Дары волшебства - Андрей Смирнов

Фольгорм покачал головой, не находя, что сказать. Ита-Берайни осторожничали и до сих пор не применяли свое «тайное оружие» слишком часто, но страшно было представить, каких бед могла натворить Яльма, если им не удастся взять ее в замке Йрник. Вомфада защитит министерский ключ, но у него самого такого ключа не было… И даже если бы Яльма не смогла проникнуть в его сны, как она проникла в сны Шерагана и главы Гэал, она могла понять, что что-то не так с его снами и с самим рассудком. И это было бы хуже всего.

Яльма брела по Лабиринту Судеб — сложной, запутанной конструкции, расположенной в глубине снов. Царство видений, иллюзий и обманов, с которым люди соприкасаются каждые сути, на время расставаясь с повседневной реальностью, было знакомо ей чуть больше, чем обычному человеку. Чем больше знание, тем больше и граница с непознанным. Люди не обращали внимание на сны, не запоминали их и не видели в них тайны, для Яльмы же это Царство было огромной, невообразимой вселенной, которую она только-только начала изучать. Мастера снов, который учил ее, звали Авильт. Сотрудничество с ним было весьма плодотворным… до тех пор, пока он неожиданно не бросил Яльму — отказавшись иметь дело с ней и как с женщиной и как с партнером по изучению новых, экспериментальных областей волшебства. Авильт вбил себе в голову, что их союз принесет ему несчастье; он почти ничего не объяснял, он просто вдруг ушел из Сущего куда-то туда, в глубины Царства Чар. Яльма долго не могла понять причины столь странного поведения, короткие и сумбурные объяснения Авильта выглядели какими-то надуманными… но теперь, блуждая по Лабиринту Судеб в То время, пока ее тело неподвижно лежало в заклинательных покоях замка Йрник, она начинала понимать. В сновидениях все — загадка и тайна; обычный человек видит лишь картинку, иллюзию; сновидец проникает глубже и обнаруживает структуру, которая порождает картинку, однако и воспринимаемая сновидцем структура — такая же картинка, только принадлежащая иному уровню восприятия, и она также имеет свою структуру и причину возникновения, которые могут быть постигнуты теми, кто погрузился еще глубже — и так далее, до бесконечности. Царство Снов — иллюзии под оболочками иллюзий, совершенное отсутствие чего-либо настоящего. Здесь нет истины, но есть то, что может принести пользу; здесь невозможно найти ответ на вопрос «что есть реальность?», но можно узнать кое-что о том, как этой реальностью управлять. Правда, большая часть этих знаний не имеет никакого отношения к миру Сущему, и в этом смысле они бесполезны, но часть — имеет, и может быть применена…

Лабиринт Судеб, чьи стены сотканы из изображений, чьи камни — сегменты времени, чьи коридоры — чужие жизни, чьи развилки и повороты — водораздел между тем, что может быть и чего никогда не будет — Лабиринт Судеб был одним из таких полезных мест. Он был связан с Сущим, и тот, кто рискнул войти в него, иногда мог узнать кое-что о своем будущем или о будущем тех людей, с которыми вошедший был связан.

Яльма посещала Лабиринт не впервые и неоднократно получала здесь знания, которые оказывались затем весьма ценными в обычной жизни, но то, что она видела сейчас, повергало ее в ужас… Казалось, Лабиринт сошел с ума; иногда ей казалось, что дело не в Лабиринте, а в ней. Как будто бы она утратила власть над сновидениями и вернулась к самому началу — к первым урокам Авильта, когда она уже научилась осознавать окружающий ее мир снов, но еще не научилась им управлять. Ей казалось, что она попала в кошмар, и не имела власти покинуть его или изменить по своей воле. Все было неправильно.

Поскольку будущее зависит от выбора, который не существует до тех пор, пока не совершен, Лабиринт показывал разное будущее — и характер этих «будущих» определился выборами, совершаемыми в различных точках. Его прогнозы не были стопроцентны, но они были весьма точны — прежде Яльма убеждалась в этом не раз. Она могла увидеть какую-нибудь линию развития событий, потом вернуться к повороту и посмотреть, что будет, если пойти в другую сторону — то есть если она или кто-нибудь еще совершит иной выбор. Основная проблема состояла в том, чтобы отделить увиденное внутри той или иной линии от соседней — образы накладывались друг на друга, взаимопроникали, смешивались. Так происходило потому, что время — нелинейно, линейным его видит человек, и человеку требуется рассечь сложное целое на множество простых составных элементов, чтобы понять хоть что-то. Тем не менее, несмотря на мешанину, обычно удавалось хоть в чем-то разобраться, но теперь…

Все коридоры, все ответвления предвещали смерть — смерть как самой Яльмы, так и всех, кто был ей дорог. Точнее, судьба Сурейлин и Цзарайна была еще не определена — Яльме во многих случаях не показывалось, что с ними будет. Сама она умирала почти всегда; кроме того, было видно, что все эти смерти взаимосвязаны с судьбой Кетрава. Все вертелось вокруг их лидера, именно в нем крылась причинах их скорой гибели и поражения.

Это было очень странно, потому что Яльма заглядывала сюда не так давно — и ничего зловещего Лабиринт Судеб для ита-Берайни не предвещал. Кетрав должен был стать приором, а Вомфада и Ксейдзана ожидала смерть — было несколько вариантов того, как все осуществится. Но теперь все изменилось — но изменилось не после какого-то события или выбора. Изменения касались не только будущего, но и прошлого: как будто бы Лабиринт всегда предсказывал смерть. Но Яльма знала, что это не так.

Смерть Кетрава, вокруг которой все крутилось, не была определенной — Лабиринт уготовил для Кетрава сотни, тысячи смертей. Яльма ходила по его коридорам взад и вперед — но на всех развилках, на всех ответвлениях, которые она видела, Кетрав умирал. Событийные ряды выстраивались в совершенно фантастическом порядке, доходило до абсурда: Кетрав завтракал, давился бутербродом и умирал от удушья; спотыкался на ровном месте, неудачно падал и разбивал обо что-нибудь голову; рисунок выстраиваемого им заклятья нарушался из-за крайне неудачного расположения звезд в этот момент и Кетрав непреднамеренно убивал сам себя… Наличествовали и более «достоверные» линии будущего, но конец всегда был один. Больше всего Яльму поражало то, что изменился сам Лабиринт — события, которые прежде вели к благоприятному для ита-Берайни исходу, теперь, через цепочку случайностей и досадных совпадений приводили все к тому же гибельному результату. Как будто бы у них никогда не было никакого выбора и все было предопределено; как будто созерцаемое ею было не Лабиринтом Судеб — вневременной структурой, доступной сновидцам, а индивидуальным кошмаром, в который она сама себя загнала.

Почему Кетрав должен был погибнуть? В чем причина? Почему все событийные ряды выстраиваются именно так, а не иначе? Она не могла понять. Должно быть какое-то событие, которое предопределило такой исход — может быть, она не там его ищет? Она пытается заглянуть как можно дальше в прошлое, найти причину, из которой растут все эти смертоносные следствия, но что, если эта причина расположена совсем не так далеко, как ей кажется? Она где-то здесь, рядом, почти в настоящем, но эта причина столь значительна, что она переделывает под себя все — и будущее и прошлое-

Это должен быть какой-то выбор, совершенный Кетравом, вот только какой? И когда совершенный?