Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Взбесил офицеров дивизии даже не сам этот факт. Война — жестокая штука. Иногда кому-то приходится пожертвовать собой, чтобы прикрыть остальных. Но их взбесило то, что им постоянно врали.

Вот завершающая часть рапорта командира Донской Сводно-партизанской дивизии генерала Дьякова:

«Во имя долга перед погибшими, преданными офицерами и войсками, для удовлетворения возмущенных, случайно уцелевших чинов дивизии, считаю необходимым в заключение отметить, что спешная, постыдная погрузка 13 марта не вызывалась реальной обстановкой на фронте[106], которая мне как отходившему последним была очевидна. Никаких значительных сил у Раевки не наступало, ибо в 14 часов (в 2 часа дня) 13 марта никого, кроме разъездов, у Владимировки не было. Что же касается деревни Борисовки, то она была весьма слабо занята двумя-тремя экскадронами и четырьмя ротами. Образ действий противника в этом районе делал основание предполагать, что там были всего лишь "зеленые". Таким образом, при наличии хотя бы слабой попытки к управлению со стороны генерала Кутепова или Барбовича ничего не стоило бы удержать Новороссийск еще два-три дня, указав только линию арьергардных боев и участки для тех частей, которые все равно не имели транспортных средств. К сожалению, ни генерал Кутепов, ни генерал Барбович не только не искали связи со своими частями, но даже увернулись от меня, так как ни тот, ни другой не ответили, кто у меня справа и слева и какой план действий ими намечен. В результате управление из рук генерала Кутепова было передано генералу Барбовичу, который передал его начальнику Корниловской дивизии, а последний — своему командиру полка, который не желал иметь ни с кем связи и, избрав себе благую часть — движение по полотну железной дороги вместе с бронепоездами, менее всего был занят прикрытием Новороссийска с северо-запада, как значилось в директиве.

Если по условиям обстановки вызывалась необходимость пожертвовать Сводно-партизанской дивизией как арьергардом, выиграть время и погрузить прочие части армии, то неужели допустимо не поставить об этом в известность начальника этого арьергарда? Неужели допустимо не дать ему ясной и определенной задачи? Насколько мне известно, ни военная история, ни тактика не рекомендуют применять обман начальника арьергарда. Между тем не будь этого обмана, то есть знай я, что судов для дивизии нет, я остался бы с дивизией в Кирилловке и, безусловно, продержался бы весь день 14 марта, если при мне остались бы бронепоезда. Наконец, самый факт обмана в бою, то есть заведомое сокрытие боевой обстановки со стороны старшего начальника, действует на обманутую часть настолько разлагающим образом, что вести ее еще раз в бой и ждать успеха едва ли будет разумно…»

Судьба Кубанской армии интересна не только тем, что впервые за время Гражданской войны большевики и белогвардейцы разговаривали друг с другом не через прицел, а в контексте позиции, которую при этом озвучили красные.

Как уже было сказано, Кубанская армия, точнее то, что от нее осталось, двинулась на юг, на Геленджик и Сочи. Вместе в ней шел и 4-й Донской конный корпус, который «забыли» на берегу. Тоже не весь корпус, а только те, кто сдаваться не хотел. Пока не хотел. С ними же шли и многочисленные беженцы.

Всего на юг отправилось около 40 тысяч человек. Вместе с кубанскими частями двигались Рада, правительство и войсковой атаман Н. А. Букретов.

Путь был очень трудным. В то время на Сочи с Кубани не было вообще никакой дороги[107](ее построили только в тридцатых). Так что идти пришлось через горы. Продовольствие имели лишь кубанцы, да и у тех оно быстро закончилось. Начался голод.

«Умирающие с голода люди отбирали последние, ничтожные запасы у населения. Питались кукурузой и мясом. Ели, пока было что есть, скот беженцев. Но скоро запасы мяса истощились. Кукурузы не хватало. Тогда стали собирать в лесу прошлогодние лесные груши, которые ели в вареном и сухом виде. Голод усиливался. Появились умершие голодной смертью. Офицеры и казаки исхудали к концу перехода так, что остались в буквальном смысле кожа да кости».

(В. Раковский)

Впрочем, возможно, Раковский тут слегка преувеличивает. Лошадей-то не ели. Как мы увидим дальше, у белых их осталось около 20 тысяч.

…В конце концов кубанцы и донцы вышли к Сочи и Адлеру. Дальше, за рекой Псоу, находилась Грузия. По реке заняли позиции грузинские войска, командование которых заявило, что не пропустит никого — ни солдат, ни беженцев.

Белые легко могли бы смести грузинское воинство. Как показали дальнейшие события, когда грузины разбирались уже с большевиками, боевая ценность их войск была близка к нулю.

Но тут на рейде появились английские корабли. Британцы заявили, что при попытке силового прорыва они прекратят всяческую помощь Кубанской армии. Прорваться через Псоу можно было и без английской помощи — а вот дойти до Турции…

А почему англичане так поступили?

Отнюдь не из трогательной любви к грузинам и их опереточному суверенитету. Просто как раз в этот момент английское правительство давило на белых, принуждая их вступить в переговоры с большевиками, а в перспективе — созвать общую мирную конференцию всех воюющих сторон.

В ноте лорда Керзона к Г. В. Чичерину[108]от 1 апреля министр иностранных дел Великобритании заявил:

«Я употребил все свое влияние на генерала Деникина, чтобы уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что, если он поступит так, я употреблю все усилия, чтобы заключить мир между его силами и вашими, обеспечив неприкосновенность всех его соратников, а также населения Крыма. Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю».

Подробнее об этом — в следующей главе. Факт тот, что англичанам на данный момент был невыгоден лишний шум.

…Положение у Кубанской армии было безвыходным. С севера шли большевики, вперед не пройти, в горах еще лежал снег — так что через перевалы тоже не пробиться.

Кстати, не стоит думать, что Кубанская армия была оторванной от мира. Ее представители на английских судах плавали и в Крым, и в Грузию — уговаривать власти все-таки пропустить белых.

И тут еще один вопрос. А что, белые из Крыма не могли прислать суда, чтобы забрать кубанцев? Могли. Но не слали. Дело в том, что обстановка в Крыму была паршивой. Прибывшие туда солдаты и офицеры озверели от всего, что с ними произошло. На улицах Севастополя постоянно шли стычки между добровольцами и донцами. Донские казаки митинговали не хуже, чем петроградские солдаты в 1917 году. Так что тащить в Крым еще более озверелых кубанцев, которые еще хуже относились к добровольцам, никому не хотелось. Тем более что наступления большевиков в ближайшее время никто не ждал.