит на столике в прихожей, – просто ответил Дмитрий. – Дальше тянуть некуда.

Мерцалов подкидывал в камин березовые чурки и следил за тем, как огонь, словно проголодавшийся хищник, пару раз лизнув добычу со всех сторон, жадно набрасывается на нее, урча от удовольствия. Отблески пламени, как дьявольские точки, плясали в глазах, превращая его в чужого, незнакомого человека, чья душа так же темна и загадочна, как мартовская ночь за окном Сосновой виллы. Дубровская стояла рядом.

– В доме душно, – решилась она прервать молчание. – Стоит ли топить камин?

Андрей поднял глаза, устремив на нее недоуменный взгляд.

– А кто сказал, что камин зажигают тогда, когда мерзнут? Может, я хочу согреть душу? – задал он странные вопросы.

Елизавета ничего не ответила, понимая, что все, что она сейчас сморозит про духоту или экономию дров, окажется глупостью. Мерцалов имел в виду совсем иное. Ей было непонятно философское настроение супруга, и она чертовски устала для того, чтобы в чем-то разбираться. Долгий день и пережитые волнения вычерпали ее собственную душу до дна, и Лизе хотелось только одного – добраться до постели, вдохнуть знакомый лавандовый запах наволочки и унестись на крыльях Морфея туда, где никто ее уже не будет доставать вопросами и загадками.

– Посиди со мной, – попросил муж.

Не без внутреннего протеста она подчинилась. Усевшись на медвежью шкуру рядом с ним, вытянула вперед ноги, ощущая невероятную истому.

– А помнишь те долгие вечера, которые мы проводили возле этого камина когда-то? – спросил Андрей, не отрывая взгляда от огня. – Мы все о чем-то говорили, говорили и не могли наговориться.

– Вернее, говорил ты, – поправила она его с улыбкой. – Я все больше слушала, опасаясь, что ты сочтешь мои рассказы скучными.

– Да уж. Ты иногда мне казалась такой странной, что я не знал, что и думать. Помню, однажды я целый вечер забавлял тебя веселенькими историями, не раз проверенными на своих прежних подружках. Те хохотали до упаду, а ты посматривала на меня как на полоумного. Я пытался взять тебя за руку, а ты отодвигалась от меня по той же самой шкуре, словно пообещала своей матери хранить целомудрие до конца жизни. И это уже после того, как мы с тобой целовались в кинотеатре, сидя на последнем ряду! Где, спрашивается, была твоя логика?

– Еще бы ты понял! – усмехнулась Лиза. – В тот день у меня порвался чулок на большом пальце, и здоровенная стрелка украсила мою ногу по всей длине. Конечно, я не хотела, чтобы ты счел меня неряхой, поэтому весь вечер просидела в неудобной позе, замаскировавшись медвежьим мехом.

– Чего уж проще было попросить у меня нитку с иголкой!

– И ходить в заштопанном чулке? – с притворным ужасом в голосе воскликнула Лиза. – Что бы сказала твоя мама? «Андрей! Тебе стоило быть более разборчивым при выборе постоянной подруги. Боюсь, выскочка Дубровская – не самая лучшая партия для человека нашего круга».

Елизавета так похоже изобразила манеру Ольги Сергеевны читать нотации и накручивать одновременно локон на указательный палец, что Андрей невольно заулыбался.

– А помнишь, как ты вырядилась в длинное вечернее платье и какое-то умопомрачительное колье, когда все наши гости собирались жарить шашлыки? – вспомнил он.

– Еще бы! Я, как всегда, пыталась произвести благоприятное впечатление на твою маменьку.

– Я думаю, тогда тебе это удалось.

– Я тоже так думаю, – захихикала Лиза. – Тем более что сама она была одета в рваные джинсы и соломенную шляпу.

Воспоминания сблизили их, и теперь они без умолку говорили об общих знакомых, вспоминали происшествия, которые некогда казались им мелкими и незначительными, а теперь, отдалившись от них на годы, вызывали щемящее чувство ностальгии.

Время – удивительная вещь. Сглаживая острые углы человеческой памяти, сдабривая ее своим целительным бальзамом, оно трудится денно и нощно, выгоняя из сознания весь сор, все ненужные бытовые неурядицы, превращая воспоминания в яркие картинки. Там всегда солнечно и тепло, вне зависимости от времени года. Не потому ли мы меняемся на глазах, окунаясь в теплые ощущения детства, волнующие переживания юности, бурные события молодости? К сожалению, возвращение из этих пучин бывает не всегда приятным…

Часы пробили два раза. Елизавета вздрогнула, очнувшись от воспоминаний. Все так же гудел в камине огонь, бросая сполохи на медвежью шкуру. Андрей сидел рядом, устремив взгляд на пляшущие языки пламени. Его лицо уже не было напряженным, а в глазах, таких же непроглядных, как мартовская ночь за окном, не таилось угрозы. Пугающий незнакомец исчез.

– Нам есть что вспомнить, – улыбнулся он.

– Верно, – согласилась Лиза. – Но уже очень поздно. Пора спать.

– Пора, – эхом отозвался муж.

Дубровская легко поднялась, нащупывая ногой домашние туфли. Один вопрос тревожил ее сейчас больше всего.

– Ты не будешь возражать, – небрежно начала она, – если я завтра переночую у мамы?

Улыбка застыла на лице у Андрея.

– Зачем? Она ведь еще не приехала. Ты что, собираешься ночевать в пустой квартире?

– Я хотела навести там порядок, – сказала она просто, как будто ложь не вызывала у нее никаких неудобств.

– Ну, если так…

– Конечно, дорогой! Ты же все понимаешь.

Она развернулась, и уже через несколько мгновений ее легкие шаги затерялись в глубине большого дома. Он остался у камина один.

«Завтра, – сказал он сам себе. – Это произойдет завтрашней ночью. Но разве у меня есть выбор?»

Автомобиль Елизаветы, поднимая в обе стороны грязные фонтаны талой воды, подъехал к знакомому дому. Дверца отворилась, и женские ножки в ботиночках из тонкой кожи ступили на непрочный островок мартовского льда. Девушка оглянулась вокруг и, не заметив ничего необыкновенного, направилась к подъезду.

Вечерело. Тьма, едва разбавленная тусклым светом двух уличных фонарей, уже поглотила детскую площадку с качелями и скамейками. Где уж было Дубровской заметить, что среди припаркованных автомобилей спрятался грязный от колес до крыши джип ее супруга. Сам Андрей, сидя в темном, холодном салоне, пристально вглядывался в ярко освещенные окна дома. Знакомое окно на четвертом этаже со шторами в горошек тоже было освещено, несмотря на то, что Елизавета еще не одолела все положенные ступени. Стало быть, там ее ждали.