Филумана - Валентин Шатилов

– Смотрите, мне не показалось? Разорванные нити Вит-вины – замечаете?..

Я отступила, давая ему возможность приблизиться.

Каллистрат наклонился почти к границе нубоса, рискуя обжечь лицо, долго всматривался. А потом сказал, выпрямляясь:

– Ну, если так дело пойдет и дальше…

– Мне не показалось? Порванные нити выпрямляются и тянутся друг к другу?

– И не только. По-моему, по краям разрыва несколько нитей уже соединилось.

Я прижала нос к прохладной поверхности, стараясь отыскать стыки, о которых он говорит, и возбужденно подтвердила:

– Да! Да!

– Теперь вы можете быть спокойны за князя, – напряженно произнес Каллистрат, пристально глядя мне в глаза. Я удивленно моргнула:

– Это же замечательно!

– И когда вы собираетесь отбыть в Вышеград?

– Зачем? – Глупый вопрос. Но слишком уж неожиданным было переключение на поездку.

– Разве вам уже не нужно садиться на княжение?

– Но… Почему это надо делать сейчас, когда у Михаила все налаживается – тьфу-тъфу, чтоб не сглазить? – Я поплевала через левое плечо.

Каллистрат с иронией проследил за моими действиями и ответил: – Именно потому. Мы доставили князя туда, где ему, закованному в нубос, ничто не угрожает, убедились, что дело пошло на лад. Теперь пора заняться вашими делами. Сколько продлится то, что сейчас началось в Витвине, неизвестно. А вы можете использовать это время для того, что вам предначертано: получить царову милость, венчаться на княжение… И к тому времени, как…

– А вы?

– Я? Поеду к себе в имение. Если вы не пригласите меня сопровождать вас в Вышеград. Не пригласите – дам в сопровождение своих дружинников, пока у вас нет своих. Мне тоже нет смысла торчать в этом зловещем месте.

– Но почему сейчас? Все это можно сделать позже!

– Дождаться осени? Тогда дороги станут совсем плохие. Я узнавал, как лучше добраться до Вышеграда. Есть два пути. Про один я вам говорил: выехав по той же дороге, по которой мы сюда приехали, взять чуть севернее, через Кравенцы. Но это все равно большой крюк. А есть морская дорога. Отсюда хорошая ладья доплывет до Дулеба, придерживаясь побережья, дня за четыре. А будет попутный ветер – так и раньше. От Дулеба же до Вышеграда на хороших лошадях – всего один дневной перегон. Но опять – это надо сейчас. Осенью шторма разобьют любую ладью, а дороги станут непроезжими.

– Вы…

– Я только забочусь о вас, княгиня. Выйдем отсюда, вы сможете посмотреть все мои мысли. Да, там есть некая надежда на вашу благосклонность. Вы ее не убили, да вам это и не под силу – я не ант. Но никаких злых умыслов вы в моей голове не обнаружите!

– Я никуда не уеду, – зло сказалая. – Я дождусь, пока князь вырвется из нубоса. Если это не произойдет до осени – ничего. Буду ждать дальше. Мне все равно, когда я сяду в Суроже, – в этом году, через год, через десять лет. Надеюсь, княжеские слуги не выгонят меня из Киршагского кремля?

– Нет конечно! Но, княгиня, вы не представляете, какая тут, в Киршаге, тоска. А начиная с осени, когда с моря поднимаются ветра, по пустохляби крутятся смерчи, а камни кремля сочатся холодом и слякотью…

– Вот уж чего я не боюсь – так это ветров и слякоти. В моем родном городе этого добра навалом! И вообще, Калли-страт. Ваши помыслы чисты, а речи умны. Но они мне надоели – и помыслы, и речи!

– Вы меня гоните, княгиня? – горько спросил он.

– Нет. Просто предлагаю заняться собственным поместьем и вашими интересными научными опытами. А когда остынете и приедете с другими помыслами и речами, то я с огромным удовольствием проведу с вами время. Я в этом не сомневаюсь, зная ваш ум и вашу галантность.

– Вы уже употребляли это слово, княгиня, но так и не удосужились объяснить его смысл. Думаю, что это неспроста. И, думаю, мне не захочется проявлять перед вами свои высокие качества, если вы меня так жестоко прогоняете!

– Поймите, Каллистрат, всякому терпению– есть предел. Мы только второй день в Киршаге, а я уже чувствую себя здесь, как в ловушке. И виноваты в этом вы! Поезжайте. Остыньте. Потом вернетесь.

– Княгиня!… – начал Каллистрат высоким, взвинченным голосом. Но замолчал, резко повернулся и выскочил вон из часовни.

Я сгребла веревки и лоскуты в одну кучу, к стене, еще немного понаслаждалась зрелищем заживляющейся раны на ткани Витвины и отправилась в отведенные мне палаты. Встречаться и говорить с загнавшим себя в угол Каллистратом не хотелось.

По дороге я сделала три важных дела.

Заглянула в комнату, где спали киршагские слуги, нашла там одиноко сидящего Бокшу. Поговорила с ним, внушила уверенность в его нужности княгине. Распорядилась пока во всем слушаться киршагскую домоправительницу Чистушу, делать все, что она говорит.

Потом зашла к самой Чистуше, сообщила, что буду гостить до тех пор, пока князь Михаил не поправится.

– А он обязательно поправится! – добавила я, чтобы развеять ее скорбное настроение, и даже протянула руку, пытаясь погладить и успокоить. Но встретила столь жесткие, встопорщившиеся при одном моем прикосновении борозды любви к князю, что быстренько прекратила свою благотворительность. А то нажала бы покрепче – могла и сломать что-нибудь в ее мозгу. Впору вывешивать табличку: «Чужих антов не гладить!»

Вспомнив, зачем, собственно, я к ней заходила, добавила, что мой ант Бокша в ее распоряжении. И еще попросила сменить служанку.

* * *

– Когда прикажете подать завтрак? – с поклоном поинтересовалась моя новая служанка.

Просмотрев внимательно ее мысли, я убедилась, что она не спала с Михаилом.

– А Каллистрат уже завтракал? – спросила я позевывая.

– Оболыжский с утра уехали, – снова кланяясь, сообщила служанка.

– Интересно, куда, – сладко потягиваясь, промурчала я. – Не говорил?

– Говорили. К себе.

Сон мгновенно слетел с меня. Неужели?

– В имение? А не говорил, когда вернется?

– Только сказали, чтоб его не ждали скоро. Значит, я здесь осталась одна?

– А людей своих он забрал?

– Нет, даже карету с кучером оставили. И наказали им, чтоб они вас слушались. А нам всем сказали, чтоб мы вам угождали, как могли, потому что князь вас любит.

– Ну как он может меня любить в нынешнем своем положении… – вздохнула я.

Значит, Каллистрат послушался-таки моего доброго совета!

И у меня начались каникулы.

Поздний подъем. Завтрак в постели. Обед в розарии. Ужин при свечах. В промежутках – узкие, низкие, зловеще-восхитительные лабиринты Киршагского кремля, свирепый грохот морского прибоя, разбивающегося у ног, беззвучная, страшная в своей обманчивой монолитности ослепительно-белая гладь пустохляби. И посреди всего этого – островок надежды в маленькой часовне. Который укреплялся и расширялся по мере того, как затягивалась дыра в Витвине. Медленно, волосок за волоском, ниточка за ниточкой.