Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри

что было коварным, но поступала она так из любви к нему.

– Нет, – тут же решительно воспротивилась мать.

– До скрещения дорог, – сказал их отец. – Да, я обещал. Небольшую прогулку. Там они повернут назад, и с ними будет Ризи.

– Мев не подобают такие прогулки, – снова попыталась возразить мать. Но отец лишь посмотрел на нее особым взглядом – решительно и печально. И мать оставила их, не сказав более ни слова ни тому, ни другому, и пони были оседланы вместе с лошадьми.

Мать не спустилась к воротам, как она порою это делала, но послала Доналу особый дар – завтрак, завернутый в салфетку, который принесла ему Мурна, – мясо и хлеб, а не обычный паек, что брали с собой воины. Донал был страшно этим смущен, ибо никого более не удостоили такой чести, даже отца, который брал с собой общие припасы. И Донал попытался поделиться с другими, но отец лишь рассмеялся и ничего не взял, отказались от его предложения и другие.

И так они отправились в путь, и тогда Мев позволила себе обрадоваться под звон оружия и топот лошадей, шедших ровной и бойкой поступью. После всех страхов и споров они выехали в свежесть утра с острыми клинками и бодрым духом, и воины шутили и смеялись над тем, что грызло их все эти дни. Это были лучшие люди Кер Велла, лучшие на всей земле, и не было врага, который не испугался бы их. Но самыми сильными из них были Барк и Ризи – свирепейший и во многом умнейший, – и Донал, взявший все опасности на себя, и те, кто поедет с ним, Бок и Кайт и другие.

Мев прикоснулась к маленькому мешочку, висевшему у нее на шее, точно такому же, как у Келли, – Мурна показала им, как сшить ладанки для листьев эльфийских деревьев, которые они всегда теперь носили с собой. Они не умирали, эти листья, не вяли и не теряли своего аромата. И дети всегда держали их при себе, и бодрствуя, и во сне, с того самого утра, как им сказал отец. Заключали ли они в себе удачу, или нет, Мев и Келли не знали точно, но они неизменно носили их на груди, как отец свой камень, не до конца понимая зачем, но уповая на их помощь в таких делах, как благополучное возвращение домой, и в том, чтобы не пропадали любимые вещи.

Если бы только она могла быть такой, как Барк, Ризи или Донал, и отважно и непоколебимо защищать отца. Быть как отец она и не мечтала, это было слишком сложно, но вот как Барк…

Мев взглянула на него – высокого и рыжеволосого, он ехал, ссутулившись, и, казалось, во многом уступал отцу и Доналу, но люди вскакивали, когда Барк раздавал им приказы. Мев и сама попробовала ссутулиться ненадолго, но решила, что для этого требуются более широкие плечи. Она ненавидела себя за свой вид, за свою слабость и запах лилий и трав, такой же, как у матери; за то, что тоже станет говорить своей дочери «цыц», когда кто-нибудь упомянет о волшебстве, потому что дочь будет делать глупости и бесплодно мечтать о Ши и будет теряться в лесах, навлекая такие же беды, как сама она уже навлекла. О, если бы она могла все исправить, если бы она могла улизнуть и поехать с Доналом в Кер Донн. «Я – Мев, – сказала бы она дяде в его собственном зале, и Донал в доспехах стоял бы рядом с ней, – мой отец прислал меня говорить с тобой». Как было бы правильно, если бы послали ее, думала Мев, она молодая, и у нее не было распрей с дядей, но, конечно же, это никому не пришло в голову, и даже отец посмеялся бы над таким предложением. Она представляла себе, как на них из-за деревьев нападают разбойники из Ан Бега и они с Келли показывают себя – но у них нет оружия, даже кинжалов. И пришлось расстаться с этой мечтой. Фланн и пухлый Флойн трусили мелко, когда высокие лошади без всяких усилий мерили расстояние широкими шагами. Они с Келли были детьми, и этим было сказано все, и упитанные гнедые пони были всем, на что они могли рассчитывать. Скоро они достигнут безопасных пределов их владений, и отец отошлет их назад.

А Донал поедет дальше, и все поедут, лишь они и Ризи остановятся у северной дороги, а отец вернется много позже, лишь проводив Донала в путь. И возможно, подумала Мев, отец испытывает те же чувства, мечтая о том, чтобы ехать дальше, но никто ему этого не позволит. «Потому что, – сказал Барк, когда они спорили, – ты носишь это на своей шее, и если твой брат не любит Ши, что скажет он, когда ты явишься к нему с этим? Неужто ты думаешь, это завоюет его любовь? А если ты начнешь таять, как это было со мной?» – «Я не стану, – отвечал отец. – Тебе я доверяю, а потому не боюсь». – «И все же, – с печальным видом продолжал Барк, и его розовощекое лицо еще больше раскраснелось, – и все же это безумие. И ты знаешь это сам. И если ты не расстанешься с этой вещью, а ты говоришь, что не расстанешься, то, значит, не езди к Донкаду». – «В том, что ты говоришь, есть свой смысл», – тогда ответил отец; так что, кто бы ни одержал победу – мать или Барк, он не поехал; а может, он и сам что-то понял, а Барк лишь выразил это словами.

«Мы тоже не понравимся нашему дяде, – думала Мев. – Как человек с кровью Ши в своих жилах может их ненавидеть? Если бы Ши могла прийти к Донкаду, она бы завоевала его любовь».

«Я могу вызвать ее по имени», – пришла ей в голову новая мысль. «Я не мелкая тварь, – сказала Ши, сравнивая себя с фиатас, – совсем не похожая на эту». Их отец уж точно мог вызвать Ши, но не делал этого по каким-то своим причинам.

Наконец они достигли вершины холма, у подножия которого дорога разветвлялась. Один путь вел к темному, поросшему лесом берегу Керберна, он был запущенным и неезженым, ибо вел к Ан Бегу. Другая же дорога, хорошо утрамбованная, вела на север, пролегая через их собственные владения, – по ней ездили крестьяне и караулы.

Тогда отец велел всем остановиться, и стало ясно, что тут они простятся. Он подозвал детей, и они подъехали ближе, не трясясь, а выпрямившись, как ездили взрослые всадники на больших лошадях.

– Вам пора возвращаться, –