Сорок истин - Ана Ховская

Ульяна оглянулась и посмотрела на мужчину. Будто ничего и не произошло: он снова выглядел свежим, собранным и хладнокровным. Даже рубашку не помял. А она растрепанная, жалкая и униженная… Но и это ощущение не позволило ей уронить лицо.

— Сегодня в обед произошло сплошное недоразумение, о котором вам больше не стоит волноваться, — прохладно-деловым тоном и с чувством собственного достоинства заговорила она. — Я наговорила много лишнего, прекрасно это сознаю. Прошу меня извинить, это больше не повторится.

Барховский лишь повел плечами, разминая затекшую шею, будто это его вовсе не трогало и, бесцеремонно склонившись над столом, стал просматривать что-то на ноутбуке.

Ульяна одернула юбку. Пуговицы рубашки не попадали в петельки. Руки дрожали то ли от слабости, то ли от надвигающихся слез. «Лучше бы от слабости, — подумала она. — Ты не посмеешь плакать из-за того, что позволила себе так опуститься. Ты сама виновата. Нечего сопли разводить!»

— Ужин завтра в семь, — после долгого молчания с одолжением выдохнул Барховский и пригладил пятерней волосы на макушке. — За тобой заедут.

— Я не голодная, — бесстрастным тоном сумела произнести она, откинула голову назад и стала заправлять рубашку в юбку.

«Что я делаю здесь? Почему это снова случилось? — она тряхнула головой и в полумраке пригляделась к полу: где-то тут лежали ее колготки и туфли. — Зачем опять на те же грабли? И ведь сегодня я совершенно трезвая! Так какого черта ты делаешь, Улей?!»

Когда она сунула ноги в туфли, Барховский прошел к двери и недвусмысленно раскрыл ее шире.

«Это — пошла вон? Как унизительно! А чего ты от него ждала? Это же просто секс!»— с какой-то тяжелой смиренностью подумала Ульяна, скомкала колготки в кулаке и, не взглянув на мужчину, прошла к двери.

— Расслабьтесь, свидание с вами — пытка, — со всей доступной непринужденностью обронила она на пороге, — хотела посмотреть на вашу реакцию.

— Удовлетворена? — хмыкнул он, похоже, не особо впечатленный.

— Порадовали, — ухмыльнулась она. — Терпеть не могу розовые сопли!

— Ужин не отменяется, — донеслось до нее, когда она отвернулась.

— Ошибаетесь, — лениво оглянулась Ульяна и посерьезнела. — Извинения приняты? Медицинские услуги оплачены?

Кирилл лишь сурово вытянулся и прищурил глаза на явно саркастичный тон, но не ответил. «Так это была благодарность? Какого рожна она устроила этот цирк?!»

У него и мысли не было помогать ей в счет такой расплаты. Это был его человеческий долг. Он прекрасно помнил, как Белла перенесла пневмонию, как были испорчены новогодние праздники, как он не отходил от дочери ни на шаг, сам валясь от слабости. Исаева выглядела такой же обессиленной и беззащитной. А теперь она выставила его полным мерзавцем, хотя прекрасно знала, чего он хочет от нее, и соглашалась на это.

От жгучей досады прожгло легкие. Удовольствие от секса потеряло краски. «Чего от женщин можно еще ожидать? И эта уж точно вне всякой логики!»— мысленно фыркнул он, буравя ее ледяным взглядом.

Исаева снова ухмыльнулась, но где-то в глубине глаз он заметил горечь. И в нем снова зашевелился голодный зверь: «Почему она пытается отгородиться от меня всеми способами? Ее же накрывает от секса со мной, как и меня… Чего ей еще надо?!»

— Кстати, на «ты» мы не переходили, Кирилл Александрович, — подчеркнуто пренебрежительно заметила Исаева уже на выходе из приемной и отсалютовала ему двумя пальцами.

***

Ульяна спускалась в офис, ощущая неприятную слабость и снедающее томление внизу живота. «Сходила… Извинилась, — удрученно вздыхала она, постукивая затылком о стенку лифта. — Легкая оплата по счету, если бы не было так мерзко потом…»

Домой Ульяна ехала в подавленном состоянии. Иногда она невольно ощупывала себя, пытаясь осознать, действительно ли произошло то, что помнило ее тело.

Ульяна не была ханжой, но заниматься сексом в офисе, на столе, почти в рабочее время, с мужчиной, с которым ее ничего не связывало, — это не укладывалось в голове. Однако она ни на секунду не задумалась об этом, когда отдавалась Барховскому на его столе. И странно: с ним, с незнакомым человеком, который не признавался ей в симпатии и доводил до белого каления, она чувствовала себя раскрепощенной и сделала бы все, если бы он попросил, как никогда с бывшими мужчинами.

Не ужиная она легла спать: первый рабочий день был слишком напряженным и насыщенным на впечатления. Еще и безрассудный секс отнял много сил.

Ей снова становилось не по себе от противоречивых чувств и мыслей. Она до сих пор не смогла понять, почему Барховский так действует на нее, захватывает полностью, не давая опомниться, не оставляя выбора. Почему она испытывает странное притяжение к мужчине, который в принципе ей не нравится, с которым у нее ничего не может быть и который, была уверена, просто использует ее.

И где-то на грани сна она подумала: «Жаль, что я не могу позволить себе такого любовника. Только не в офисе с их тотализатором! Это ни к чему не приведет, только все усложнит… Надо остановиться, иначе я перестану уважать саму себя…»

***

Навязчивая мысль, откуда дочь знает Исаеву, а та ее, периодически отвлекала Кирилла по дороге домой. Он узнал бы это еще на обеде, но так и не поднялся к Ринате и Белле в кафе. Вернувшись домой уже поздно вечером, Кирилл поднялся к дочери, чтобы пригласить ее на горячий шоколад, который та готова была пить в любое время суток, и расспросить о подозрительном знакомстве. Но так и не вошел в ее комнату, замер у приоткрытой двери.

Белла лежала на полу, обложенная книжками и тетрадками, и, болтая ногами в воздухе в смешных гетрах и пушистых тапочках-медвежатах, по скайпу готовилась с однокурсницей к литературной конференции.

«Неужели этому чуду восемнадцать? — с умилением вздохнул Кирилл и не стал беспокоить дочь, в конце концов решив, что Исаева не стоит его внимания. Он уже получил от нее все, что хотел, и слишком устал, чтобы уделять ей время даже в мыслях.

Единственной женщиной, на кого он не жалел времени и всегда думал с радостью, была Белла. Дочь Кирилл безумно любил, но не баловал. Возможно, был слишком зациклен на том, чтобы воспитать полную противоположность своей бывшей жене, поэтому строг, но давал ей почувствовать себя значимой, старался учитывать ее желания и интересы. И Белла неизменно радовала его своим упорством в любом деле. В этом она пошла в отца: все, что ее увлекало, получалось на пять с плюсом. Но если чего-то терпеть не могла, то заставить ее это делать было невозможно. А уж если дочь сердилась, то растопить ее сердце могли не дорогие подарки, а его необычные поступки. И Кирилл научился находить к ней подход, как только они остались вдвоем.

Ирина Потапова забеременела в пятнадцать, когда Кириллу только стукнуло шестнадцать. Уже тогда он обладал зрелостью взрослого мужчины и без сожалений взял ответственность на себя.

Так уж вышло, что с десяти лет Кирилл был предоставлен самому себе. Родители — дипломаты не занимались его воспитанием. Ко всему оставили на воспитание и младшего брата, который был болезненным ребенком.