Человек с большим будущим - Абир Мукерджи

— Молодчина, — одобрил я. — Не сомневаюсь, Сен оценил бы ваше усердие.

— Я говорю не о Сене, сэр. А о том, что я не могу уйти, если есть шанс, что младший инспектор Дигби пойдет на повышение и, возможно, станет вашим начальником… сэр.

Мы возвращались на Лал-базар по улицам, охваченным лихорадочной суетой. Оливково-зеленые грузовики, набитые солдатами, проносились мимо нас на север, изрыгая черный дым из выхлопных труб. Сипаи готовились занять позиции по периметру Дэлхаузи-сквер. Под руководством молодого офицера-британца они устраивали контрольно-пропускные пункты и раскладывали мешки с песком вокруг входов в «Дом писателей», центральное почтовое отделение и телефонную станцию.

Само здание на Лал-базаре практически опустело. Почти все патрульные, офицеры и рядовые сотрудники были направлены в места, где предположительно могли возникнуть беспорядки. Остались только пеоны и администрация. Они и, конечно же, следователи. Их время придет, если тучи окончательно сгустятся и начнут гибнуть люди. Попросив Несокрушима подождать в моем кабинете, я отправился в центр связи. Я намеревался узнать последние новости, но, помня о душевном состоянии сержанта, рассудил, что брать его с собой не стоит. Он все еще колебался, и меньше всего мне хотелось, чтобы он увидел неотредактированные отчеты о событиях в стране и снова решил подать в отставку.

Однако мне даже не пришлось читать последние донесения, чтобы понять, что положение ухудшается. Хватило взгляда в окна на четвертом этаже. На севере и на востоке поднимались столбы густого дыма, и небо от них темнело, как от муссонных облаков.

Время близилось к полудню. Центр связи, подогреваемый теплом от электроприборов, превратился в духовку. Службу несла уже другая смена: утренний белый офицер и двое констеблей-индийцев уступили место аналогичной команде — двум другим индийцам и их белому начальнику. Я прочел несколько наиболее свежих отчетов. В большинстве крупнейших городов сгущались тучи. Из Дели приходили противоречивые сообщения: военное руководство пошло ва-банк и восхваляло Дайера как спасителя империи, гражданская же администрация высказывалась более сдержанно. Путаные сведения и первые признаки паники. Из Пенджаба не было ничего. Как будто вся провинция просто исчезла с лица земли.

Я был на середине отчета о состоянии дел в Бомбее, когда в комнату, тяжело дыша, ворвался Несокрушим. Пот тонкой струйкой стекал у него по виску.

— Сообщение из таны в Коссипуре, — едва переводя дыхание, сказал он. — От младшего инспектора Дигби. Плохие новости.

«Уолсли» в гараже не оказалось. Как и остальных машин. Весь немногочисленный автотранспорт Имперской полиции был отправлен в районы, где начались волнения. В конюшнях оставалось несколько лошадей, и я уже приглядывал для нас с Несокрушимом пару, но сержант посмотрел на меня так, словно я предложил ему сойтись врукопашную с медведем.

— Это обученная полицейская лошадь, — заметил я, — а не дикий бык.

— У меня вызывают сомнения не способности лошади, — ответил он. — Мне кажется, боги не создали бенгальцев для верховой езды.

Я мог приказать ему лезть на лошадь, но смысла в этом не видел. Что, если он сломает шею или, что еще хуже, снова попробует подать в отставку?

— У вас есть другие предложения? — спросил я.

Как оказалось, другие предложения у Банерджи были, и через десять минут мы уже ехали в Коссипур, поймав один из попутных армейских грузовиков, двигавшихся в северном направлении.

Грузовик высадил нас у коссипурской таны, и дальше мы двинулись пешком по опустевшим улицам, мимо домов, окна которых были закрыты ставнями, а двери загорожены досками. У входа в дом номер сорок семь по Маниктолла-лейн стоял констебль в форме, вооруженный лати, рядом на ступеньке сидел старый слуга, Ратан. Одет он был, как всегда, в набедренную повязку и, когда мы подошли, за что-то горячо отчитывал констебля. Затем поток брани, лившийся из его уст, внезапно иссяк, как будто он потерял мысль. Впрочем, констебля, судя по всему, это ничуть не заботило — искусно подражая караулу у Букингемского дворца, он стоял, вытянувшись по струнке, и усердно игнорировал старика.

По дому разносился гул многочисленных голосов; в комнате, что находилась в конце коридора, кто-то резким голосом отдавал приказы. У подножия лестницы стоял констебль-индиец. Заметив нас, он встал по стойке смирно. Я спросил, нельзя ли увидеть Дигби.

— Младший инспектор-сахиб наверху, — ответил констебль, указывая направление поднятым пальцем.

Дигби разговаривал с другим констеблем-индийцем на лестничной площадке второго этажа.

— А, вот и ты, приятель, — сказал он. — Пойдем.

Он провел меня по коридору и остановился у самой дальней двери, возле которой стоял на часах еще один констебль. Дигби махнул рукой в приглашающем жесте:

— После вас.

Я оказался в тесной, ничем не примечательной комнатушке. Обстановки здесь почти не было, только кровать и, в общем, почти все, не считая свисавшего с потолка тела. Будь в комнате больше мебели, оно все равно бросалось бы в глаза. Тело девушки висело на веревке, привязанной к крюку на потолке. На полу, в нескольких футах под телом, валялся опрокинутый стул. Голова девушки как-то неловко склонялась набок, словно у куклы, которой свернули шею, грива растрепанных темных волос заслоняла лицо, но я и так знал, кто передо мной. На ней было то же сари пастельного оттенка, что и вчера.

Я коснулся ее руки. Липкая и холодная. Пока никаких признаков окоченения.

— Что мы знаем? — спросил я у Дигби.

— Похоже на самоубийство. Когда мы приехали, она уже была мертва. Неизвестно точно, насколько долго.

— Кто ее нашел?

— Служанка. Хозяйка дома послала ее за девушкой.

— Когда именно?

— Сразу, как мы приехали. Около одиннадцати.

— И что, до одиннадцати часов никто не зашел к ней в комнату глянуть, почему она не встала?

— Ночные бабочки, — объяснил Дигби. — Они частенько спят допоздна.

— Где миссис Бозе?

— Внизу. Мы взяли ее под стражу в гостиной.

Я кивнул и показал на тело Дэви:

— Позови кого-нибудь, пусть ее снимут, а затем организуй отправку в морг.

Дигби отдал честь и вышел. Я внимательнее взглянул на безжизненно повисшее тело, потом — на лежащий на полу стул. Что-то здесь было не так. Я повернулся к Несокрушиму. Он тоже сосредоточенно смотрел вверх, на труп.

— Что вы думаете об этом, сержант? — спросил я.

У сержанта был потрясенный вид.

— Точно не скажу, сэр, — ответил он. — Я никогда раньше не видел самоубийств. Я ожидал другого. Эта сцена напоминает мне казнь, свидетелем которой я стал однажды в центральной тюрьме. Там, правда, была настоящая виселица. Они даже привязали груз к телу. Голова чуть не оторвалась, когда он повис.