Домик в Оллингтоне - Энтони Троллоп

Решившись в течение первых четырех или пяти дней пребывания своего в замке покинуть Лили Дель, Кросби старался успокоить свою совесть приведением на память подвигов разных героев из разных романов. Он вспомнил о Лотарио, о Дон Жуане, о Ловеласе, говорил себе, что в свете никогда не было недостатка в подобных героях и что свет обходился с подобными героями весьма снисходительно: никогда не наказывал их как негодяев, а, напротив, ласкал их и называл шалунами. Почему же и ему не быть таким же шалуном, какими были другие? Женщинам всегда нравился характер Дон Жуана, и Дон Жуан всегда пользовался популярностью между мужчинами. При этом он назвал себе дюжину Лотариев новейшего времени, которые смело поднимали свою голову, хотя всем было известно, что одним женщинам они изменили, а других привели к дверям смерти, а может быть, и к самой смерти. Война и любовь имеют сходство между собою, и свет привык прощать воинам того или другого лагеря всякого рода преступления.

Кросби, совершив подвиг, увидел себя принужденным смотреть на него совсем с другой точки зрения. Характер Лотарио вдруг показался ему совершенно в другом свете, в таком, какой бы ему неприятно было видеть, если бы он принадлежал ему самому. Он начал чувствовать, что ему не было почти никакой возможности писать к Лили письмо, написать которое было положительно необходимо. Он находился в таком положении, что мысли его невольным образом останавливались на самоубийстве как на единственном средстве выйти из этого положения. Две недели тому назад он был счастливейшим человеком, все улыбалось ему, перед ним было все, чего только мог пожелать человек, а теперь, когда он был нареченным зятем графа и имел в виду верную, блестящую карьеру, он был самый несчастный, самый низкий человек в целом мире!

Переменив платье на своей квартире, Кросби отправился в клуб обедать. Конечно, в тот вечер он ничего не мог делать.

Письмо в Оллингтон должно быть написано немедленно, но он не мог отправить его раньше вечера следующего дня, поэтому не было особенной крайности садиться за работу в тот же вечер. Проходя по Пикадилли к северу Сент-Джемса, ему пришло на мысль, что было бы хорошо написать к Лили коротенькое письмецо, не говоря в нем ни слова правды, письмецо, из которого было бы видно, что связь между ними остается еще не прерванною, в котором бы ничего не говорилось об этой связи, но было бы понятно, что отсрочка окончания дела необходима. Потом он подумал, что было бы хорошо телеграфировать Бернарду или написать ему всю правду. Бернард, разумеется, отмстил бы за свою кузину, но Кросби нисколько не страшился его мщения. Леди Джулия сказала ему, что у Лили не было ни отца, ни брата, и этим самым обвиняла его в низкой трусости.

– Я бы желал, чтобы у нее была дюжина братьев, – говорил Кросби самому себе, но едва ли он мог дать себе отчет в подобном желании.

Кросби возвратился в Лондон в последний день октября, самые многолюдные улицы аристократической части Лондона в Вест-Энде были совершенно пусты, поэтому он счел за лучшее провести вечер в своем клубе, но, как нарочно, при входе в столовую он встретил там, стоявшего перед камином, одного из своих старых задушевных друзей. Фаулер Прат первый ввел его в клуб Себрэйта и много содействовал его ранней и успешной карьере в жизни. С того времени Кросби и Фаулер Прат жили в тесной дружбе, хотя в этой дружбе Прат всегда сохранял за собой некоторое влияние. Он был немногими годами старше Кросби и значительно превосходил его своими способностями. Прат был менее честолюбив, менее имел расположения блистать в свете и еще менее пользовался популярностью. Он имел небольшое состояние, на которое жил спокойно и скромно, вел холостую жизнь, был кроток и благоразумен. Первые годы своего пребывания в Лондоне Кросби жил вместе с Пратом и привык во многом следовать советам своего друга, в последнее же время, когда Кросби сам сделался несколько замечательным человеком, он находил удовольствие в обществе таких людей, как Дель, которые не превосходили его ни по уму, ни по летам. Впрочем, прежняя дружба между ним и Пратом нисколько не охладела, и теперь они встретились с полным радушием.

– Я думал, что ты все еще в Барсетшэйре, – сказал Прат.

– А я думал, что ты все еще в Швейцарии.

– Я был в Швейцарии.

– И я был в Барсетшэйре, – сказал Кросби, и друзья заказали себе обед.

– Так ты женишься? – спросил Прат, когда кончился обед и когда лакей унес сыр.

– Кто тебе сказал?

– Все равно, кто бы ни сказал, лишь бы сказана была правда.

– Но если это неправда?

– Я слышал еще в прошлом месяце, и мне выдавали это за истину – правда или нет?

– Да, кажется, правда, – отвечал Кросби почти нехотя.

– Скажи, пожалуйста, что это значит, что ты так говоришь о своей женитьбе? Должен ли я поздравить тебя или нет? Невеста, мне говорили, кузина Деля.

Кросби повернул свой стул от стола к камину и ни слова не ответил. С рюмкой хересу он смотрел на раскаленные уголья и размышлял, не лучше ли будет рассказать всю историю Прату. Никто лучше Прата не мог бы подать ему совета, и никто, насколько он знал своего друга, не был бы так изумлен подобной историей. Прат относительно женщин не был романтичен и никогда не обнаруживал особенно нежных чувств.

– Пойдем в курильную, и там я расскажу тебе все, – сказал Кросби.

Они вышли, и так как в курильной не было ни души, то Кросби представлялась полная возможность высказаться откровенно.

Тяжел был для него этот рассказ – тяжелее, чем он думал.

– Я попал в страшное затруднение, – начал Кросби и потом рассказал, как он влюбился в Лили, до какой степени он был опрометчив и безрассуден, как прекрасна Лили («Беспредельно добра и слишком хороша для такого человека, как я», – говорил Кросби), как она приняла его предложение и как потом он раскаивался в своем поступке…

– Я тебе сказывал еще прежде, – говорил он потом, – что я уже вполовину был помолвлен с леди Александриной.

Читатель, вероятно, догадается, что эта полупомолвка была чистейшая выдумка.

– Неужели ты хочешь сказать, что теперь окончательно помолвлен.

– Так точно.

– Значит, мисс Дель ты должен объявить, что переменил свое намерение?

– Знаю, что я поступил весьма скверно, – сказал Кросби.

– Действительно, нехорошо, – сказал его друг.

– Это одно из тех затруднений, в которые впадает человек почти бессознательно.

– Да, я тоже смотрю на это совершенно с той же точки зрения. Мужчина может ухаживать за девушкой, может, сколько я понимаю, обмануть ее ожидания, не сделав ей предложения выйти за него замуж, хотя все это совершенно не в моем вкусе. Но, клянусь Георгом, сделать предложение такой девушке в сентябре, прожить месяц в ее семействе в качестве нареченного жениха, потом в октябре хладнокровно переехать в другой дом и сделать предложение другой девушке более высокого происхождения…

– Но ты знаешь, что тут ничего нельзя было сделать.