Четвертая рука - Джон Ирвинг

— Возьмите эту штуку себе, если хотите, — предложил женщине Уоллингфорд — Мне она больше не нужна.

Чернокожий охранник засмеялся и, махнув рукой, отошел от них подальше.

— Ох-ох-ох! — покачал он головой и сказал, обращаясь к Патрику: — Не стоило бы вам в это дело соваться!

«А что, если у этой несчастной дюжина детей и ей до смерти хочется перевязать себе трубы, да только негодяй муж не позволяет?» — промелькнуло у Патрика в голове.

— Заткнись, ты! — прошипела охранница вслед уходящему мужчине, а тот все продолжал смеяться, хотя ее это явно злило.

— Нет, правда, можете его взять, если хотите, — снова предложил Уоллингфорд, В конце концов, миссис Клаузен просила отдать талисман кому угодно.

Женщина сомкнула темные пальцы над амулетом, сжав его в ладони:

— Я бы очень хотела! Да только не могу себе такое позволить!

— Да что вы! Это же бесплатно! Я его вам дарю! Берите, он ваш! — уговаривал Патрик — Надеюсь, он действительно помогает. — Он понятия не имел, для чего охраннице этот амулет — для себя, или для подруги, или она знает, где можно его выгодно продать.

Уже отойдя на некоторое расстояние от поста охраны, Уоллингфорд оглянулся на нее. Женщина была занята — для всех остальных она ведь оставалась сотрудницей службы безопасности, — но, заметив его взгляд, помахала ему рукой и вдруг улыбнулась. В ее поднятой над головой руке блеснул миниатюрный талисман. Уоллингфорд был слишком далеко, чтобы разглядеть скрещенные пальцы на крохотной руке, но блеск амулета он видел хорошо.

Этот блеск напомнил ему об обручальных кольцах Дорис и Отто Клаузена и о том, как они сверкали в луче карманного фонаря между темной поверхностью воды и досками причала. Сколько раз Дорис заплывала туда, подгребая под себя воду одной рукой, а в другой держа фонарик?

А может, она ни разу и не была там? Может, она — как теперь и Уоллингфорд — могла видеть эти кольца только во сне или в памяти, где золото сверкает ярче, а отблеск колец в воде кажется вечным?

Если у него и остались шансы добиться руки миссис Клаузен, то дело вовсе не в том, окажется Мэри Шаннахан беременной или нет. Куда важнее, снятся ли Дорис Клаузен те обручальные кольца, которые она спрятала под настилом причала.

Когда самолет взлетел и взял курс на Цинциннати, Патрик Уоллингфорд в полном смысле слова висел в воздухе. И в точно таком же состоянии были мысли Дорис Клаузен относительно Патрика Уоллингфорда. Оставалось только ждать и надеяться.

Был понедельник, 26 июля 1999 года. Уоллингфорд надолго запомнит эту дату. Пройдет еще целых девяносто восемь дней, прежде чем он снова увидит миссис Клаузен.

Времени оказалось достаточно, чтобы успели зажить все его раны. Синяк на голени (чертов столик со стеклянным верхом в квартирке Мэри!) сперва пожелтел, потом стал светло-коричневым, а потом и вовсе исчез. Так же как и ожог (чертов кран с горячей водой в ванной у Мэри!). На спине (исцарапанной Энжи) тоже следов не осталось; исчез даже здоровенный кроваво-красный волдырь у него на плече — память о бурной ночи с юной гримершей из Куинса. Там же, где красовалась синюшная гематома (еще один любовный укус Энжи), кожа опять стала чистой и гладкой и выглядела столь же невинно, как плечико маленького Отто.

Патрик вспомнил, как смазывал нежную кожу сына кремом от загара; ему сейчас очень не хватало этого прикосновения и безумно хотелось подержать малыша на руках Страшно не хватало ему и миссис Клаузен, но он понимал, что торопить ее с ответом не следует.

Понимал он также, что еще рано интересоваться у Мэри Шаннахан, беременна она или нет. Вернувшись из Грин-Бея, он сказал своей новой начальнице, что принимает предложение пересмотреть условия его контракта. Прежний контракт, как правильно сказала Мэри, считался действительным еще восемнадцать месяцев. Она же советовала запросить новый контракт — на три года или даже на пять лет.

Да, именно так (Она тогда сказала: «На три года, нет, лучше на пять».) Но Мэри, похоже, совсем забыла об этом разговоре.

— Думаю, три года — это слишком, — заявила она теперь.

— Понятно, — сказал Уоллингфорд. — Тогда, наверное, мне лучше остаться на прежнем месте и продолжать вести свою программу.

— Ты уверен, что тебе именно этого хочется, Пат? Рядом сидели Уортон и Сабина, вот почему она не церемонится, подумал Уоллингфорд. (Впрочем, и луноликий Уортон, и грустная Сабина лишь слушали их разговор, а сами не говорили ни слова.) По крайней мере одно было ясно: Мэри не поняла, чего он, собственно, добивается, и поэтому нервничает.

— Зависит от условий, — ответил Патрик. — Какой смысл менять работу ведущего на должность разъездного корреспондента, даже если ты сам выбираешь задания? Известно, как это бывает: езжай туда-то, сделай то-то. Придется возвращаться к давно пройденному. Думаю, тебе надо говорить конкретнее, чтобы я хоть как-то представлял себе твои намерения.

Мэри быстро глянула на его и ослепительно улыбнулась.

— Как съездил в Висконсин?

Замороженный и лощеный Уортон, казалось, вот-вот сольется с мебелью, если не произнесет хоть слово (или не пошевелится) в ближайшие тридцать секунд. Видно, он и сам понял это и слегка кашлянул в ладонь. Полнейшее отсутствие какого бы то ни было выражения у него на лице наводило на мысль о бесстрастной маске палача; даже кашлял Уортон как-то невыразительно.

Сабина, с которой Уоллингфорд то ли спал, то ли нет (впрочем, сейчас, подумав об этом, он вспомнил, что во сне она повизгивала, точно собака, которой приснилось что-то интересное), закашлялась, словно ей в горло попал лобковый волос.

— Прекрасно.

Уоллингфорд произнес это как можно спокойнее, но Мэри сделала совершенно правильный вывод: между ним и Дорис Клаузен пока ничего не решено окончательно. Иначе он не стал бы ждать и сразу сообщил бы, что они с миссис Клаузен решили соединить свои судьбы. В точности как и сама она, Мэри, если б знала уже, что беременна, не стала бы медлить и тотчас сказала бы ему.

К тому же оба понимали, что необходимо продолжать разыгрывать этот идиотский спектакль в присутствии Уортона и Сабины, которые, впрочем, тоже всё понимали. При сложившихся обстоятельствах было бы весьма неосмотрительно — и для Патрика Уоллинг-форда, и для Мэри Шаннахан — действовать поодиночке.

— Боже ж ты мой, тут все типа как замороженные! — Так обрисовала ситуацию Энжи, когда Уоллингфорд оказался с нею наедине в кресле гримерной.

— Типа того, — согласился Патрик. Он был очень рад ее видеть, эту добрую и жизнерадостную девицу, которая вылизала его квартиру до такой сияющей чистоты, какой он не помнил с тех пор, как туда въехал.

— Ну что… ты мне расскажешь про Висконсин или как? — спросила Энжи.

— Пока не о чем рассказывать, — признался Уоллингфорд. — Но я все время держу пальцы скрещенными.