Машина страха - Антон Чиж

– Надеюсь, вы ничего не видели? – спросил Бурцов.

Ванзаров был слеп. Он был доволен, что поведение следователя рассчитал правильно: не показал смытую бумажку.

– Какие ваши дальнейшие действия, Родион Георгиевич?

– Сегодня вечером убийца будет пойман, – ответил он.

Бурцов не любил, когда обещали невыполнимое. О чем заявил напрямик. И добавил:

– Вы, конечно, большой умник, но чувство меры терять не следует…

– В таком случае вам остается подождать до утра, – ответил Ванзаров.

Чем погрузил судебного следователя в окончательную трясину.

Сомнения – все тот же страх.

Около девяти часов вечера в 3-м Казанском участке царило редкое оживление. Городовые привозили на извозчиках дам и господ чистого вида. Не таких, которых обычно доставляют в полицию или приносят в бессознательном состоянии. Некоторые, жившие поблизости, пришли своим ходом. Но под присмотром городовых.

В приемном отделении участка, где обычно толпится всякая публика, все больше шваль, бродяги, беспаспортные, ссыльные, беглые голодранцы, воры, жулики и дворники, установили массивный стол. На нем Лебедев водрузил гальванический элемент и машинку, которую собрал без посторонней помощи. Рядом лежала стопка фотографических пластинок, завернутых в черную бумагу. Доставленные господа старательно держались в стороне. Наконец городовой привел господина Прибыткова, крайне опечаленного и не выражавшего возмущения.

С хозяином участка была достигнута договоренность: пристав находится в зале, являя собой суровость полицейской власти, но рта не раскрывает и не вмешивается. Стоит статуей. Или чучелом. Что Вильчевский успешно изображал.

Ванзаров посмотрел на часы, висевшие под потолком. Он договорился с Вильчевским, что тот будет наблюдать.

– Господа, полагаю, всем уже известно о трагическом событии, случившемся сегодня днем, – сказал он, наблюдая, как шорох ползет по толпе. – Тянуть далее нельзя. Мы должны установить виновника…

– Феноменально! – заявил Погорельский. – О каком виновнике может идти речь? Мы все скорбим о Михаиле Павловиче, но ведь он сам совершил необдуманный поступок…

– В полиции вопросы задает полиция, – ответил Ванзаров. – Есть основания полагать, что за всеми событиями, известными вам, а также за смертью кухарки Лукерьи, двух горничных и исчезновением господина Иртемьева стоит конкретная злая воля… Этот человек находится среди вас, господа…

– Протестую! – вскричал доктор.

– Протест отклонен, – осадил Ванзаров. – Так как виновник не признается, мы вынуждены применить особые меры. Господин Лебедев определил, что при помощи электрофотографии, то есть метода профессора Наркевича-Иодко, а также экспериментов, которые были проведены вместе с доктором Погорельским, по электрическому снимку ладони можно определить, совершил человек преступление или нет… Метод новый, но результативный.

Раздался презрительный смешок мадемуазель Волант.

– Вы проводили эксперимент? – спросил Прибытков в глубоком возмущении. – И ничего мне не сказали?

Погорельский пробурчал что-то невнятное.

– Прошу тишины! – повысил голос Ванзаров. – Испытание несложное и безопасное. Кладете ладонь на фотографическую пластинку, господин Лебедев дает слабый ток, после чего возникает отпечаток электрофотографии. Господин Погорельский может подтвердить: среди двенадцати испытуемых ни одного убитого наповал…

Всеобщее внимание сильно смутило доктора. Деваться ему было некуда.

– Это незаконно, – раздался слабый возглас.

– Вы что-то сказали, господин Клокоцкий? – спросил Ванзаров.

– Нет-нет… Ничего… Послышалось…

Новых попыток бунта не случилось. Наверняка стены участка помогли. Ванзаров был готов подавить любые.

– Предупреждаю, – сказал он и выдержал паузу. – Отказ от прохождения электрофотографии будет означать признание вины. Господин Мурфи, вам ясно?

Химик злорадно улыбнулся.

– Сочту за честь.

– Прекрасно… Господин Калиосто и мадемуазель Люция?

Возражений не было.

– Мадам Иртемьева и мадемуазель Ланд?

– Разумеется, мы согласны, – ответила Вера.

– Мадемуазель Муртазина?

Нинель сменила платье горничной на черное, траурное. Глаза выплаканы. Она кивнула молча.

– Господа Прибытков и Погорельский?

– Как вам будет угодно – пользуйтесь моим методом!

Ответ доктора относился к криминалисту. Аполлон Григорьевич держал невозмутимое лицо.

– Господин нотариус?

Клокоцкий не имел возражений.

– Мадемуазель Волант желает отказаться?

– Делайте скорее, – ответила она, первой подошла к столу и вынула левую руку из муфточки. – Где тут пытают?

Лебедев подвинул черную пластинку, уже обмотанную проволокой, и положил на нее металлическую цифру «1».

– Еще минуту внимания, – сказал Ванзаров. – До проведения последней электрофотографии прошу никого не расходиться.

Машинка загудела. Раздался щелчок. Электрическая женщина отдернула руку и отошла с видом победительницы.

Аполлон Григорьевич довольно шустро проводил опыт, как будто сам изобрел. Менял пластинки, обматывал проволокой и клал очередную металлическую цифру, – в его запасах нашелся печатный набор подпольной типографии, разгромленной полицией. Господа и дамы самостоятельно клали ладони. Только руку Нинель Лебедев чуть прижал и посмотрел ей в лицо. Она не улыбнулась и не отвела взгляда.

Не прошло и четверти часа, как все было кончено.

Ванзаров отдал общий поклон.

– Благодарю… Электрофотографии будут готовы к утру. Тогда будут сделаны необходимые выводы. До этого никому не разрешается покидать столицу… Это и вас касается, господин Прибытков… Переночуйте у доктора Погорельского. Или можете здесь, в участке. Свободная камера найдется…

Пристав многозначительно покивал. А господин редактор только заявил:

– Возмутительно!

– Все свободны, – сообщил Ванзаров. – Прошу всех быть здесь к полудню…

Испытуемые двинулись к выходу.

– Господа, прошу собраться на улице! – послышался голос Калиосто.

Никто не кивнул Ванзарову на прощание, никто не сказал доброго слова. Даже Нинель.

– Ну как? – спросил он Лебедева.

– Вы хоть талант, но жулик, – ответил Аполлон Григорьевич, сворачивая провода от машинки. – Счастье, что служите в полиции, а не промышляете аферами… Лови вас, такого умного…

– Достаточно убедительно?