Диссиденты - Александр Подрабинек

Милицейский конвой, которому было поручено этапировать меня до Якутска, был не против. Молодым ребятам – офицеру и сержанту – это поручение вообще казалось каким-то странным. С какой стати они должны были покупать билеты и везти преступника в пассажирском поезде, если ему положено ездить в «столыпине» под военным конвоем? К тому же в деле нет постановления о взятии под стражу. Я подогревал их недовольство, поясняя, что вполне мог бы и сам добраться до нового места ссылки.

Мы ехали на север, в плацкартном вагоне пассажирского поезда «Тайшет – Братск». Поняв, что я не собираюсь бежать, с меня сняли наручники, и мы сидели с Алкой рядом. Конвоиры интересовались нашим делом, и мы охотно рассказали о себе, о том, что фактически это наше свадебное путешествие. По этому поводу мы даже все вместе распили бутылку шампанского, которую собирались употребить с Алкой по какому-то поводу у нас дома в Бармаконе. Конвоиры сочувствовали нам и желали счастливой семейной жизни.

Между тем офицер конвоя рассказал нам забавную историю. В субботу, когда мы не явились в РОВД в назначенное время и уже уехали из Бармакона, я был объявлен в розыск. Мои фотографии и описание были разосланы по всем областным подразделениям милиции, вокзалам и аэропортам. Видимо, милицейское начальство не на шутку всполошилось, потеряв меня из виду после того, как им пришло указание из Москвы немедленно перевести меня в Якутию.

В аэропорту Братска ждать самолета на Якутск пришлось довольно долго. Все это время я таскался с совсем уж нелепым при нынешних обстоятельствах рюкзаком, набитым хозяйственными вещами. Мы перекусывали все вместе в каком-то привокзальном кафе, а Алка бегала звонить в Москву, благо в аэропорту была почта и междугородняя связь. В самолете мы сидели вместе.

В Якутск прилетели поздно ночью. Уставшие, мы уже мечтали о том, как доберемся до гостиницы и растянемся на кровати. Я все пытался выведать у конвоиров, намерены ли они ночевать в одной комнате с нами или мы все-таки переночуем в разных номерах. Они не знали, что отвечать. Не потому, что не хотели, а действительно не знали. У трапа самолета нас встречали свои и чужие. Свои – красавица Ася Габышева, жена Паши Башкирова, диссидента и недавнего политзаключенного, и друг их семьи Вадим Шамшурин. Пока мы летели из Братска в Якутск, им позвонили из Москвы с просьбой встретить нас. Да они и сами уже слышали о моем новом аресте из передачи новостей по Би-би-си. Алкин звонок из Братского аэропорта не прошел даром. Ася Габышева заявила, что мы едем к ней.

Однако вмешались чужие – работники МВД Якутии, которые тоже встречали нас у трапа самолета. У них были другие планы. Нас запихнули в воронок и повезли в МВД. Ася только успела крикнуть свой адрес, по которому нам надо будет прийти, когда все формальности утрясутся. Однако поездка в воронке не предвещала ничего хорошего.

Довольно долго мы сидели в здании МВД в коридоре перед каким-то кабинетом, где решалась наша дальнейшая судьба. Видимо, никто не хотел принимать решение. Какие-то люди с большими звездами на погонах носились из кабинета в кабинет, поглядывая на нас неодобрительно. Наши чунские конвоиры попрощались с нами, пожелали счастливого пути и сказали, что хотят вернуться домой тем же самолетом. Наконец часа в два ночи из кабинета вышел некто и объявил, что меня повезут в тюрьму, а оттуда самолетом на место ссылки. На меня надели наручники, а Алку выставили из МВД на улицу – в легком пальтишке, глубокой ночью, в сорокаградусный мороз, в абсолютно незнакомом городе. Почему она тогда не замерзла насмерть, можно объяснить только случайным стечением обстоятельств. Позже она так описала свои приключения:

«Я стояла на пустой улице и пока ещё не чувствовала лютого холода, а только ужасное горе оттого, что нас разлучили. Медленно побрела, сама не зная куда, съёжившись от страха и нереальности происходящего. Меня обступила колючая тьма. Я оказалась в городе-призраке, где не было ни людей, ни машин, ни огней. Особенностью этого города была теплотрасса, проложенная не под землёй, как везде, а над ней. Всюду тянулись укутанные в рваные изоляционные материалы унылые трубы, а над дорогами они выкладывались в виде ворот. Сыпался лёгкий, но очень колючий снежок. Вернее, он даже не сыпался, а как бы стоял в воздухе – миллиарды маленьких острых иголочек. В Якутске тогда уже запирали на ночь все подъезды от бомжей, которых там было превеликое множество. Ни единой души на улице не было. Всё-всё-всё было закрыто. Я была одна в целом мире, и этот мир был настроен очень враждебно. Очень скоро я начала замерзать. Было так холодно в эту ночь, что и бомжи, и собаки попрятались. Может, это и хорошо, что было холодно и они попрятались, – я не стала их лёгкой добычей.

Глядя на мрачные коробки домов и в пустое небо, я вдруг поняла, что на свете есть только я и Бог. Это было как озарение, я никогда раньше не задумывалась о Боге. Я перестала бояться, одним концом шарфа обмотала лицо, другим – правую руку. Я правша, и её мне было больше жалко. Хотя отмораживать левую тоже, конечно, не хотелось, но кожаные перчатки были совсем тонкие. Искать гостиницу не имело смысла – денег для этого было явно маловато. Монеток для телефона-автомата у меня не было, взять их было негде, так что позвонить тем людям я не могла, хотя отлично помнила номер телефона. Впрочем, не помню, чтобы мне попались автоматы на моём пути…

Я побежала искать названную мне улицу, а чтобы Бог не оставлял меня ни на минуту, я всё время разговаривала с Ним. Я знала единственную молитву, “Отче наш”, которой в детстве меня научила мама, и читала её бессчётное число раз. Сначала шёпотом, потом, поняв, что кроме Него меня всё равно никто не слышит, – криком. Я бежала по тёмным и пустым улицам и кричала “Отче Наш”. Я очень замёрзла, и время, казалось, тоже замёрзло и остановилось. Я пробегала так пять часов, совсем этого не понимая. И, хотя я не спала уже почти сутки, у меня совсем не было соблазна привалиться к какому-нибудь забору и уснуть. Откуда-то я ЗНАЛА, что всё обойдётся.

Потом, поближе познакомившись с этим довольно большим городом, я выяснила, что моя отправная точка была в центре, а нужный мне адрес – не так уж далеко, на автобусе я доехала бы за полчаса.

Ближе к утру, когда появились первые прохожие, поиски мои пошли быстрее. В семь часов утра я, не чуя ни рук, ни ног, поскреблась в дверь маленького двухэтажного особнячка, в котором жили встретившие нас в аэропорту люди, и наконец, расплакалась.

Меня напоили горячим чаем, водкой с мёдом, растёрли спиртом, накормили, уложили в постель и укутали одеялами. Забегая вперёд, скажу, что я даже насморком не заболела, только кожа на лице потрескалась от мороза, но это потом быстро прошло».

У меня, в отличие от Алки, все сложилось гораздо проще и прозаичнее. Я доехал в комфортабельном воронке до теплой тюрьмы, которая ждала меня с распростертыми объятиями. Было часа три ночи. По случаю столь неординарного поступления в тюрьму подняли ДПНСИ (дежурного помощника начальника следственного изолятора). Он пришел заспанный и хмурый, не понимая, зачем его позвали. Чтобы окончательно его разбудить, я поведал ему, что меня привезли сюда незаконно и пусть убедится в этом сам – в моем деле нет постановления о взятии под стражу. ДПНСИ окончательно проснулся и полез в дело. Санкции на арест действительно не было. Он пробормотал что-то и пошел куда-то звонить, но вернулся очень скоро. «Ничего, не переживайте – мы примем вас и без постановления об аресте», – сообщил он мне. Меня подняли на второй этаж и посадили в пустующую камеру. Я тут же свалился на шконку и заснул.