Филумана - Валентин Шатилов

– Уверяли они! – Дерзкий возглас из толпы прервал оратора. – Вранье! Мы узнали правду, не надо!

– Это кто бузит? – строго поинтересовался вечевой представитель, и из недр людского моря выплыл плюгавый мужичонка в чепце – штопаном-перештопаном, с широкой подпалиной с правой стороны.

– Мы хоть сами и неграмотные!… – закричал он в толпу. – Но умные люди подсказали нам с книжниками поговорить! А книжники знают – все знают! И про то, как князюшка наш лежит, читали в летописях! И про то, что никогда уж теперь наш князюшка не выздоровеет! Будет недвижим – долго-долго – да и помрет потом! А сурожская княгиня, что привезла его, болезного, станет теперь править нами! Во оно как повернулось! И будем мы теперича не квасуровские уже, а ша-гировские!

Толпа загудела. «Не бывать!» – послышались выкрики, – «Не пойдем под Сурож!»

– А вот у самой княгини спросите! – не унимался мужичок. – Долго она в Киршагском кремле сидеть будет? Спросите! «А спроси! – заволновалась толпа. – Пусть скажет!»

– Княгиня … – непочтительно задрал на меня бороду мужичок.

Но его прервали, схватили, уволокли назад, в толпу. Бал здесь правили другие.

Одетый богато, в меха, несмотря на жару, купец барышник-перекупщик, известный всему Киршагу мироед (имя его в сопровождении весьма нелестных эпитетов мгновенно пронеслось в мозгах окружающих), низко поклонился в мою сторону. Но когда взошел на пригорок за оцепление из дружинников да повернулся лицом к сгрудившейся толпе, то слова, бросаемые им в людскую гущу, оказались много хуже речей предыдущего оратора.

– Великое киршагское вече! – провозгласил он неожиданно высоким, визгливым голосом. – Поклониться нам Су-рожу или не поклониться? Давно на нас зарились князья Шагировы, а теперь сбылось! Вот сидит она – госпожой нашей быть захотела. Змеей вползла, песчаной лисицей влезла в Киршагский кремль! Чтоб обрушить твердыню князей Квасуровых– прямо в пустохлябь, что позади кремля! Чтоб истоптать нашу землю! Чтоб выпить наше море! – Он кричал все громче, срываясь на визг, взвинчивая толпу, – Так не бывать этому! Прочь с земли нашей! Горожане! Не дадим Киршаг на посрамление! Сгубим губителей!

Он еще кликушествовал, орал нечто, столь же поджигательное, размахивал руками – дело было сделано: толпа взорвалась воем и плачем, криками и проклятиями.

Анты не способны убить господина? Поодиночке – наверно. Но обезумевшая толпа способна на любое злодеяние, как бы люди потом, разбредясь из нее, ни корили себя…

И сейчас, взведенная до истерики, огромная, бесформенная людская масса двинулась вперед, на вечевой пригорок, раздвигая передних, златотканых, сминая дружинников, выставивших перед собой короткие копья.

Это была ловушка. Деться мне было некуда, защиты искать негде, да и кто, какой герой способен защитить от разъяренной толпы?

Аникандр замер в растерянности. У Никодима сознание заволоклось красным, кровавым, он с рычанием потянул меч из кожаных ножен.

Но уже карабкались на вечевой пригорок дюжие босоногие мужики в лохмотьях, с кольями в руках, безумно разодранными воплем ртами. Уже растворились все в одном многоголосом вое, и кроме ненависти ничего не осталось в остекленевших людских глазах. Следующая секунда должна была стать решающей. И я поднялась со своего стульчика.

У меня не было аргументов, способных убедить толпу. Как не было и возможности утихомирить ее. Мои руки, протянутые к мозговым извилинам первого ряда антовской черни, ползущей на вечевой пригорок, натыкались только на одно – застывшую корку злобы, которая не поддавалась поглаживанию, а лишь ломалась под моими пальцами.

И я ее ломала. Вместе с жизненно важными мозговыми функциями.

Первые трое пали замертво, почти уже дотянувшись до подола моего платья. Одного анта, вьшезшего сзади, зарубил Никодим. Двоих столкнул вниз Аникандр. Но толпа все лезла…

И тогда я закричала. Без голоса, без звука – одной жалостью и состраданием к их бедным, темным антовским мозгам.

Голутвенные не слышали моего крика. Они только вертели головами, тяжело дыша и не понимая, с чего вдруг наступила вокруг такая оглушающая тишина – рев толпы прервался на полувздохе. Людской поток остановился. Рты еще были разинуты, но в глазах стоял испуг. Нет, эти люди по-прежнему не способны были принимать мои аргументы, но они хотя бы замолчали и остановились. И я смогла сказать им:

– Жители Киршага! Подданные князя Квасурова! Я услышала то, что вы хотели мне сказать. Теперь мне надо это обдумать. Через неделю здесь, на этом самом месте, я дам вам ответ. Ответ окончательный. И тогда – поступайте как знаете! Я сказала свое слово и теперь ухожу. Дорогу княгине!

– Дорогу княгине! – заорал Никодим свирепо и полез вниз, угрожающе размахивая окровавленным мечом, расталкивая оцепеневшую толпу.

– Стройся! – запоздало крикнул полковник Аяикадр своим дружинникам. Они с трудом поднимались с земли – смятые и затоптанные толпой.

Я вздернула подбородок и неспешно начала свой спуск в толпу. В коридор ненависти, чуть раздвинутый передо мной щитами киршагских дружинников, угрюмым конвоем окруживших мою княжескую особу. Они выполнили приказ полковника Аникандра, но в душе были согласны с окружающими актами, ненавидящими меня.

Рядом в толпе, справа, дернулась чья-то злобная мысль. Вслед за ней поднялась рука с камнем в кулаке. Камень был нацелен в мою голову – и я не стала раздумывать. Не поворачивая головы, потянулась к анту, к стволу его мозга, и сжала его. Сжала изо всех сил. У человека с камнем мгновенно прервалось дыхание, сердцебиение, булыжник выпал из его руки, и он рухнул как подкошенный. Толпа отпрянула.

Натренировалась, однако, я с Филуманой! Любо-дорого посмотреть… Как легко использую ее возможности, как запросто дотягиваюсь до любого мозга вокруг, как свободно, играючи теперь лишаю людей жизни…

Я шла с высоко поднятой головой в узенькой глубокой траншее, проложенной для меня дружинниками среди высоких насыпей страха, окружающих меня по сторонам и смыкающихся за спиной сплошной, непробиваемой стеной ненависти.

* * *

«Неужто осталось мне только бегство?»

Каменный балкончик, на который я вышла из библиотеки кремля, одиноко нависал над будто сахарной плоскостью Кир-шаговой пустохляби. Он выступал посреди длинной стены кремля, почти уже раскалившейся под полуденными солнечными лучами.

Я вернулась в полумрак библиотечного зала. Взяла один фолиант, полистала, потренировалась в чтении старославянской вязи, взяла другой. Отложила. В них не было ответа на мои вопросы.

Бегство… А что еще? Повторения вчерашнего побоища я не допущу. Раз Киршаг меня не любит, не хочет и боится, то Михаил… Что ж, он действительно здесь в полной безопасности– среди преданных слуг, верной дружины, покорных ан-тов. Каллистрат прав, мне здесь не место. А где место?

Да в Вышеграде же! Мне ведь туда, кажется, надо? Морем проше всего, так, кажется, говорил мудрый Каллистрат. До Дулеба. А там – еще день, и я в столице.