Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

– Она хотела это сделать ради вас, – заметил Генри. – Знаете, она вас очень любит.

Мария Пиа широко открыла свои огромные карие глаза.

– Господи!.. Я понятия не имела…

– Мы все вас любим, – сказал Генри. Он взял ее руку, слегка сжал и неожиданно поцеловал. Потом, заметно покраснев, быстро вышел из номера баронессы и стал спускаться по лестнице.

В холле он повстречал Труди Книпфер. С совершенно серьезным лицом та сказала ему:

– Я искала возможности поговорить, герр Тиббет. Считаю своим долгом извиниться перед вами.

Генри ухмыльнулся.

– Официально, фройляйн, я, конечно, очень сержусь на вас за сокрытие жизненно важного доказательства.

Она посмотрела ему прямо в глаза и строго спросила:

– А вы бы выдали старика? Выдали бы, если бы ненавидели Фрица Хозера так же сильно, как я?

– На этот вопрос очень трудно ответить, – сказал Генри. – Вместо этого я задам вам другой: почему, испытывая такую ненависть, вы все равно готовились выйти за него?

– Этого хотел мой отец, – коротко ответила Труди.

– Почему?

Девушка немного помедлила, потом начала:

– Он думал…

Но с террасы донесся резкий окрик:

– Труди! Моя трубка у меня в комнате!

– Да, папа, – ответила девушка и тут же ушла.

– Вот еще одна маленькая тайна, которую никто никогда не постигнет… – пробормотал инспектор. – Ладно…

Он пошел в бар. Там в одиночестве пил кофе Роджер.

– Приятно видеть дружественное лицо, – заметил тот при виде Генри. – Все остальные собирают вещички.

– Я пришел, чтобы отдать вам это, – сказал Тиббет. – Думаю, вам бы этого хотелось. – Он достал из кармана заявление Роджера и добавил: – Я бы на вашем месте сжег его. Не думаю, что вам или Каро захочется когда-нибудь вспоминать о нем. Официально я, разумеется, ничего о нем не знаю и никогда не знал.

Он положил бумагу на стол и быстро удалился, прежде чем Роджер успел сказать хоть слово.

Снаружи, на солнечной скамейке, Эмми отложила журнал и спросила:

– Все улажено и готово к отъезду?

– Все сделано, – ответил Генри и сел на скамейку рядом. – Как сегодня твоя щиколотка?

– О, гораздо лучше. Хотя нагружать ее я пока еще не могу. Даже если бы мы остались здесь подольше, не думаю, что я смогла бы снова встать на лыжи в течение ближайшего месяца. Но на будущий год…

Генри взглянул на нее, и его брови поползли вверх.

– Ты хочешь вернуться сюда на будущий год? После всего, что здесь произошло?

– Конечно, хочу. Мы возьмем отпуск в январе и проведем две восхитительные недели, катаясь на лыжах, – безо всяких убийств. И я научусь делать поворот на параллельных лыжах – вот увидишь. – Она вдруг посмотрела на него с тревогой и добавила другим тоном: – Ты же хочешь приехать сюда снова, правда? Я имею в виду… ты ведь любишь кататься на лыжах?

– Ненавижу, – весело откликнулся Генри, – но прекрасно понимаю, что вернусь сюда на будущий год, и на следующий, и мы будем ездить сюда до тех пор, пока сможем себе позволить. Это такая же отрава, как хозеровский кокаин.

Несколько минут они сидели молча, отрешенно созерцая красоту залитой солнцем долины. Потом голос, прозвучавший у него за спиной, вернул Генри к действительности.

– Синьор Тиббет.

Он повернулся и увидел Россати. В руке у хозяина отеля была толстая стопка бумаг.

– Синьор Тиббет, – сказал тот, – для меня было честью и удовольствием принимать вас в моем отеле. Очень надеюсь, что все неприятные события не настроят вас против «Белла Висты», потому что я был бы счастлив, если бы вы снова приехали на будущий год. И если вы приедете, то увидите перемены: я собираюсь по-новому оформить бар и приглашать для танцев небольшой оркестр. – Его глаза мечтательно затуманились. – Обставлю комнату отдыха и все номера для постояльцев новой мебелью, – продолжил он. – Оборудую две новые ванные комнаты и буду устраивать по четвергам чай с танцами. Найму шеф-повара и поставлю в столовой угольный гриль. Мой отель станет самым прекрасным во всей Италии… мой собственный отель… Синьор Тиббет, – его голос дрожал от переполнявших его чувств, – синьор Тиббет, могу я предоставить вам ваш счет?

Был красивый сентябрьский вечер, теплый в лучах заходящего солнца, щедро обещающий погоду еще лучшую. В поместье «Крегуэлл-Мэнор» в графстве Феншир среди густо-красных хризантем лениво гудели пчелы. В окруженном стеною саду царило спокойствие, и на всех трех его акрах не было ничего безмятежнее, чем сам владелец имения – сэр Джон Адамсон, главный констебль Феншира. Он только что закончил косить траву и теперь отдыхал на террасе в кресле-качалке.

Поэтому, естественно, услышав из открытого окна назойливый телефон, никакого удовольствия мужчина не испытал. Но у главного констебля неслужебных часов попросту нет. Добросовестно, хотя и неохотно, сэр Джон поднялся из кресла и прошел в комнату.

– Крегуэлл тридцать два, Адамсон у телефона.

– Джон, ты? Честное слово, очень рад, что тебя застал. Это Джордж Мансайпл.

Последнее сообщение было уже лишним – сэр Джон сразу узнал легкий ирландский акцент и определил своего ближайшего соседа, владельца и жителя Крегуэлл-Грейндж.

– Привет, Джордж, рад тебя слышать.

Слова были правдой лишь частично. Нельзя сказать, что сэр Джон недолюбливал майора Мансайпла – напротив, он всегда ему симпатизировал и до последнего времени считал забавной личностью. Сейчас у него возникло устойчивое подозрение, что звонок Мансайпла может быть не просто светским, и Адамсон позволил себе мысленно произнести не слишком грубое ругательство.

– Прости, что так поздно звоню тебе, Джон, – сказал майор. – Но я по поводу моего соседа, Мейсона. Боюсь, на этот раз бездействовать не получится. Тебе придется связаться со Скотленд-Ярдом.

Сэр Джон сумел сохранить спокойствие, хотя для этого потребовалось серьезное усилие.

– Послушай, Джордж, – начал он. – Я знаю, что Мейсон ведет себя совершенно несносно, и сочувствую тебе, но Скотленд-Ярд вряд ли…

Собеседник, кажется, даже не заметил, что его перебили.

– Понимаешь, этот человек был гостем в моем доме. Незваным, конечно, но не будем придираться. Так что я, разумеется, вижу в этом свой долг. И Вайолет тоже. Мы должны сделать все, от нас зависящее. Ты ведь меня понимаешь? Никаких полумер.

Теперь настала очередь констебля не обратить внимание на поток речи соседа.

– Как я только что сказал, – произнес Джон твердо, – мне не известно, как именно он докучал тебе на этот раз, но сейчас пятница и уже начало седьмого. Я предлагаю тебе не спеша выпить, прилечь и как следует подумать. В конце концов, до понедельника не вечность, и вполне…