СССР при Брежневе. Правда великой эпохи - Димитрий Чураков

Итак, итоги нашего разбирательства волне однозначны. Большинство начинаний андроповского времени имело второе дно. В перспективе они способствовали скорее разрушению, чем развитию в нашей стране социализма. Поэтому уж кто-кто, а Юрий Владимирович не заслуживает «обвинений» в «коммунистической ортодоксии». И особенно выпукло это успело проявиться даже не в показушной борьбе за дисциплину, не в косметической демократизации производственных отношений, а в той сфере, которая была центральной, базовой, жизненно важной для советского строя, – идеологии. Как в любом идеократическом обществе, в СССР идеология являлась своеобразным стержнем и одновременно скобами, скреплявшими воедино все остальные сферы жизни: экономику, политику, социалку, культуру, мораль и проч. Анализ разрушительных новаций Андропова в идеологии требует самостоятельного скрупулезного научного исследования, но все же следует остановиться хотя бы на некоторых ключевых аспектах этой проблемы.

Внешне происходившее в сфере идеологии могло выглядеть как борьба за руководство идеологической работой в партии между двумя кланами: андроповским и черненковским. Отчасти так оно и происходило. Для укрепления своей власти вообще Андропов пытался максимально сузить полномочия «днепропетровцев» везде, где это было возможно. Так, в обход официального идеологического аппарата, возглавлявшегося Черненко, Андропов активизировал деятельность параллельных неформальных «мозговых центров», перед которыми ставились задачи ни много ни мало, как научно проработать стратегию будущих реформ. В их основу должны были быть положены совершенно новые принципы, отличные от тех, на базе которых советское общество развивалось все предшествующие годы. Негласно работу эту курировали деятели такого плана, как Горбачев, Рыжков, Яковлев и др.

Один из документов, подготавливаемых такими «мозговыми центрами» (вряд ли случайно), попал в руки итальянской коммунистической партии, давно шедшей извилистыми путями еврокоммунизма и антисоветизма. Поскольку документ этот родился в недрах Сибирского отделения Академии наук СССР, он получил название «Новосибирского документа». Появление его на Западе вызвало там настоящий фурор. Еще бы, группа советских ученых во главе с академиками Аганбегяном и Татьяной Заславской провозглашала, что построенное в СССР общество «представляет отныне устаревшую систему производственных отношений и управления народным хозяйством, порождающую постоянный спад производства, постепенную утрату заинтересованности трудящихся в результатах своего труда, неспособность обеспечить полное и адекватное использование трудового и умственного потенциала общества… Процесс модернизации социалистических производственных отношений сложнее, чем это представлялось, так как существующую систему должны изменять социальные группы, занимающие довольно прочные позиции в системе и, следовательно, связанные с ней сильными интересами…». Академиками предлагалось в этой связи «мобилизовать заинтересованные в изменениях советского строя группы и одновременно нейтрализовать те группы, которые потенциально могут выступить против реформ»120. Позже, при Горбачеве и Ельцине, это положение выльется в лозунг создания «стратегического собственника», «среднего класса» и тому подобные умозрительные конструкции.

Вряд ли бы такие искушенные в придворных интригах академики, как Аганбегян и Заславская, рискнули бы не только подготовить подобный аналитический документ, но даже высказать подобные суждения вслух, если бы не были уверены в полной своей безнаказанности. Приходится признать, что сформулированные ими выводы шли в русле тех «идеологических новаций», которые высказывал и развивал сам Андропов. Придворным ученым нужно было лишь уловить происходившие перемены и вовремя под них подстроиться. Пожалуй, академики даже осторожничали, чтобы не оказаться в положении бегущих впереди паровоза. Критика существовавшего в стране положения в речах и статьях генсека звучала еще более решительно. Причем это была не просто критика, в словах генсека в принципе читались основные контуры реформ, далеко не социалистических, которые предполагались как панацея от поразивших страну негативных явлений. Так, первые раскаты андроповской критики прокатились уже на ноябрьском (1982 г.) Пленуме ЦК КПСС. На нем новоиспеченный партийный лидер с ходу заявил, что задания за первые два года текущей одиннадцатой пятилетки были не выполнены, производительность труда росла «темпами, которые не могут нас удовлетворить», оставались диспропорции между сырьевыми и перерабатывающими отраслями, никак ни снижалась материалоемкость выпускаемой продукции и т. д. В вышедшей в Израиле в 1983 году книге И. Земцова подчеркивалось, что «никогда ни один советский руководитель не произносил такого жесткого и ясного приговора советской системе, как это сделал Андропов».

Обратил Земцов внимание также на некоторые важные нюансы андроповского выступления. Генсек, в частности, для улучшения положения в стране призвал обратиться к опыту других социалистических стран. А ведь прежде всегда утверждалось, что СССР и только СССР «открывает и прокладывает новые, неизведанные» пути в светлое будущее, а все остальные лишь следуют за ним, да и то «всегда с ошибками»… Более того, он призвал обобщить «мировой опыт», т. е. опыт стран капитализма. «Отсюда до идеи конвергенции и общечеловеческих ценностей – прямая дорога», – отмечает в своем исследовании о годах перестройки видный отечественный историк И.Я. Фроянов121.

Главным идеологическим трудом Андропова заслуженно считается его работа «Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР». Она была опубликована в третьем номере журнала «Коммунист» за 1983 год и посвящалась 100-летию со дня смерти основоположника. Уже в момент своего выхода статья получила преимущество позитивную оценку на всех флангах политического спектра нашей страны, хотя, конечно, не обошлось и без скептических замечаний и пессимизма отдельных деятелей. Отметим некоторые положения андроповской работы, которые на практике не являлись развитием марксизма, а исподволь подготавливали почву для его дискредитации.

Андропов писал: «Нам надо трезво представлять, где мы находимся, забегать вперед – значит выдвигать неосуществимые задачи; останавливаться только на достигнутом – значит не использовать все то, чем мы располагаем»122. Это положение Андропов, помимо прочего, пояснил на примере существовавших в обществе отношений собственности. «Говоря о превращении “моего” в “наше”, – доказывал генсек, – нельзя забывать, что это длительный многоплановый процесс, который не следует упрощать…» Развивая свою аргументацию, Андропов переходил к таким принципиальным вопросам, как, например, вопросы распределения и равенства при социализме. «Распределительные отношения прямо и непосредственно затрагивают интересы всех и каждого, – рассуждает он, – характер распределения является, по сути дела, одним из важнейших показателей степени социального равенства, возможной при социализме. Любые попытки волевым путем превысить эту возможную степень, забежать вперед – к коммунистическим формам распределения, без точного учета трудового вклада каждого в создание материальных и духовных благ могут породить и порождают нежелательные явления. Полное социальное равенство не возникает вдруг и в законченном виде. Общество дорастает, дорабатывается до него довольно долго, трудно, ценой огромных усилий».