Игра ангела - Карлос Руис Сафон

И оба захихикали, как мальчишки-школяры. Два сапога пара,решил я.

Арихивный зал скрывался в лабиринте коридоров, образованныхстеллажами три метра высотой. Два бледных создания, выглядевшие так, словнопятнадцать лет не покидали этого подвала, являлись помощниками Бротонса. Увидевначальника, они подбежали к нему, как верные псы в ожидании приказаний. Бротонсвопросительно посмотрел на меня:

— Что ищем?

— Тысяча девятьсот четвертый. Смерть адвоката ДиегоМарласки. Он был заметным членом барселонского общества, один из основателейпартнерской фирмы «Валера, Марласка и Сентис».

— Месяц?

— Ноябрь.

По знаку Бротонса помощники отправились разыскиватьпериодику за ноябрь 1904 года. В то время смерть составляла неотъемлемую частьколорита эпохи, и первые страницы газет пестрели некрологами. Легко былодогадаться, что новости о личности такого масштаба, как Марласка, навернякаподхватили многие городские газеты, и его кончина стала темой заголовков напервых страницах. Помощники архивариуса принесли несколько томов подшивок иположили их на широкий письменный стол. Мы разделили материалы на пятерых ивскоре обнаружили извещение о смерти дона Диего Марласки на первой полосе, каки предполагалось. Номер газеты был от 23 ноября 1904 года.

— Имеем труп, — возвестил Бротонс, которомупринадлежала честь открытия.

Всего было опубликовано четыре некролога: о его смертисообщалось от имени семьи, от адвокатской конторы, коллегии адвокатов Барселоныи, наконец, от Барселонского литературного общества «Атеней».

— Вот что значит богатство. Умираешь пять или шестьраз, — резюмировал дон Басилио.

В самих некрологах не содержалось ничего примечательного:возносились молитвы за упокой души усопшего, указывалось, что в похоронахпримет участие только узкий круг близких и друзей, также не обошлось безцветистых панегириков достойному гражданину, ученому и незаменимому членубарселонского общества и все в таком же духе.

— То, что вас интересует, возможно, печаталось вномерах за день-два до смерти или после, — рассудил Бротонс.

Мы начали листать газеты, вышедшие на той неделе, когда умерМарласка, и нашли серию статей, посвященных этому событию. В первой из нихговорилось, что известный адвокат погиб в результате несчастного случая. ДонБасилио зачитал текст заметки вслух.

— Это писал орангутанг, — сделал он вывод. —Три многословных абзаца, где нет ровным счетом ничего, и только в конце упоминается,что причиной смерти стала трагическая случайность, причем не уточняется, какогорода.

— А вот тут у нас кое-что полюбопытнее, — сказалБротонс.

В материале, опубликованном на другой день после гибелиадвоката, была информация, что полиция расследует обстоятельства смерти, чтобывыяснить причины происшествия. Главное, в статье было отмечено, что, какследовало из отчета судебной экспертизы, Марласка утонул.

— Утонул? — перебил дон Басилио. — Как? Где?

— Тут не говорится. Возможно, заметку пришлось сократить,чтобы поместилась такая актуальная и пространная апология сарданы, растянутаяна три колонки под названием: «Под звуки музыки: душа и святилище», —поделился соображениями Бротонс.

— Сказано, кто вел расследование? — спросил я.

— Упомянут некто Сальвадор. Рикардо Сальвадор, —ответил Бротонс.

Мы просмотрели оставшиеся материалы, освещавшие смертьМарласки, но ничего нового не нашли. Тексты вторили один другому и тянули однуи ту же песню, подозрительно созвучную официальной версии, предложенной адвокатскойконторой «Валера и компания».

— Все это очень смахивает на попытку спрятать концы вводу, — прокомментировал Бротонс.

Я вздохнул, упав духом. Я весьма рассчитывал найти нечтосущественное, помимо слащавых некрологов и пустых заметок, нисколько непроливавших свет на случившуюся трагедию.

— Разве у вас нет хороших связей в полицейскомуправлении? — встрепенулся дон Басилио. — Как зовут вашего знакомого?

— Виктор Грандес, — напомнил Бротонс.

— Возможно, он сумеет свести его с этим Сальвадором.

Я кашлянул, и патриархи воззрились на меня, нахмурив брови.

— По причинам, которые не относятся к делу или,напротив, касаются его слишком близко, я предпочел бы не вовлекать инспектораГрандеса в эту историю, — пояснил я.

— Так. Еще кого-то нужно вычеркнуть из списка?

— Маркоса и Кастело.

— Вижу, вы не утратили таланта повсюду заводитьдрузей, — заметил дон Басилио.

Бротонс потер подбородок:

— Не стоит волноваться. Уверен, я придумаю другойвыход, не возбудив подозрений.

— Если вы разыщете Сальвадора, я пожертвую вам чтоугодно, даже свинью.

— Из-за подагры я не ем жирного, но не откажусь отгаванской сигары, — выдвинул условия Бротонс.

— Две гаванские сигары, — поправил дон Басилио.

Пока я бегал в лавочку на улице Тальерс за двумя самымилучшими и дорогими гаванскими сигарами, Бротонс сделал пару деликатных звонковв полицейское управление. Он выяснил, что Сальвадор действительно оставилслужбу, скорее вынужденно, и начал работать, нанимаясь телохранителем кпромышленникам или выполняя частные расследования для адвокатских конторгорода. Вернувшись в редакцию, я преподнес своим благодетелям по отличнойсигаре, и начальник архива протянул мне листок бумаги, на котором был записанадрес: Рикардо Сальвадор, улица Льеона, 21, мансарда.

— Бог вам обоим воздаст, — сказал я.

— И вам того же.

29

Улица Льеона, больше известная среди местного населения какулица «Трех Лит» в честь известного дома терпимости, обосновавшегося там, былаузкой и почти столь же мрачной, как и ее репутация. Она уходила в тень из-подарок пласа Реаль, превращаясь в не ведавшую солнца сырую щель между старымизданиями, громоздившимися друг на друге и сплетенными вечной паутиной натянутыхбельевых веревок. Краска с обветшавших фасадов облупилась, и каменные мостовыепропитались кровью за годы расцвета бандитизма. Я не раз выбирал эту улицуместом действия в «Городе проклятых», и даже теперь, пустынная и заброшенная,для меня она по-прежнему была пронизана духом интриг и пороха. Эта унылая сценанаводила также на мысли, что вынужденное увольнение комиссара Сальвадора изполицейского корпуса не принесло ему дивидендов.

Дом номер 21 оказался убогим строением, зажатым междудругими зданиями, будто стремившимися раздавить его. Подъезд стоял нараспашку инапоминал сумрачный колодец, где начиналась узкая крутая лестница, спиральюподнимавшаяся вверх. Пол подтапливало, из щелей между каменными плитамисочилась темная вязкая жидкость. Я с трудом вскарабкался по лестнице, цепляясьза перила, правда, внушавшие мне некоторые опасения. На каждой лестничнойплощадке было по одной квартире и, учитывая размеры здания, я сомневался, чтожилье здесь где-нибудь превышало сорок квадратных метров. Маленькое слуховоеокно венчало лестничную шахту, проливая слабый свет на верхние пролеты. Дверь вмансарду находилась в конце короткого коридорчика. Меня удивило, что онаоткрыта. Я постучал, но ответа не получил. Сразу за дверью начиналась крошечнаягостиная, где стояли кресло, стол и этажерка с книгами и жестяными коробками.Некое подобие кухни с мойкой помещалось в смежной каморке. Единственнымдостоинством этого жилища была терраса, выходившая на крышу. Дверь на террасутакже оказалась открыта, и оттуда тянуло ветерком, приносившим запах еды ивыстиранного белья, развешанного на крышах старого города.