Плененная королева - Элисон Уэйр

– Я не верю ничему! – отрезала она. – Вернее, мне хотелось бы верить. И я не хочу, чтобы ты любил меня как жену. Я хочу, чтобы ты любил меня, как любил когда-то. Когда ты был моим. До Розамунды.

Генрих откинул назад голову и безрадостно рассмеялся:

– Ты ничего не поняла, Алиенора. Наш брак был заключен не только из любви, но и из соображений политики. А тебя я не только любил, я к тебе вожделел, как ни к одной женщине до тебя. Но такое вожделение не вечно. После многих лет супружества оно притупляется. Я никогда не принадлежал целиком тебе, как ты, может, думаешь. На моем пути всегда были женщины. Во мне обитает дьявол, и я никогда не могу удовлетворяться одной женщиной, даже Розамундой. У меня было немало женщин, после того как я оставил ее в Англии. Если откровенно, то это не в моей природе, но все же я вполне способен любить тебя как мою жену и вожделеть к тебе… и при этом любить ее.

Алиенора слушала с возрастающим ужасом, не в силах принять предательства мужа. Все прошедшие годы она спрашивала себя, раздумывала. Слышала то, что говорил ей Рауль де Фай. Но никогда не верила до конца… Пока не заехала в Вудсток. При воспоминании об этом слезы хлынули у нее из глаз.

– Ты любишь ее так, как когда-то любил меня, – горько пробормотала она.

– Мы с тобой партнеры, Алиенора, – ответил Генрих. – Ты – Аквитания, я – Англия, Нормандия и все остальное. Если мы вместе, то под нами бульшая часть западного мира. Нас ничто не может разъединить. Даже ненависть. Чтобы быть неуязвимыми, мы должны действовать вместе, создавать видимость согласия. Наши личные чувства в счет не идут.

– Как легко ты говоришь о ненависти! – напустилась она на него. – Для тебя мои чувства – ничто, но ты просишь меня о партнерстве. Послушай, Генри, я вовсе не глупа. У тебя зуд к этой шлюшке, и ты хочешь, чтобы я не мешалась у тебя под ногами. Нет, не спорь с этим!

– Буду спорить! – прокричал Генрих. – Я люблю и почитаю тебя как мою жену…

– Почитаешь? Ты не понимаешь, что означает это слово! – вскрикнула Алиенора, по щекам ее текли слезы. Она отвесила мужу пощечину. – Это тебе за твое распутство! – Она отвесила ему еще одну пощечину. Ярость обуяла ее с такой силой, что Алиенора уже не управляла собой.

Генрих схватил ее за запястья, на лице его застыла маска гнева. Он так сжал ее руки, что ей стало больно.

– Как ты посмела ударить меня – короля?! – заорал он.

– Я ударила моего изменника-мужа! – ответила Алиенора. Она теперь была совершенно беспомощна и плакала. – Генри, ты хватил через край. Ты изменил супружеской постели и моему доверию. Ты дал мне понять, что я стара. Если я и обрадовалась возвращению в Аквитанию, то теперь этой радости нет – умерла. В этом мире для меня не осталось радости. Ты убил ее. Я надеюсь, ты доволен!

Генрих ничего не сказал, но неожиданно крепко обхватил жену рукой и держал, пока буря не прошла и слезы не иссякли. Алиенора не видела его лица, потому что ее лицо было прижато к бороде мужа, и не могла понять, зачем он это делает. Но и когда слезы высохли и она успокоилась, Генрих продолжал держать ее. Алиенора хотела освободиться, но ей было необходимо, чтобы ее держали вечно, и она с ужасом ждала мгновения, когда рука его ослабнет. Как горько было понимать, что мужчина, который нанес ей смертельное оскорбление, и есть тот единственный мужчина, который может ее утешить. Но в этот момент Алиенора почувствовала, как пришла в возбуждение его плоть.

– Нет! – крикнула она, начав сопротивляться. – Этого не будет. Никогда!

– Ты моя жена, – пробормотал Генрих. – Это мое право.

– Тогда тебе придется изнасиловать меня! – выкрикнула она.

– Не доводи меня, – сказал Генрих, отпуская ее. Когда он заговорил снова, ему едва удавалось управлять своим голосом. – Прекрасно. Я пытался поправить наши отношения, но ты высказалась яснее ясного. С этого момента мы будем соблюдать правила вежливости, но не больше. И насколько я понимаю, ты не будешь возражать против того, что я удовлетворяю свои желания в других местах?

– Делай что хочешь! – Алиенора кипела отчаянием человека, который вдруг осознает, что собственными руками под воздействием момента сжег мосты. – Я поеду в Аквитанию, и мы будем делать вид, что между нами все в порядке, если ты так хочешь.

– Ты прекрасно знаешь, что я хотел совершенно иного, – ответил Генрих.

– Нет, милорд, это ты все изгадил, – сказала Алиенора, решительно отирая последние слезы. – Наш брак мертв. Ты не можешь жить с нами двумя.

На юг они отправились вместе, двинувшись на Пуатье, следом шла армия преданных сеньоров, слуг и воинов. Генрих настоял на том, что будет провожать жену, предупредив ее, что времена сейчас лихие, а его власть распространяется только туда, где находится он и его воины. Они ехали во враждебном молчании.

Алиенора пребывала в смятении, горюя из-за того, что радость от ее долгожданного возвращения в Аквитанию в качестве правителя отравлена убийственным знанием: фактически ее отъезд означает окончательный разрыв с Генрихом, разрыв, в котором она ни в коей мере не была виновата, но причиной которого стала. С каждой оставшейся позади милей они приближались к мигу прощания, дальше каждый пойдет своим путем: они останутся партнерами в браке, но будут разделены куда как серьезнее, чем только расстоянием.

И прощаться Алиеноре нужно было не только с мужем. Вместе с королем и королевой ехали дети: Молодой Генрих, имевший теперь титул графа Пуатье, красивый и растущий чуть ли не по часам. Сын носил королевский титул со всей уверенностью своей породы. С этого времени он должен будет оставаться с отцом, дабы познавать науку управления государством. Одиннадцатилетний голубоглазый Ричард, длинноногий и длиннорукий, уже ставший закаленным воином, которого хвалили не только капитаны, обучавшие его военным искусствам, но и учителя, преподававшие ему латынь и книжные знания. Он отправлялся в Аквитанию вместе с матерью и братом Жоффруа, красивым смуглым Жоффруа, который терпеливо выносил щебетание тщеславной юной Констанции, ехавшей бок о бок с ним. Она его измучает, моего умного мальчика, думала Алиенора. С ними ехали и маленькие девочки – Алиенора и Иоанна, рыжеволосые подобия матери, только мягче, гораздо послушнее и покорнее.

Сегодня ее дочери были смирнее обычного. Генрих решил при ее неохотном одобрении, что, пока не придет время выдать их замуж, они будут воспитываться добрыми монахинями монастыря Фонтевро. Для девочек благородного происхождения не найти лучшего образования. Семья Алиеноры, как и семья Генриха, вот уже многие поколения отправляла дочерей в Фонтевро. Но это решение опечалило королеву. Она станет скучать по Алиеноре и Иоанне, у нее было такое чувство, что она бросает их. Почти так же, как бросила много лет назад двух других своих девочек. Недавно, после ее долгих домогательств, пришло еще одно письмо от Марии, на которое Алиенора была вынуждена написать всего лишь формальный ответ. Она гордилась тем, что молодая графиня Шампанская унаследовала ее любовь к поэзии и музыке, но настоящей связи между ними не существовало – она была утрачена много лет назад. Это походило на общение с посторонним человеком. У Алиеноры пропало желание продолжать переписку.