Аналитическая психология - Карл Густав Юнг

490 Именно в творческих фантазиях мы находим искомую объединяющую функцию. Все функции, которые активны в психике, сходятся в фантазии. Фантазия, правда, имеет плохую репутацию среди психологов; до настоящего времени соответственным образом относились к ней и авторы психоаналитических теорий. Для Фрейда, как и для Адлера, фантазия есть не что иное, как «символическая» маскировка базовых побуждений и намерений, постулируемых этими двумя исследователями. Однако исходя не столько из теоретических, сколько из практических соображений, следует подчеркнуть: хотя фантазия может быть каузально объяснена и обесценена таким образом, она тем не менее остается творческой матрицей всего, что позволило человечеству достичь прогресса. Фантазия обладает своей собственной неснижаемой ценностью: это психическая функция, которая уходит своими корнями как в сознание, так и в бессознательное, как в индивидуальное, так и в коллективное.

491 Почему же фантазия заслужила столь дурную репутацию? Прежде всего из-за того обстоятельства, что ее нельзя воспринимать буквально. Фантазия, понятая конкретно, бесполезна. Если она понимается семиотически, как понимает ее Фрейд, она представляет научный интерес; но если она понимается герменевтически, как аутентичный символ, она действует как указатель и предоставляет подсказки, необходимые нам для того, чтобы жить в гармонии с собой.

492 Символ не есть знак, который маскирует нечто общеизвестное[209]. Его значение заключается в том, что это попытка прояснить, посредством более или менее удачной аналогии, нечто до сих пор совершенно неизвестное или все еще находящееся в процессе формирования[210]. Если мы сведем это с помощью анализа до чего-то общеизвестного, мы уничтожим истинную ценность символа; приписывание же ему герменевтического значения, напротив, согласуется с его ценностью и его смыслом.

493 Сущность герменевтики – искусства, широко распространенного в прежние времена – состоит в добавлении к аналогии, которая уже представлена символом, дальнейших аналогий: сначала субъективных, порожденных пациентом случайно, а затем объективных, черпаемых аналитиком из своих общих познаний. Данная процедура расширяет и обогащает исходный символ; конечный результат представляет собой бесконечно сложную и пеструю картину, элементы которой можно свести к их соответствующим tertia comparationis[211]. Определенные линии психологического развития проступают ярче; эти линии одновременно индивидуальные и коллективные. Нет в мире такой науки, с помощью которой можно было бы доказать «правильность» этих линий; напротив, рационализм может очень легко доказать, что они ошибочны. Их валидность подтверждается их высокой ценностью для жизни. Именно это и важно на практике: наша первостепенная задача состоит в том, чтобы вернуть людей к жизни, а не рационально доказать «правильность» принципов, по которым они живут.

494 [Данная точка зрения покажется единственно приемлемой человеку нашего времени, который мыслит и чувствует научно, но не чрезвычайно большому количеству так называемых образованных людей, для которых наука является не принципом интеллектуальной этики, превосходящей их собственный разум, а скорее средством подтверждения их внутренних переживаний и придания им общей валидности. Никто из тех, кто занимается психологией, не должен закрывать глаза на тот факт, что помимо относительно небольшого числа тех, кто почитает научные принципы и методы, человечество изобилует сторонниками совсем иного принципа. В согласии с духом нашей современной культуры мы можем прочитать в энциклопедии, в статье об астрологии, следующее замечание: «Одним из ее последних приверженцев был И. В. Пфафф, чьи труды “Astrologie” (1816) и “Der Stern der Drei Weisen” (1821) следует считать странным анахронизмом. Однако астрология по-прежнему высоко ценится на Востоке, особенно в Персии, Индии и Китае». Надо быть абсолютно слепым, чтобы написать такое сегодня. Правда в том, что астрология процветает сегодня как никогда. Существуют астрологические библиотеки и журналы, которые продаются гораздо успешнее, чем лучшие научные работы. Европейцы и американцы, которым астрологи составляют гороскопы, исчисляются не сотнями тысяч, а миллионами. Астрология – процветающая индустрия. И все же в энциклопедии может быть сказано: «Поэт Драйден (ум. 1701) по-прежнему составлял гороскопы для своих детей». Помимо прочего, Европу и Америку буквально затопила христианская наука. Сотни и тысячи людей по обе стороны Атлантики слепо верят в теософию и антропософию; любому, кто полагает, будто розенкрейцеры – это легенда из далекого прошлого, достаточно открыть глаза пошире, чтобы увидеть их такими же живыми, как и прежде. Народная магия и тайные знания не вымерли. Не следует также воображать, что только отбросы общества способны питать такие суеверия. Как мы знаем, даже на самой вершине социальной лестницы можно найти поборников этого другого принципа.]

495 [Любой, кто интересуется реальной психологией человека, должен помнить об этом. Если такой большой процент населения испытывает ненасытную потребность в этом контрполюсе научному духу, мы можем не сомневаться, что коллективная психика в каждом человеке – будь он ученым или нет – содержит это психологическое требование в равно высокой степени. Определенный вид «научного» скептицизма и критики в наше время есть не что иное, как неуместная компенсация мощных и глубоко укоренившихся суеверных импульсов коллективной психики. Из опыта мы видим, что наиболее критические умы полностью уступили этому требованию коллективной психики, прямо или косвенно, превратив свою научную теорию в фетиш.][212]

496 Верный духу научного суеверия, кто-то может упомянуть о внушении. Нам давно следовало понять, что внушение будет принято только в том случае, если оно созвучно внушаемому. Если оно неприемлемо, всякое внушение бесполезно; в противном случае лечение невроза было бы чрезвычайно простым делом: достаточно просто внушить больному, что он здоров. Эти псевдонаучные разглагольствования о внушении основаны на бессознательном суеверии о том, что внушение обладает некой самогенерируемой магической силой. Никто не поддается внушению, если только в самой глубине своего сердца не желает подчиниться ему.

497 Применив герменевтический подход к фантазиям, мы приходим, в теории, к синтезу индивида с коллективной психикой; однако на практике предстоит выполнить еще одно обязательное условие. В согласии со своей регрессивной природой невротик – и этому он также научился в ходе своей болезни – никогда не принимает всерьез себя или мир, но всегда надеется, что его вылечит тот или другой доктор, метод или обстоятельства, без какого-либо серьезного участия с его стороны. Но нельзя искупаться, не намочившись. Без искреннего желания и абсолютной серьезности со стороны пациента выздоровление невозможно. Нет волшебных лекарств от невроза. С того момента, как мы наметим символически обозначенные линии наступления, пациент обязан им следовать. Если же он увиливает от этого, он автоматически исключает любое излечение. Он должен всецело принять индивидуальную линию жизни, которую он признал своей собственной, и следовать ей до тех пор, пока безошибочная реакция в бессознательном не подскажет ему, что он движется по ложному пути.