Обольсти меня на рассвете - Лиза Клейпас

Ее бело-розовая нагота была головокружительно прекрасна. Стройные сильные икры были укрыты белыми чулками с простыми подвязками. Он был невыносимо эротичен, этот контраст между роскошной теплой плотью и целомудренным белым хлопком. Намереваясь снять подвязки, он опустился на колени в мягкие массы розового муслина. Она подогнула колено, чтобы помочь ему, и этот трогательно застенчивый жест возбудил его до безумия. Он наклонился, чтобы поцеловать ее колени, шелковистую кожу внутренней стороны бедер, и когда она, невразумительно что-то пробормотав, попыталась уклониться, он схватил ее за бедра, заставляя стоять смирно. Он зарылся лицом в бледные завитки, в розовую ароматную мякоть, языком раздвигая складки, открывая ее. Уин застонала тихо и умоляюще.

— У меня дрожат колени, — прошептала она. — Я упаду.

Кев сделал вид, что не услышал ее, продолжая ласкать ее языком. Он пил ее эликсир, и голод его разгорелся с новой силой. Она пульсировала, сжимаясь вкруг его языка, с каждым толчком проникающего все глубже. Он чувствовал бурный отклик ее тела. Согревая дыханием набухшие складки, он лизал то одну сторону, то другую, затем посредине, в сосредоточии наслаждения. Словно в трансе руки его блуждали по ее телу. Уин вцепилась в его волосы, и бедра ее начали волнообразное движение, подаваясь ему навстречу.

Он поднялся на ноги. Взгляд Уин затуманился — казалось, она не видит его. Она дрожала вся, с головы до пят. Прижавшись губами к ее шее у ключицы, Кев прикоснулся языком к разгоряченной коже и в то же время торопливо расстегивал брюки:

Уин приникла к нему, и он приподнял ее и прижал к стене, поддерживая ее спину. Тело ее было гибким и на удивление легким, спина ее напряглась, когда он опустил ее, направляя на себя. Она догадалась о его намерении, но, когда Кев оказался в ней, она расширила глаза и вскрикнула.

Ноги в чулках обхватили его талию. Уин крепко вцепилась в него, словно они находились на шаткой палубе корабля в штормовом море. Но Кев держал ее крепко, работая бедрами. Пояс его брюк выскользнул из защелок подтяжек, и брюки спустились до колен. Он отвернулся, чтобы скрыть ухмылку, подумав о том, не стоит ли остановиться, для того чтобы снять с себя одежду… но ему было слишком хорошо и вскоре вожделение достигло такого накала, что ему стало не до смеха.

Уин мелко и часто дышала — в ритме его влажных размашистых толчков, чувствуя, как он наполняет ее собой, как погружается в нее до предела глубоко. Он остановился и с жадностью поцеловал ее. Одной рукой он продолжал поддерживать ее, другая опустилась вниз. Нежно он развел ее набухшие складки. Когда он возобновил движение, при каждом толчке маленький бугорок внизу терся о него. Глаза Уин закрылись, словно во сне, плоть ее конвульсивно сжималась вокруг него.

Раз за разом, все глубже и глубже он все ближе подводил ее к краю. Ноги ее вокруг его талии напряглись, сжали его еще крепче. Она замерла и закричала у самых его губ, и он поцеловал ее, заглушив крик. Но тихие короткие стоны прорывались наружу, наслаждение било через край, сотрясало ее. Кев вонзил себя в чудную, истекающую медом мягкость, экстаз пронзил его словно молния, он содрогнулся раз, другой, столь же беспомощный перед лицом происходящего, как и она.

Тяжело дыша, Кев отпустил ее на пол. Они стояли, влажные от пота, прижавшись друг к другу, успокаивая друг друга поцелуями и вздохами. Уин скользнула ладонями под его рубашку, поглаживая его по спине, в беззвучной и нежной благодарности.

Как-то они добрались до кровати. Кев накрыл их обоих одеялом и обнял Уин. Запах ее, запах их обоих, щекотал ноздри, как легкий, чуть солоноватый, аромат духов. Он с наслаждением втянул в себя этот запах.

— Ме волив ту, — прошептал он и скользнул по ее губам губами, блаженно улыбаясь. — Когда цыган гворит женщине «я люблю тебя», слово «любить» не подразумевает ничего целомудренного. Любить для цыгана — это непременно желать, испытывать вожделение. И это Уин нравилось.

— Me волив ту, — прошептала она в ответ. — Кев…

— Да, любовь моя?

— Как цыгане женятся?

— Соединяют руки перед свидетелями и произносят клятву. Но мы сделаем это и по обряду гаджо тоже. Всеми мыслимыми способами.

Он снял с нее подвязки и бережно скатал чулки, сначала один, потом другой. Он нежно помассировал каждый палец у нее на ногах по отдельности. Она заурчала, как довольная кошка.

Потянувшись к нему, Уин направила его голову к своей груди, выгибаясь ему навстречу. Он, угождая ей, взял ее розовый сосок, лаская его круговыми движениями языка, превратив его в нежный, но твердый бутон.

— Я не знаю, что теперь делать, — сказала Уин томным голосом.

— Просто лежи, где лежишь. Я сам обо всем позабочусь.

Она захихикала.

— Нет, я хотела сказать другое. Что делают люди, когда наконец достигают счастливого финала?

— Они делают этот финал продолжительным. — Он ласкал ее другую грудь рукой.

— Ты веришь в то, что счастье продолжается и после того, как закончится сказка? — все не унималась Уин. Она вскрикнула, когда он, шутя, чуть прикусил ей сосок.

— Верю ли я в сказки? Нет.

— Не веришь?

Он покачал головой.

— Я верю в двух людей, которые любят друг друга. — На губах его играла улыбка. — Верю в то, что они находят удовольствие в обыденном. В совместных прогулках. В спорах о том, сколько времени надо варить яйцо, как управлять слугами и сколько платить мяснику. В том, чтобы ложиться каждую ночь в одну постель и вместе просыпаться каждое утро. — Подняв голову, он подпер щеку, опершись на локоть. — Я всегда начинал день с того, что подходил к окну и смотрел на небо. Но теперь мне это будет ни к чему.

— Почему ни к чему? — нежно спросила Уин.

— Потому что вместо неба я буду видеть синеву твоих глаз.

— Какой ты романтик, — с усмешкой пробормотала она, нежно его поцеловав. — Но не переживай. Я никому не скажу.

Меррипен снова ее поцеловал, и они любили друг друга так самозабвенно, что Кев не заметил, как задребезжал дверной замок.

Взглянув через его плечо, Уин увидела, как хорек Беатрикс приподнялся на задних лапах, вытянувшись всем своим длинным тощим тельцем, и зубами вытащил ключ из замка. Она хотела было сказать об этом Кеву, но он поцеловал ее и раздвинул ей ноги. Потом, решила Уин, легкомысленно позволив хорьку выскользнуть из комнаты, протиснувшись под дверью, с ключом в зубах. Возможно, потом наступит более подходящий момент для того, чтобы сообщить Кеву об этом…

И вскоре она напрочь забыла о ключе.

Хотя плиашка, церемония обручения, традиционно продолжалась несколько дней, Кев решил, что она будет длиться только один вечер.

— Мы надежно заперли серебро? — спросил он у Кэма перед началом праздника, когда цыгане из прибрежного табора только начали стекаться в дом, разодетые в цветастые наряды и звенящие побрякушки.