Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

Взметнулось несколько водяных столбов, обозначив места, где торпеды вошли в воду. Самолет вновь устремился вверх, а корабли уже стали уменьшаться в размерах, когда совершенно неожиданно «Рипалс» изверг столб черного дыма и тут же исчез под волнами.

Штабные офицеры в оперативной комнате «Нагато» были вне себя от радости — получили сообщение о потоплении «Рипалса»; спустя тридцать — сорок минут по внутренней связи услышали голос лейтенанта Сингу, звеневший от волнения: «Второй линкор потоплен!» «Принц Уэльский», самый современный линкор и гордость британского флота, тоже нашел свою гибель.

Если во время атаки на Пёрл-Харбор Ямамото, казалось, был в состоянии почти депрессивном, то на этот раз (вспоминают те, кто находился рядом с ним) радостно улыбался, его щеки пылали от возбуждения. И все же он испытывал противоречивые чувства: ведь если линкоры и правда устарели, как он утверждал, то нет особенной причины для ликования, если два потоплены; во всяком случае, в Пёрл-Харборе, где потоплены четыре, было больше поводов для радости. В любом случае Ямамото испытывал неловкость: застал врага врасплох на Гавайях, а сейчас наземные бомбардировщики — их развитие он сам продвигал — предприняли фронтальную атаку в открытом море, подтвердив тем самым его давно вынашиваемую теорию о превосходстве военно-воздушных сил.

И все-таки даже он, несмотря на все свои теории о линкорах и авиации, не избавился полностью от ощущения, что линкоры каким-то образом символизируют мощь страны, которой принадлежат.

— Надеюсь, вы не забыли о десяти дюжинах бутылок, сэр, — напомнил ему Мива.

— Конечно, конечно, — если хотите, пятьдесят дюжин! Пошлите адъютанта, пусть проследит!

— Не удивился бы, если за это вас произвели в бароны или адмиралы флота, — продолжал Мива.

— Только не меня, благодарю вас. А уж захотели бы наградить — попросил бы купить для меня участок в Сингапуре или где-нибудь еще и дать мне заняться моим собственным казино. Заработал бы чертову кучу денег для Японии!

Как упоминалось выше, Ямамото питал безмерную страсть к карточной игре. Это увлечение не всегда способствовало хорошей репутации; говорят, среди тем, которые морское министерство во время войны запрещало упоминать, — тот «факт, что главнокомандующий Объединенного флота весьма искусен в карточной игре».

В полдень 21 декабря, вскоре после того, как японский флот дважды столь решительно продемонстрировал миру превосходство авиации над линкорами, впервые на якоре в Хасирадзиме появился линкор «Ямато», — против строительства его Ямамото энергично возражал.

Детали держались тогда в секрете; «Ямато» был самым крупным линкором в мире: при полной загрузке водоизмещение 72 800 тонн; три башни, с тремя пушками каждая; максимальная скорость двадцать семь узлов. Поставить его рядом с «Нагато» и «Мутсу»– те выглядели бы как крейсеры. (И в самом деле: позднее американский патрульный самолет, обнаруживший плывшие рядом «Ямато» и «Мутсу», радировал: «Вижу вражеские линкор и крейсер!»)

Спустя два месяца командованию Объединенного флота пришлось переместить свой флаг на «Ямато»; а через два дня после того, как «Ямато» встал на якорь в Хасирадзиме, через канал Бунго прошел флот Нагумо, вернувшийся в Японию после месячного плавания. Уже было темно, когда флагман бросил якорь в Хасирадзима-Саунд, но Угаки и другие офицеры штаба Объединенного флота отплыли с «Акаги», чтобы выразить свою благодарность и передать поздравления. Ответный доклад, сделанный Нагумо, полон уверенности; а касаясь приказа зайти по пути в Мидуэй, он почти не скрывает своего презрения. Был бы признателен (так он, по существу, заявил), если бы люди, сидящие дома и незнакомые с ситуацией на месте, не вмешивались. Нагумо заявил, что этот приказ вызвал у него серьезное раздражение.

При входе в канал Бунго решили большинство самолетов отправить с авианосцев на наземные аэродромы. Командир эскадрильи Фучида скоро полетел назад на восточное побережье Кюсю, а после полудня уже был дома — на базе Камоике в Кагосиме. Ту ночь он посвятил выпивке и развлечениям с товарищами; утром, когда веселье еще не утихло, пришел приказ с «Нагато»: Ямамото хочет его видеть; ему надлежит, оставив свой самолет, лететь в Ивакуми, а до «Акаги» добраться на катере.

Утром 24 декабря коллега летчик доставил Фучиду в Ивакуни, — у командира еще шумело в голове после бессонной ночи. На борту «Акаги» его ожидал Ямамото вместе с начальником морского генерального штаба Нагано, который прибыл с визитом из Токио.

Ямамото пожал ему руку и сказал, что он сделал хорошую работу. После этого, однако, зачитал свое официальное обращение в качестве главнокомандующего ко всему командному составу ударной группы, по содержанию совершенно противоположное тому настрою, который только что показал по отношению к Фучиде. Вот суть того, что там говорилось: «Настоящая война еще впереди. Успех внезапного нападения не должен приводить к расслабленности. Пословица „побеждая, туже затяни шнурки на каске“ сейчас уместна, как никогда. Вы еще далеко не победили. Вы вернулись домой на время, чтобы приготовиться к следующей битве; с этого момента вы должны делать все, что в ваших силах, и еще больше».

Мива Йоситаке, присутствовавший там в этот момент, чувствовал себя почти так же, как офицеры, на которых обрушился этот выговор. Когда он попытался негромко подсказать Ямамото: может, стоит их немного похвалить (например, во время тостов, которые предстоят), тот проворчал что-то про себя и не ответил. Такие эмоциональные натуры, как Ямамото, с особой интенсивностью проявляют свои симпатии и антипатии. Командир ударной группы Нагумо, которому в основном и адресовалось это обращение, принадлежал «флотской» фракции; именно он, например, старался, чтобы Хори Тейкичи отправили в отставку. Нельзя не задаться вопросом: а что, если это «ворчание» — результат накапливавшегося долгие годы скрытого недовольства вице-адмиралом Нагумо?

После обращения Ямамото произнес речь начальник морского генерального штаба Нагано. Затем сфотографировались на память и в столовой подняли рюмки с холодным саке, сопровождавшимся «каштанами победы» и сушеными моллюсками.

Ямамото поинтересовался у Фучиды, каково точное время атаки; Фучида рассказал, как получилось, что она началась раньше на пять минут.

— Думаю, не стоит сетовать на какие-то пять минут, — утешил Ямамото.

Но Америка успела охарактеризовать налет как «предательское, трусливое нападение», и уже стала знаменитой фраза «Помни Пёрл-Харбор!» — кажется, это беспокоило Ямамото всю оставшуюся жизнь.

Если изучить обстоятельства, приведшие к «трусливому нападению», которое не давало покоя Ямамото, станет очевидно, по крайней мере на поверхностный взгляд — японская сторона проделала грубую работу. Но посмотреть глубже — столкнешься с кучей загадок; ответы на них неясны до сих пор, и невольно задумываешься: неужели успех Гавайской операции достигнут благодаря «божественной помощи»?

5 ноября того же года специальный посланник в США Кюрюсю Сабуро в большой спешке покинул Токио, — отправление «Чайна клиппер» из Гонконга задержали на два дня, чтобы дать ему возможность собраться. Одна версия, почему послали Кюрюсю, гласит: чтобы не допустить успешного завершения переговоров с США, а также ограничить в действиях посла Номуру Кичисабуро, который вел эти переговоры с вполне добрыми намерениями. Однако, читая собственные дипломатические мемуары Кюрюсю, к такому выводу никак не придешь. Сам Кюрюсю, по крайней мере, такого желания не имел.