Дары волшебства - Андрей Смирнов

Отряд, во главе которого стояли Дэвид и Идэль, проник в крепость ита-Берайни последним. Замок пылал, сражение велось на всех еще сохранившихся этажах. Причудливые формы, в которые облекалось волшебство нападающих и защищающихся, казалось, перенесло замок то ли в Царство Бреда, то ли глубины Преисподней. Сгустки черноты пожирали огонь; потоки не воды, а чистой эссенции влаги смывали черноту, как река — нечистоты; Смерть входила в Воду и иссушала ее силу, влага становилась пустой — недвижной оболочкой без сущности, лишенной всякой энергии; брошенные в пустоту семена Жизни превращали Смерть в свою пищу; Жизнь становилась Деревом с энергийным образом этой стихии, проникая повсюду своими корнями, ветвями, усиками, отростками… И Дерево снова сменял всепоглощающий Огонь. В этой фантасмагории стихии следовали друг за другом в совершенно произвольном порядке: в замке Йрник сошлось в битве слишком много магов, у каждого из них были свои стихии и каждый старался описать и зафиксировать тот порядок вещей, который был выгоден ему самому — в результате начинался полный бедлам, немыслимые превращения и такие соединения и взаимодействия стихий, которых не желал никто по отдельности. Дэвид и Идэль немедленно включились в этот хаос и внесли свою долю в его распространение… Очень долго нельзя было понять, на чьей же стороне, собственно, перевес. Уже в первые минуты боя Фольгорм был тяжело ранен — вассалы принца едва сумели вынести его с поля боя. Галдсайра и Декмис насели на Кетрава, но больше всего хлопот нападавшим доставила Яльма. Со стороны самая талантливая колдунья среди ита-Берайни, обратившаяся к наиболее разрушительным аспектам того Высшего Волшебства, что было ей доступно, выглядела как смутная, едва различимая фигура женщины в центре сияющего черного шара, свет которого состоял из нитей черноты. Эти нити уничтожали все, к чему прикасались — как материю, так и чисто энергайные структуры, создаваемые заклинателями, в то время как саму Яльму, окруженную огромным множеством этих нитей, достать было практически невозможно. Яльма нанесла союзникам Вомфада не меньший урон, чем все остальные защитники замка, вместе взятые. Ее пытались задавить числом — она сметала скорпионцев и дворян походя, даже не замечая их — пучки Нитей Сияния распространялись вокруг нее во все стороны, беспрестанно двигаясь, соединяясь, расходясь; перемещающиеся Нити схватывали и оплетались младших высокорожденных одного за другим — чтобы разгрызть их защиту, Яльме требовалось некоторое время, но, вцепившись в жертву, она ее не опускала до тех пор, пока не выжимала энергию защитного поля до конца и затем принималась за гэемон… На первое у нее уходило лишь несколько секунд, на второе — еще меньше; разорвав энергетическое поле одного высокорожденного, она тут же принималась за следующего. Никто — ни нападавшие, ни даже ее родственники — до этого боя и понятия не имели о том, насколько она может быть опасна. Из всех кильбренийцев в одиночку противостоять Яльме смог бы лишь Эрдан, а сумей ита-Берайни перед началом штурма заручиться еще и его поддержкой, вполне возможно, что в итоге победу в этом бою одержала бы их сторона.

В конце концов Яльму повергли — это стоило жизни десяти высокорожденным и сотне обычных магов. Тахимейд, принадлежавший, как и она сама, Ордену Ткачей Заклятий, сумел частично блокировать действие тех сил, которые она использовала, а Вомфад, окруженный призрачным светом, размазываясь в воздухе — уже не человек, а серая тень — врезался в окружавший Яльму шар из Черных Нитей Сияния и вонзил в нее меч…

Галдсайра и Декмис наседали на Кетрава и уже сумели ранить его, когда лидеру ита-Берайни на помощь пришел Цзарайн. Противостояние пара на пару быстро распалось на два одиночных боя: Галдсайра против Цзарайна, Декмис против Кетрава. В первой партии все решилось довольно быстро: оба использовали в первую очередь оружие, а магию рассматривали как вспомогательное средство; яростный, стремительный бой практически сразу выявил превосходство Галдсайры. Цзарайн дрался двумя легкими клинками; Галдсайра по обыкновению орудовала двуручным мечом, размахивая им с такой легкостью, как будто бы он вообще ничего не весил. Цзарайн вертелся, как мог, но так и не сумел подобраться на расстояние удара; заклятья, которые он применял, были отбиты, а сам он в конце концов — принужден блокировать летящее на него лезвие исполинского меча собственными клинками, уже не имея возможности увернуться, уйти с линии атаки. Галдсайра загнала его в угол, где и прикончила; воткнув меч в грудь поверженному противнику, она повернула оружие, выворачивая наружу кости и легкие, с удовлетворением наблюдая, как содрогается в муках молодой ита-Берайни. Цзарайн, уже теряя сознание, сумел ударить в последний раз. Движения его были беспорядочны и не имели силы; это была уже почти агония, а не целенаправленное действие. Он не мог нанести глубокую рану и лишь задел Галдсайру, пропоров ей штанину чуть ниже колена — рана настолько легкая, что она даже не почувствовала боли, но на движение отреагировала — наступила ногой на ту руку, в которой был зажат ударивший ее меч, и ударом каблука сломала кость. Цзарайн умер, но Галдсайра пережила его ненадолго. Сначала она ощутила сонливость, затем внутренний жар; ее попытки прибегнуть к магии для того, чтобы понять, что происходит и исцелить себя, стали катализатором тех изменений, которые и так уже происходили в ее теле и гэемона. Она упала вниз и бессильно наблюдала, как огонь, пожиравший замок, постепенно подбирается к ней. Поле амулета какое-то время будет удерживать его, но надолго ли его хватит? Впрочем, она умерла еще до того, как охранное поле иссякло и пламя пожрало ее тело: сознание помутилось, Галдсайра провалилась в беспамятство. Ее парализовало, нервные клетки разрушались с неимоверной скоростью, затем связь между телом и гэемоном разорвалась. Цзарайн, этот талантливый отравитель, в последний раз, уже посмертно, засвидетельствовал свой профессионализм.

Кетрав и Декмис сражались с переменным успехом; здесь же, левитируя между потоков пламени и уворачиваясь от падающих сверху раскаленных камней, обменивались заклятьями дворяне и младшие высокорожденные. Общий бой был чрезвычайно сложным и запутанным; из-за постоянных перемещений противники менялись; то группа сталкивалась с группой, то вновь общее месиво распадалось на отдельные поединки. В один из тех периодов, когда бой опять ненадолго стал «общим», на Декмиса насели очень плотно и сняли практически всю защиту, которую он имел; Кетрав не замедлил воспользоваться ситуацией. Он использовал одну из своих подвесок, составленную на базе Огня и Земли, — тяжелое, медленное, неотвратимое пламя ударило младшего ита-Зурон, отшвырнув его назад и вниз; Декмис еще что-то пытался сделать; Кетрав добавил, став на мгновение похожим на архангела, поражающего огненным копьем дьявола, сбрасываемого с небес. Декмис полетел вниз, погружаясь в клубы пыли, дыма и огня; Кетрав добил его — и тут же сцепился со следующим противником…

В левом крыле замка сложился еще один очаг сопротивления — там, под руководством Сурейлин оборонялось около полусотни магов, противостоя вдвое превосходящим их силам нападавших. Сюда же подошел отряд принцессы Идэль и включился в сражение. Преимущество нападавших казалось несомненным до тех пор, пока Сурейлин не спустила с цепи ифрита — точную копию той твари, которая двумя неделями раньше едва не порвала в клочья Хенкарна и Альтану в их собственной спальне. Ифрит был похож на уродливого мускулистого великана, пышущего огнем из всех щелей. Кожу этому существу заменяла застывшая лава, голова отдаленно напоминала человечью — если бы не раскосые желтые глаза и широкая пасть с двумя рядами зубов. Огненный демон Преисподней изменил баланс сил — уже в течение первых тридцати секунд после своего появления он прикончил пятнадцать дворян, трое из которых принадлежали к отряду Идэль. Младшие высокорожденные, руководившие атакой, слишком увязли в противостоянии с Сурейлин и ее присными и не могли задавить ифрита общими усилиями; заклятья же дворян, исходящие от этого существа огненные энергии Ада по большей части попросту сжигали. Рирбин, сын герцога Камиата, предпринял попытку изгнать тварь туда, откуда она вылезла — но его экзорцизм подействовал на ифрита как дробь на разъяренного буйвола. Демон взбесился еще больше и немедленно напал на того, кто совершил столь опрометчивый поступок. На прочие атаки он уже не обращал внимания, и ни Дэвид, ни Идэль, истратившие на чудовище по паре своих лучших боевых заклятий, так и не смогли причинить ему вреда. Рирбин оборонялся, ифрит проламывал его барьеры один за другим — сила у этого существа была невероятная, он не знал никаких тонких-заклинаний, но зато имел в своем распоряжении столько энергии, сколько и не снилось никому из людей, находившихся в замке. Рирбин пытался сбежать по волшебной дороге — путь вспыхнул, как попавшая в огонь паутинка, и здоровенная когтистая лапа схватила молодого герцога. Рирбин страшно закричал — впрочем, его крик быстро прервался — прикосновение к «коже» ифрита было подобно прикосновению к плавящемуся металлу.