Карта неба - Феликс Х. Пальма

— Едем со мной, если хочешь жить! — выкрикнул он.

Но девушка не двинулась с места. Она застыла, не понимая, что происходит. Недолго думая, Клейтон подтолкнул ее к экипажу и вместе с нею забрался внутрь. Уэллс последовал их примеру, слыша, как за спиной включился новый луч. Град камней и песка обрушился на экипаж, стекла в окошках разлетелись вдребезги. Когда снаружи все немного стихло, писатель попытался встать с тел своих попутчиков, которые тоже зашевелились, видимо, не вполне понимая, на каком свете они находятся. Уэллс увидел огромную яму, проделанную лучом в земле, совсем рядом с экипажем, который в это время вновь пустился в путь. Уэллс занял свободное место, радуясь, что после такого камнепада их кучер уцелел. А тот яростно хлестал кнутом по спинам лошадей, стремясь побыстрее покинуть опасную зону. И тут писатель внезапно узнал спасшего их человека, который сидел как раз напротив него. Тот заметно похудел, но это был несомненно он, Властелин времени. Человек, которого он ненавидел как никого на свете.

— Джордж… — приветствовал его Мюррей легким наклоном головы и смущенной улыбкой.

— Проклятый сукин сын! — вскричал Уэллс и бросился на миллионера, стараясь схватить его за горло. — Да как ты осмелился!

— Это не я, Джордж! — оправдывался Мюррей. — Я тут ни при чем!

— Что здесь происходит? — закричал Клейтон, стараясь разнять их.

— Не узнаете его? — задыхаясь проговорил писатель. — Это же Гиллиам Мюррей!

— Гиллиам Мюррей? — пролепетала девушка, с испугом наблюдавшая из своего угла за развитием событий, так напоминавших заурядную кабацкую ссору.

— Я тебе все объясню, Эмма… — торопливо проговорил Мюррей.

— Тебе придется многое объяснять, треклятый безумец! — взревел Уэллс, пытаясь высвободиться из объятий Клейтона.

— Успокойтесь, мистер Уэллс, — приказал агент, вытащил из-за пояса пистолет и направил его на писателя. — И вернитесь, пожалуйста, на свое место.

Уэллс неохотно подчинился.

— Хорошо, а теперь давайте все успокоимся, — сказал Клейтон, старавшийся контролировать ситуацию, разговаривая с присутствующими четкими и неторопливыми фразами. — Я специальный агент Корнелиус Клейтон из Скотленд-Ярда. — Затем он с вежливой улыбкой обратился к Мюррею: — А вы, полагаю, Гиллиам Мюррей, Властелин времени. Хотя официально вы уже два года как умерли.

— Да, это я, — раздраженно ответил миллионер. — Воскрес, как видите.

— Ладно, поговорим об этом в другой раз, — холодно заметил Клейтон, стараясь сохранять прямую осанку, несмотря на дорожную тряску. — Сейчас же мы должны решить гораздо более срочный вопрос. Скажите, вы несете ответственность за все происходящее?

— Конечно же нет! — воскликнул Мюррей. — Я же не убийца, в конце концов!

Клейтон жестом попросил его успокоиться.

— Ладно, ладно. Однако я располагаю вашим письмом, адресованным мистеру Уэллсу, что сидит слева от меня, где вы сообщаете, что должны воспроизвести марсианское нашествие из его романа как раз сегодня, чтобы завоевать сердце женщины, которую любите и которой, предполагаю, являетесь вы, мисс…

— Харлоу… — едва слышно отозвалась девушка. — Меня зовут Эмма Харлоу.

— Рад познакомиться с вами, мисс Харлоу. — Как истинный джентльмен Клейтон улыбнулся ей и прикоснулся кончиками пальцев к своей шляпе, после чего вновь уставился на миллионера: — Итак, мистер Мюррей, вы писали это письмо?

— Да, да, будь оно проклято! — выкрикнул тот. — И все, что в нем написано, правда. Я просил помощи у мистера Уэллса, но он мне в ней отказал, что может сам удостоверить. Я же продолжил попытки воссоздать нашествие самостоятельно, но не добился ничего правдоподобного и в конце концов отказался от своего плана. А сюда я приехал сегодня, прочитав в газетах, что кому-то удалось этого добиться.

— Вы думаете, у людей нет других забот, кроме как пытаться воспроизвести нашествие из моего романа? — гневно перебил его Уэллс.

— Разве я стал бы подвергать опасности жизнь мисс Харлоу? — воскликнул Мюррей и тяжело вздохнул.

— Полагаю, стали бы, чтобы потом спасти, что вы только что и продемонстрировали, — с неприязнью в голосе ответил Уэллс. — Кто знает, на что способен столь извращенный ум, как ваш.

— Я никогда бы не подверг жизнь мисс Харлоу опасности! — возмущенно заявил Мюррей.

Клейтон поднял свою искусственную руку, призывая к тишине.

— Хорошо, — сказал он, — но пока мы не обнаружим, что находится внутри цилиндра, боюсь, мне придется арестовать вас, мистер Мюррей. И вас тоже, мистер Уэллс.

— Что? — возмутился писатель.

— Весьма сожалею, джентльмены, но ситуация такова: странный аппарат убивает десятки людей, как вы сами описали это год назад, мистер Уэллс. И существует письмо за вашей подписью, мистер Мюррей, в котором вы признаетесь, что задумали воссоздать картину нашествия, сочиненную мистером Уэллсом. В любом случае кто-то из вас двоих должен будет дать некоторые разъяснения. — Он сделал паузу, чтобы оба лучше усвоили его мысль. — А сейчас, мистер Мюррей, прикажите вашему кучеру отвезти нас в Уокинг на железнодорожную станцию, прошу вас. Я должен связаться по телеграфу с моим начальством.

Мюррей неохотно отодвинул шторку в крыше и отдал соответствующее распоряжение.

— Превосходно, — обрадовался Клейтон. — Как только прибудем, сразу сообщу наверх, что везу обоих главных подозреваемых. И мисс Харлоу наверняка захочет телеграфировать своим родным, что не пострадала. И не пострадает в дальнейшем. — Клейтон состроил улыбку, которая должна была стать обворожительной, но всем показалась весьма зловещей. — Уверяю вас, вы находитесь в самых надежных руках, какие только существуют.

Экипаж миновал мэйберийский виадук, оставил позади вереницу домов в месте, известном как Восточная терраса, и, негромко поскрипывая, направился к станции Уокинг, а в это время вечер уже зашторивал сияние дня и погружал мир в ложное спокойствие. Кто бы мог подумать, что в нескольких милях отсюда марсиане начинают захват планеты?

Слабость и страшная усталость, близость смерти, тревога за Джейн, душевное смятение… Было это подстроено Мюрреем или нет, но, убегая от марсианского цилиндра, Уэллс испытывал то же самое, что и герой его романа. А сейчас, пока он рассматривал в окошко, как неспешно опускается на землю вечер, у него возникло ощущение, будто все случившееся с ним всего лишь несколько минут назад есть не что иное, как сон. Речь шла о столь типичном впечатлении, что он никогда не использовал бы его в своем романе, однако же именно это он чувствовал. Жить — значит подтверждать прописные истины, подумал он. Правда, к этому ощущению нереальности происходящего добавлялось еще одно, гораздо более знакомое: будто он отделился от собственного тела, что позволило ему увидеть самого себя и свое окружение извне, из некой необыкновенной ложи на берегу пространства-времени, по ту сторону самой что ни на есть достоверной действительности, которая внезапно теряла достоверность и драматизм и в которую его могла вернуть только концентрация, а еще, возможно, физическая боль, хотя, к счастью, до сих пор у него не было возможности проверить последнее. Это резкое отдаление от собственной жизни случалось с ним регулярно и могло настичь в любой момент. Не зная, случается ли подобное с другими людьми, поскольку такими вещами никогда не делятся, он решил заразить этой особенностью героя своего последнего романа, втайне надеясь, что какой-нибудь читатель признается ему, неизвестно, в какой форме и в какой ситуации, что также испытывает подобный разрыв с действительностью, превращающий его существование в мираж. Чтобы вновь стать участником происходящих событий и воспринимать их как нечто важное и затрагивающее его, Уэллс избрал самый простой метод: вонзил ногти в свою ладонь, что было предпочтительней, нежели просить Клейтона выстрелить ему в ногу. Щекочущая боль пробудила его. Затем, в качестве следующего шага в процессе выхода из оцепенения, он вонзил ногти в кожу своего сиденья и таким образом, убедившись в физической природе мира и собственного тела, сумел преодолеть неприятное отчуждение. Все это происходило в реальности и происходило с ним: он ехал в переполненном экипаже, спасаясь от марсиан. В любой момент он мог погибнуть, и спасение было главной их задачей, хотя его затуманенный разум до конца не понимал почему, так как не знал, что именно кончается со смертью.