Каддафи. Хроника убийства - Анатолий Егорин

Короткий республиканский период Ливии (1969–1977 гг.) стал таким образом периодом активной стимуляции развития национального капитализма — сначала с платформы на-серизма, а затем под провозглашенными Каддафи лозунгами «натурального социализма».

Эти социально-экономические процессы были характерны для очень узкой, но наиболее развитой прибрежной полосы, где сосредоточено более 90 % всего населения страны. Остальная территория находилась в руках тех, кто жил в бедуинских шатрах, хотя число берберов и сокращалось (с 320 тыс. в 1964 г. до 200 тыс. в 1973 г. и 150 тыс. в 1991 г. [6]). На необъятных просторах пустыни и в оазисах пропагандировался лозунг Каддафи о том, что вся земля принадлежит Богу и никому другому, и потому каждый верующий в Бога может обрабатывать столько земли, сколько ему это под силу. На языке жителей пустыни это переводилось как обещание не трогать бедуинских обычаев, а, значит, не трогать и берберскую элиту, что устраивало и центральные власти, и местные бедуинские кланы и племенных вождей.

На начальном этапе существования нового режима бедуинские лидеры поэтому заняли нейтральную позицию, пристально наблюдая, как Каддафи и его сторонники расчищали себе путь к власти, расправившись сначала с представителями «старой» королевской знати, поднявшими бунт в Феззане, а затем и с военными группировками республиканцев, попытавшимися заменить леворадикальную часть СРК у руля управления страной (А. Хавваз, О. Мохейши и др.).

Сила кровно-родственных связей и этнических коллективов отчетливо проявилась позже, когда радикализация процесса формирования государственно-политических институтов Джамахирии стала задевать их. Расследование февральского (1978 г.) заговора и мартовской (1978 г.) попытки покушения на жизнь ливийского лидера показало, что во главе заговорщиков стояли начальник военной разведки капитан М. И. Шериф и его двоюродный брат — капитан ВВС М. аль-Саид, выходцы из племени, враждовавшего с племенем Каддафи. Только после этого лидеры Ливии повернулись лицом к проблеме соотношения племенных связей и, несмотря на постулаты своей же теории, отвергавшие руководящую роль партий или племен, начали активно выдвигать на ключевые посты в армии и в ревкомах преданных лиц из своих кланов. Видные представители племени Каддафи, например, были назначены: полковник Х. Ишкал — командующим ливийскими войсками на юге страны, полковник М. А. Хафиз — командующим округом в Феззане, двоюродные братья Каддафи, Саид и Ахмед, вошли в руководство военной разведки, М. Магбуб — в состав ЦК ревкомов. Туда же были введены С. Рашид из племени Мегаа, откуда родом Джеллуд, и А. С. Задми из племени ауляд Сулейман, союзного Мегаа, и т. д. Расстановка своих людей на ключевых постах «власти народа» определила коалицию племен, поддержка которых стала важным фактором сохранения всего режима Каддафи.

Неудивительно, что племенные шейхи сумели использовать местные собрания в своих интересах. Посредством родственных связей и системы покровительства они оказались способными, хотя и неформально, оказывать влияние на выборы и решения в народных собраниях и комитетах в своих областях.

Серьезное сопротивление Каддафи встретил со стороны исламских фундаменталистов, включая суннитских улемов, враждебно воспринявших «Зеленую книгу». Они, например, заявили, что перемены в имущественных отношениях, которые отстаивал Каддафи, не оправданы ни с точки зрения Корана, ни учения пророка. Более того, лидера Ливии обвинили в поддержке «коммунистических тенденций», и тогда в мае 1978 г. он ответил призывом к массам «захватить мечети» и арестовать недовольных представителей духовенства, после чего конфронтация с исламскими фундаменталистами приняла широкие масштабы.

Важной составной частью джамахирийской системы стала сеть революционных комитетов. Основанное в 1978 г. и состоявшее в основном из молодежи, разделившей идеологию Каддафи, движение революционных комитетов обеспечивало лидера необходимыми кадрами. Первоначально революционным комитетам отводилась пропагандистская и просветительская роль, но постепенно они стали выполнять функцию органов принуждения и безопасности. В 1979 г. эти комитеты были наделены полномочиями по наблюдению за выборами в местные народные собрания, отбору кандидатов на работу в народных комитетах и отправлению «революционного правосудия». Действовавшие в областях и муниципалитетах, на предприятиях, в учебных заведениях и в вооруженных силах, революционные комитеты к началу 80-х годов стали для Каддафи основным средством поддержки режима и борьбы с внутренней оппозицией.

Со времени образования первого революционного комитета эта «молодая поросль эпохи масс» превратилась в элиту Джамахирии, потеснив во многом «старую гвардию» революции, а по существу пополнив ряды «новой» буржуазии. Ливия стала называться «великой», о гражданском’ обществе почти не упоминалось, население стало «военизироваться» и противопоставляться армии, цитаты из «Зеленой книги» повсеместно вытеснили суры из Корана.

В этой обстановке ливийский лидер сумел определить «правую опасность» для режима и не без влияния ревкомов принял ряд радикальных мер, приведших в 1981 г. к запрещению частного сектора.

Борьба с представителями национального частного капитала вылилась, однако, не в борьбу сторонников капиталистического и некапиталистического путей развития, а в борьбу между собой «новых» кланов за перераспределение высших этажей власти. Радикалы из ревкомов, как наиболее воинственные представители мелкобуржуазных слоев, претендовавшие на безраздельное руководство, увидели в быстро «созревшей» крупно-буржуазной элите своих конкурентов. Не хотели уступать своих позиций и вожди племен, представители которых составляли революционное руководство.

«Вожди племени Каддафи, которые наблюдали, как ревкомы расправлялись с купцами и со старшими армейскими офицерами, — подметили Д. Бланди и Э. Лайсетт, — начали опасаться за свои собственные позиции и привилегии… Они почувствовали, что «средние» ливийцы возлагали на них ответственность за политическую линию режима Каддафи как на наиболее явных бенефициариев» [7]. Элита из племени Каддафи увидела в ревкомах силу, опиравшуюся на гораздо более обширную кланово-племенную основу, чем другие центры власти, и, естественно, забеспокоилась, решила нанести «предупредительный удар» прежде всего против возможной консолидации оппозиционных элементов внутри ведущего племени. Жертвой такой оценки стал, в частности, выдвинутый в верхние эшелоны власти полковник Х. Ишкал, «сильная личность», замахнувшаяся на место Каддафи. В ноябре 1985 г. он погиб при невыясненных обстоятельствах (врач нашел в его теле шесть пуль), но был похоронен как национальный герой.

Достигнув апогея власти, Каддафи начал трансформировать свой «субъективный социализм» сначала в сторону радикального обобществления средств производства с перспективой «антикапиталистического» развития, как это наблюдалось в годы «нефтяного бума», затем вспять — в концепцию многоукладности, восстановившую капиталистическую собственность в условиях тупиковой ситуации, сложившейся после «нефтяного бума» к 1987 г.

Такая амплитуда идейных колебаний была связана с тем, что «ливийское государство выступало как капиталистическое в рамках международного разделения труда, но как некапиталистическое с точки зрения социально-экономического развития», как подметил Дж. Бирман [8]. Она свидетельствовала, на наш взгляд, не столько о понимании ливийским руководством разрыва между теорией и практикой, сколько о его повышенном внимании к складывавшейся в стране политической и социально-экономической конъюнктуре, которую оно весьма оперативно и прагматично учитывало. Это дало основание ожидать еще более радикальной трансформации каддафиевской теории «естественного социализма» теперь уже в пользу отрицаемого им капиталистического пути развития, с которого ливийское руководство сходило больше в теории, чем на практике, заботясь о главном — о сохранении своей власти.