Черный трибунал - Виктор Доценко

Ожидая заказ, Савелий принялся обозревать зал. Что ж, все правильно: если Немец — подсадная утка, на которую должен клюнуть «Черный трибунал» в лице Лютого, то нелишне загодя осмотреться.

Занята оказалась едва ли половина столиков: не то время теперь в Москве, чтобы по дорогим ресторанам деньги просаживать!

В кабинке слева отдыхали несколько иностранцев — то ли немцев, то ли шведов: видимо, «бьюик» у входа принадлежал кому-то из них. Иностранцы накачивались рисовым пивом и, судя по всему, чувствовали себя, как дома.

Соломенные усы, панибратское похлопывание друг друга по плечам, подчеркнуто хозяйская манера держаться… Особенно раздражали бесконечные восклицания «йа, йа» — как будто общалась группа ослов.

В кабинке справа одиноко скучал расфранченный молодой человек с огромной золотой печаткой на безымянном пальце. Ассортимент выпивки и закуски выглядел не бедней, чем у Габунии и Миллера, однако обладатель печатки не начинал трапезу — видимо, кого-то ждал.

Сразу за ним сидел, лениво ковыряя вилкой салат, кареглазый, горбоносый мужчина лет сорока. Ел он без аппетита, словно принуждая себя усилием воли.

Острый взгляд Бешеного сразу отметил, что на столе у него не было спиртного.

Этот посетитель «Саппоро» сразу не понравился Говоркову: то ли настороженными взглядами, которые он то и дело бросал по сторонам, то ли тем, что чем-то неуловимо напоминал Миллера…

Тем временем у столика Бешеного появился узкоглазый официант и, подобострастно кланяясь, принялся расставлять тарелки.

— Приятного аппетита, — пролепетал азиат и, поклонившись, взял бутылку минералки, чтобы наполнить стакан дорогого гостя.

Тяжелая рука Говоркова легла на его ладонь.

— Я сам… — непонятно почему раздражаясь, проговорил он. — Ты бы лучше вилку и ножик принес — я что, твоими палочками отбивную есть должен?

Тут некстати зазуммерил мобильник, лежавший на столе.

Бешеный взял трубку:

— Алло?

— Ну, у тебя все в порядке? — послышался голос Андрея. — Девчонки-то хоть стоящие есть?

— Какие девчонки, — почти шепотом досадливо откликнулся Савелий, — сижу, скучаю. Даже выпить не могу.

— Гори она огнем, такая работа, если на ней выпить нельзя! — пошутил напарник.

— Да нет, не о том я… Не о работе на Немца. На службе мы с тобой, Андрюша. Киллеры, Миллеры… И когда только все это закончится?!

— Ничего, когда-нибудь расслабимся! — успокоил Андрей.

— Твои бы слова да Богу в уши. Ладно, Андрюшка, у тебя все в порядке?

— Ничего подозрительного. Сижу музыку слушаю.

— Если что, звони!

— Ты тоже. Пока.

Отложив телефон, Савелий принялся за ужин — азиат наконец-то принес европейские приборы. Кромсая ножом отбивную, Говорков то и дело поглядывал по сторонам.

Неожиданно почудилось: из-за отделявшей зал от кухни бамбуковой ширмы с драконами мелькнуло на секунду чье-то лицо. Бешеный дернулся, словно от удара электрическим разрядом, и нож звякнул о фаянс тарелки.

Савелий был готов поклясться — там, за ширмой, появилось и тут же исчезло лицо Нечаева! Всего на мгновение, на долю секунды, словно фотографируя взглядом сидящих в зале.

Поправив висевшую под пиджаком кобуру, Говорков поднялся из-за стола, придал лицу выражение безразличного спокойствия, после чего двинулся между столиками в сторону кухни. Зашуршала отодвигаемая бамбуковая занавеска, дернулись нарисованные драконы, и Савелий, сделав несколько шагов, осмотрелся.

Никого похожего на Лютого вокруг не было. Прямо — дверь на кухню, где в благоговейной тишине колдовали японские повара. Слева — дверь в подсобку, запертая. Прямо — дверь черного хода. Савелий подергал ручку — эта дверь тоже была закрыта.

— Померещилось, наверное, — пробормотал он, возвращаясь к своему столику, и, устало опустившись в кресло, взглянул в сторону Немца.

Миллер и Габуния оживленно беседовали. Амиран что-то живо доказывал, Немец снисходительно кивал, и лишь тяжелые морщины, лежавшие на его грубоватом лице, свидетельствовали о недоверии к собеседнику.

— …можно и вместе это провернуть! — донеслось до Говоркова.

— …вот и выпей за это, Амиранчик! — обобщил Александр Фридрихович. — Нет, мне не надо, спиртного не употребляю.

— Зря, дорогой, не употребляешь! — взмахнул руками грузин. — Если бы употреблял, не был бы таким задумчивым! Надо иногда расслабляться, уважаемый Александр Фридрихович! А я выпью!

Он выпил водки, причем это была чуть ли не десятая рюмка за вечер.

Глаза у Габунии блестели, он наклонился через столик и стал горячо шептать Миллеру:

— Есть классные девочки, может, потом ко мне поедем? Ломовые телки, слушай! Надя и Катя и еще эта… как ее… ладно, забыл… Мне стоит только свистнуть — сами прибегут. Высший сорт девочки, клянусь! Мне их когда-то покойный Лебедь прислал. А я запомнил. Без никакого презерватива трахаются! И лесбос могут, и в попку любят, все могут! Поехали!

— Амиранчик, о чем ты говоришь? — усмехнулся Немец. — Я блядьми уже сыт по горло. Да и потом, не до отдыха мне сейчас. Такие дела начинаются…

Он аккуратно орудовал ножом и вилкой, отрезая от солидной порции так называемого мраморного мяса небольшие кусочки. Потом придирчиво осматривал то, что было на вилке, окунал мясо в соус и только потом отправлял в рот. Жевал тщательно, неторопливо, как говорится, с расстановкой.

— Жаль, дорогой, — огорчился плавно пьянеющий грузин и выпил еще одну рюмочку. — Ничего не пьешь, к девочкам не хочешь. Так нельзя, слушай. Боюсь, не получится у нас компаньонства.

Немец перестал жевать и пристально посмотрел на Габунию — вот он и убедился в справедливости своих догадок. Этому грузину, как и ему самому, хотелось прощупать собеседника, вызвать на откровенный разговор, чтобы кто-нибудь из них двоих проболтался, раскрыл свои карты. Но трезвый Немец был осторожнее пьяного грузина. А тот все болтал:

— Пойми меня, Александр Фридрихович, нельзя время терять. Не будет компаньона — ничего, я и сам справлюсь. Но не могу такого уважаемого человека не поставить в известность. Однако же дела — завтра. Сегодня мне лично очень хочется отдохнуть.

Выпив, Габуния что-то произнес по-грузински и, поднявшись из-за стола, направился в сторону фойе. Он был уже сильно пьян и шел пошатываясь. Проходя мимо столика Бешеного, грузин случайно задел тарелку полой пиджака и, пробормотав какие-то извинения, двинулся дальше.

Наблюдательный .Савелий заметил: едва Амиран поднялся из-за стола, Александр Фридрихович и горбоносый мужчина, сидевший к Немцу лицом, обменялись какими-то знаками. Сделали они это почти незаметно, однако Говорков насторожился.

Не прошло и полминуты, как из-за стола поднялся горбоносый и, подхватив из-под столика легкую спортивную сумку, пошел следом за Габунией. Это выглядело странно: почему, направляясь в такой дорогой ресторан, он не оставил сумку дома или хотя бы в машине? Почему, в конце концов, не сдал ее в гардероб?