Погасить черное пламя - Мария Гинзбург

Незадолго до того, как Звездные Рыцари решили отведать винограда, у Эдмунда фон Татцельберга, тогдашнего герцога Боремии, умерла жена. Она оставила прелестную дочь, Ингельду. О ее золотых волосах пели песни по всей Боремии. Фон Татцельберг женился второй раз. Вскоре после этого радостного события один из известных магов Боремии предсказал, что у Ингельды родится чудовище, которое разрушит крепость и магический щит. Злые языки поговаривали, что новая жена Татцельберга немало заплатила за столь удачно прочитанную судьбу падчерицы. Эдмунд не смог убить дочь, хотя рекомендации волшебника были именно такими. Ингельду заперли в башне, которая тогда носила название Северная. Вскоре армия эльфов обрушилась на земли оборотней.

Каранурума Феаноринга на самом деле звали Койриллэ, «Блеск весны», а боевое прозвище «Багряная пустота» прилепилось к нему гораздо позже. Он был тяжело ранен во время битвы за Хассберге, но смог избежать плена. Его приняли за мертвого. Эльф заблудился в лесу и вышел точнехонько к Северной башне. Ингельда, увидев перед собой красивого юношу, не стала терять времени зря. Легенда гласила, что она спустила вниз свои косы, и Койриллэ взобрался по ним. Но истина заключалась в том, что Ингельда сбросила раненному эльфу веревку, которой он обвязался. Эльф был так слаб, что самостоятельно не смог бы взобраться и на стульчак. А Ингельда втянула Койриллэ наверх. Как и все татцели, Ингельда была крепкого сложения, а Феаноринг был хотя и рослым, крепким юношей, но очень отощал от ран. Менестрель, в исполнении которого Зигфрид слышал «Балладу Золотых Кос» в этом месте особенно напирал на ту силу, что вливает в жилы всех живых существ любовь. Химмельриттер же подумал о том, что если бы ему предстояло провести жизнь в одиночестве, на самом верху дозорной башни, слушая только злобный северный ветер, то он втащил бы парня наверх вместе с конем, если бы рыцарь отказывался с ним расстаться. Ингельда выходила Койриллэ, и вскоре они вместе бежали из крепости. Койриллэ – потому что должен был вернуться под знамена Звездных Рыцарей. Ингельда, со слов менестреля, потому, что не могла расстаться с любимым. Зигфрид знал истинную причину.

Ингельде было бы очень сложно объяснить отцу, как она, находясь в полном одиночестве на высоте шести метров над землей, умудрилась забеременеть. Учитывая, что этот ребенок должен был разрушить Щит Курта, Ингельду после этого признания сбросили бы с башни.

Эдмунд фон Татцельберг пал в сражении под Хассбургом. Встал вопрос о том, кому теперь принадлежит крепость, без которой Боремия не сможет существовать. Мачеха Ингельды не стала дожидаться, какое решение примет Каранурум. Феаноринг к тому времени уже вполне оправдывал свое боевое прозвище. Герцогиня бежала в леса вместе с малолетним сыном Эдмунда. Койриллэ вступил в Татцельбург. Защитники крепости и Щита не сопротивлялись – в седле перед Койриллэ сидел законный владелец крепости. Им был маленький темноглазый мальчик, весьма симпатичный, несмотря на то, что ему на роду было написано родиться чудовищем. Северная башня была переименована в башню Золотых Кос. Маг ошибся. Сын Ингельды и Койриллэ укрепил и перестроил крепость, вместо того, чтобы уничтожить ее. Щит Курта продолжал функционировать без сбоев. В крепости Вольфсангель, где крепился второй конец магической дуги, все прошло далеко не так беболезненно – хотя предсказания об этом не предупредили. Вервольфы, в отличие от татцелей, увлекшихся матримониальными сюжетами, дрались насмерть и полегли как один. Перед гибелью они, исходя из соображений «так не доставайся же ты никому», сильно повредили артефакт, генерировавший щит. Магическое поле ослабло. Центральная часть Боремии в последующие годы, пока шел ремонт артефакта и Вольфсангеля, была выжжена обрадованными драконами практически дотла.

Очарованный Зигфрид провел руками по гобелену, а затем отогнул нижний левый угол и заглянул за край. Там обычно указывалось место создания шедевра. Зигфрид ожидал, что там будет написано «Фишервег». В этом городе производилось больше половины всех ковров Боремии. Но аккуратная надпись гласила: «Хассбург». Гобелен оказался старше, чем подумал Зигфрид. Возможно, перед ним был самый первый гобелен. Тот самый, что Каранурум Феаноринг повесил в башне Золотых Кос в память о подвиге его жены Ингельды, урожденной Татцельберг.

Или его точная копия.

– Этот ковер был привезен из Боремии, верно ведь? – спросил Зигфрид.

Старый эльф глянул в желтые, как масло, глаза собеседника, разрезанные черными лезвиями вертикальных зрачков. Все было понятно.

– Да, – ответил Лакгаэр. – Его привез мой отец. Теперь вы меня ненавидите? – вежливо осведомился он.

Оборотень фыркнул.

– Нет, – сказал он. – Между двумя любыми народами есть вещи, которые лучше не вспоминать. Просто забыть, и все. В девяти мирах хватит места для всего. Но та штука, что однажды разорвет их на кусочки, называется ненавистью. Как же вам удалось выжить, то есть я имею в виду, все Звездные Рыцари, прошедшие Боремию, были…

Бывший химмельриттер замялся.

– Прокляты до седьмого колена, – кивнул Лакгаэр. – Обычно здесь ребенку дают боремское имя, и это помогает.

– А как же вы? – спросил Зигфрид. – У вас вполне эльфийское имя.

– А моего отца не прокляли.

– Вот как? Почему же?

– Он спас маленького рысенка, застрявшего в расщепленном дереве, – ответил Лакгаэр. – Он объяснял мне, что отлично понимал, что делает. Что перед ним ребенок врага, врага страшного и беспощадного, с которым нельзя договориться, а можно только уничтожить. Но его желание заботиться о ком-то было очень велико, а котенок был весьма пушистый и красивый… Отец говорил, что собирался его отпустить, когда татцель бы подрос. Но случилось иначе.

– Да, я слышал эту историю, – медленно сказал Зифгрид. – Родители рысенка погибли, но за ним пришла его сводная сестра… Вы позволите взять этот гобелен?

– А вам не будет на нем жестко? – осведомился Лакгаэр. – Мне почему-то казалось, что вам больше понравится вот этот. Будет созвучен вашим мыслям…

Он указал на толстый, пушистый сюркистанский ковер. На фоне оранжево-алого пламени свился кольцами могучий черный дракон. На месте глаз поблескивали крохотные рубины. Зигфрид понял, что Лакгаэру вовсе не хочется, чтобы кто-нибудь обтирался задницей об раритет. Бывший химмельриттер внутренне согласился с ним. Гобелен из башни Золотых Кос был создан не для того, чтобы на него сыпались искры из камина.

– Да, этот будет помягче, – кивнул Зигфрид.

Лакгаэр хотел вызвать слугу, чтобы отнести ковер в каминную. Но оборотень принялся снимать ковер сам, и врожденное чувство такта подсказало старому эльфу другое решение. Он помог Зигфриду снять оружие, висевшее на ковре – двуручный топор, весь в боевых вмятинах, но любовно вычищенный и смазанный, хоть сейчас в бой, а так же щит с вытисненным на нем крабом-отшельником. Таков был герб рода Лакгаэра. Эльф и оборотень скатали ковер и вдвоем понесли его в каминную. Когда они миновали последний поворот и остановились передохнуть, Лакгаэр услышал нежный девичий голос, принадлежавший, несомненно, Глиргвай.