Горячий след - Олег Верещагин

— Между нами,

дикарями,

говоря —

Захотелось

Антрекотов в сухарях!

Жизнь лесная

Возбуждает аппетит,

Хоть черникой и брусникой рот набит!

— И у края пропасти,

И у тигра в пасти,

Не теряйте бодрости

И верьте в счастье! — грянул уже целый дурашливый хор. И следующий куплет орала тоже дюжина мальчишеских глоток, а вокруг огня мчался круг хоровода, и земля гулко отвечала ногам, а галстуки казались пляшущими вместе с ребятами языками огня:

— Не пугают

Нас ни стужа и ни зной!

Только летом

Всё же лучше, чем зимой!

И в июле

Нет ни тени декабря,

Между нами, дикарями, говоря!

Коло, вспомнил Олег. Это называется не хоровод — хоровод у девушек, а это коло. Мужской танец. Перед битвой. Руки на плечи — и вместе вокруг огня… Интересно, они-то знают об этом? Наверное — нет, наверное, им просто весело этой ночью у огня…

— И у края пропасти,

И у тигра в пасти,

Не теряйте бодрости

И верьте в счастье!..

… — Скоро рассветёт, — Марат сорвал былинку ковыля, закусил. — Тебе пора…

— Ещё встретимся? — полувопросительно сказал Олег. Марат пожал плечами:

— Наверное. Почему нет?

— Погоди, я послушаю… — Олег повернулся в сторону полупогасшего костра, возле которого почти все уже спали, только Димка напевал негромко, а человека два-три слушали:

— Я по совести указу

Записался в камикадзе.

С полной бомбовой загрузкой лечу.

В баках топлива — до цели,

Ну, а цель, она в прицеле,

И я взять ее сегодня хочу.

Рвутся нервы на пределе —

Погибать — так за идею.

И вхожу я в свой последний вираж.

А те, которые на цели,

Глядя ввысь, оцепенели:

Знают, чем грозит им мой пилотаж!

Парашют оставлен дома,

На траве аэродрома.

Даже если захочу — не свернуть.

Облака перевернулись,

И на лбу все жилы вздулись,

И сдавило перегрузками грудь.

От снарядов в небе тесно,

Я пикирую отвесно,

Исключительно красиво иду.

Три секунды мне осталось,

И не жаль, что жил так мало,

Зацветут мои деревья в саду!

Не добраться им до порта,

Вот и все. Касаюсь борта,

И в расширенных зрачках отражен

Весь мой долгий путь до цели,

Той, которая в прицеле.

Мне взрываться за других есть резон!

Есть резон своим полетом

Вынуть душу из кого-то,

И в кого-то свою душу вложить.

Есть резон дойти до цели,

Той, которая в прицеле,

Потому что остальным надо жить![38]

* * *

— Возьмёшь меня с собой?

Максим подкидывал скрамасакс и ловил за рукоятку. Подкидывал и ловил снова, и опять — подкидывал и ловил… Стоял небрежно, уверенно, но в глазах была просящая робость и страх отказа.

Олег оторвался от рассматривания начерченной Степаном карты. И сам понял, что взгляд, которым он смерил Максима, получился не слишком-то приятным — высокомерным таким… Максим вспыхнул и вздёрнул подбородок. Начал:

— Я…

— Конечно, пошли, — кивнул Олег. — Возьмёшь мою двустволку… Саш! — он повысил голос, обращаясь к девчонкам, которые собирали вещи в дорогу парням. — Макс идёт с нами! Отдай свою пушку Кирке пока!

— Поняла! — Саша махнула рукой и что-то сказала сидящему рядом на корточках Артуру.

— Спасибо… — горячо начал Максим, но Олег отмахнулся без наигрыша:

— Не надо слов… Иди собирайся.

Подошёл Борька — донельзя довольный. Следом за ним важно поспевал Тимка, неся кожаный кошель.

— Я лошадей продал, — деловито сообщил мальчишка, садясь по-турецки и ставя ружьё между колен. Олег отвлёкся и поднял бровь; Тимка подтвердил сказанное яростными кивками — мол, продали-продали, точно! Олег осмотрелся — неподалёку какие-то двое товарищей будённовского вида осматривали четырёх коней, бросая в сторону Борьки опасливые взгляды.

— Не сильно обобрал? — только и смог спросить Олег рыжего нахала. Тот молча взял у Тимки кошелёк и высыпал из него на ладонь два десятка ровных, хорошей чеканки, золотых монет. Олег взял одну и обнаружил, что это червонец Евразийской Советской Республики, выпущенный в 26 году Революции и содержащий 15 грамм золота пробы 0,924. На одной стороне червонца был герб, похожий на старый герб СССР, только с мечом посередине. На другой — профиль Сталина.

Судорожно крякнув, Олег быстро убрал монету и сказал:

— Ну, продал, так продал… — приподнялся, сделал вопросительное лицо в сторону будённовцев. Те немедленно замахали руками: мол, всё в порядке, только эту рыжую холеру к нам больше не подпускайте…

Борька не уходил. Олег посмотрел на него и со всей возможной мягкостью сказал:

— Борь, ну нет. Не возьму я тебя.

— Ладно, я понимаю… — прошептал тот и на миг спрятал глаза, но потом распрямился: — Ну мы пошли.

Олег, хмурясь, глядел ему вслед. Потом просто рассеянно обвёл лагерь взглядом. Нашёл Генку Жукова. Он сидел на небольшом пригорке и смотрел куда-то в сторону, через ковыли. Олег поймал себя на мысли, что по-прежнему не испытывает к этому мальчишке ничего, кроме равнодушия. Говорят, что легко осуждать тех, кто не смог стать героем, когда сам ничего тяжкого не испытал. А если испытал? Испытал, вынес, прошёл? Не осуждать всё равно?.. А он и не осуждает.

Ему просто наплевать, есть такой Генка, или нет.

Потому что о себе он теперь знает точно: не унижался бы, не побежал бы.

Он отогнал эти мысли и снова посмотрел на карту.

Степан явно умел чертить. Карта была сориентирована вокруг надписи:

Сантокад

Судя по всему, так назывались одновременно узкая полоска земли между горами и морем (а, нет, написано «Лазурный Океан») и город на этой полоске. Ниже надписи «Сантокад» было подписано в скобках «Ленниадск. имп.» — ага, это Ленниадская Империя. За горами на северо-востоке было написано: «Жепы». Интересное словечко. Жаль, не спросил, что оно означает… так, ладно. Тут же маленькие надписи вокруг заштрихованных кружков: «Станац. Драгиле. Манче. Ровче. Южо.» Кажется, это места дислокации военных отрядов… На северо-западе уже в горах начиналась надпись «Баргайская Федерация». С гор тут и там текли в океан небольшие реки. Вдоль них шли стрелки — к побережью. Ага, это направления атак…