Плененная королева - Элисон Уэйр

Генрих кивнул – Алиенора подозревала, даже надеялась, что он боится заговорить, – потом развернул коня и дал команду свите следовать за ним. Алиенора провожала его взглядом. Он поскакал к Лузиньяну, оставляя за собой клубы пыли. Наконец с вымученной улыбкой на лице она повернулась к графу Патрику и, пришпорив коня, двинулась к Пуатье. Домой. После такой долгой ссылки она возвращалась домой.

Несмотря на все печали, Алиенора, вернувшись в свою резиденцию в башне Мобержон, ощутила прилив теплого чувства. Герцогские покои недавно отремонтировали, и теперь они отличались простором и роскошью. Алиенора прошлась по ним, поздравляя себя, довольно потрогала пальцем мягкое беличье покрывало на кровати, шелковую ткань подушек. Все комнаты были яркими – темно-синяя, цвета лесной листвы, красная. На стенах висели гобелены с эротическими сценами, изображающими нимф, купающихся в мифологических реках, и любовников, предающихся запретным наслаждениям. Ярко расписанные буфеты и подоконники были уставлены вазами из аквамаринового стекла и порфира. В соларе герцогини на широком столе перед камином был предусмотрительно поставлен серебряный кувшин с вином, ее ждал и набор шахматных фигур из слоновой кости, а в углу на комоде, укрытом расшитой материей, стоял переносной алтарь.

Ужин оказался превосходен. Трюфели! Сколько лет Алиенора их не пробовала! А для человека, которому приходилось мириться с менее рафинированной английской кухней, они были как амброзия. Затем подали утку, поджаренную в собственном жире. Великолепно! Персики и абрикосы, крупные и сочные – таких не бывает в северных королевствах. Возвращение домой оказалось более радостным, чем она предполагала.

Алиенора лежала в ванной на тонких льняных простынях, а Мамилла, Торкери и Флорина мыли ее настоянной на травах водой, массировали руки и ноги, которые болели после нескольких дней в седле. Алиенора ощутила блаженство, какого давно не было в ее жизни. Здесь она герцогиня. И может жить в свое удовольствие. Ей не нужно считаться с настроениями и капризами мужа. Чувство освобождения нахлынуло на нее.

Чтобы подкрепить эту новую уверенность, Алиенора начала заказывать платья и плащи из тончайших материй, велела ювелирам в Пуатье изготовить элегантные драгоценности – диадемы, браслеты и броши – по самой последней моде. В новой великолепной одежде она снова чувствовала себя как прежняя Алиенора, что помогло ей избавиться от ощущения собственной бесполезности после предательства мужа. Она заставляла себя не думать о нем, полностью погружаясь в новую жизнь. «Ведь я давно этого хотела», – говорила она себе. «Но не так, не так!» – возражал настойчивый внутренний голос.

Алиенора решительно занялась управлением герцогством, проявляя искренний интерес ко всем сторонам государственной жизни. Каждый день она садилась на свое высокое место во главе стола Совета и терпеливо выслушивала аргументы и советы ее сеньоров. Важные решения всегда нужно было отправлять на утверждение Генриха, и между Аквитанией и Севером шел постоянный обмен. Никому, а в первую очередь Алиеноре, не нравилось это вмешательство в дела герцогства. Ее народ никогда не принимал Генриха, которого здесь не переваривали. Но, будучи ее мужем, он имел законное право властвовать в ее землях, и Алиенора постоянно напоминала себе, что если уж быть справедливой, то Генрих оставил ей достаточно независимости.

Если она не заседала в Совете, то отправлялась на верховую прогулку или соколиную охоту. Или же занималась детьми, оставленными на ее попечение. Вскоре с разрешения Генриха Молодой Генрих и его жена Маргарита отправились в путешествие по югу и заехали к ней, присоединившись к Ричарду, Жоффруа и Констанции. И в окружении этого множества молодых людей, поднимавших настроение, жизнь во дворце казалась кипучей и радостной – именно такое лекарство и требовалось больному сердцу Алиеноры. Она никогда не оставалась одна – сама позаботилась об этом, вызвав шестьдесят дам прислуживать ей, веселить ее, и всегда рядом был дорогой Рауль де Фай, который утешал ее, давал советы в делах управления герцогством и был щедр на двусмысленные комплименты, словно все еще надеялся завоевать более интимные благосклонности.

Все это доставляло Алиеноре удовольствие, ведь ей уже исполнилось сорок шесть, и нередко она с тревогой смотрела на собственное отражение в зеркале, которое неумолимо свидетельствовало о надвигающейся старости. И в то же время она видела в полированном серебре изящно сложенную женщину со все еще полными губами, глазами, которые могли сверкать умом и приглашать к разговору… и не только. Под головным покрывалом ее волосы уже не отливали той медью, что прежде, в них пробивались седые пряди, но волосы по-прежнему оставались длинными и роскошными и, когда она распускала их, падали на груди, все еще налитые и соблазнительные. Может быть, думала Алиенора, ну почему бы и нет, она еще сумеет завести любовника, поскольку Генри это больше не интересует. Но только не Рауля. Она его любила, полагалась на него как на друга и дядюшку, но видеть в постели с собой не хотела.

Патрик оказался обаятельным и умным. Алиенора чувствовала, что нравится ему, и видела в его карих глазах то восхищение, которое в прошлом возбуждала во многих мужчинах. Это было бальзамом для ее раненой гордости. Она думала, что и Рауль замечает это. И ревнует ее. Но Рауль не мог ревновать долго.

Весна выдалась прекрасной, цветы распустились не по сезону рано, ветра были тихие и мягкие, и Алиенора решила отправиться на соколиную охоту с графом Патриком. До них дошли сообщения, что Генрих эффективно подавил бунт в Лузиньяне, потом отправился на север, где собирался провести переговоры с Людовиком. Известие о том, что он теперь так далеко от нее, новой болью отозвалось в ее сердце, и Патрик решил: охота сейчас будет безопасной.

– В последнее время ни о каких происшествиях не сообщалось, – улыбнулся он. – Поэтому я оставлю доспехи дома, а сопровождать нас будет лишь небольшой отряд.

Алиенора, хотя у нее и было тяжело на душе, вдруг поняла, как это хорошо выехать из дому в солнечный день. Королева с удивлением обнаружила, что ее захватывает процесс: с замирающим сердцем смотрела она, как могучий сокол воспарил в голубое небо, а потом с безошибочной точностью спикировал на жертву, после чего вернулся на ее перчатку и смиренно позволил надеть себе на голову алый капюшончик и опутать ноги.

– Браво, миледи! – воскликнул граф Патрик.

Воины захлопали в ладоши и одобрительно закричали издалека – сами они были слишком незначительны, чтобы прикоснуться к этой королевской птице.

Засада, в которую они попали, была неожиданной. Со всех сторон, выкрикивая боевые кличи, леденящие кровь, их окружили всадники.

– Это лузиньянцы! – испуганно воскликнул граф. – А moi! А moi!

Алиенора быстро взяла себя в руки. В одно мгновение она увидела свое пленение, а потом выкуп, если не хуже. Но когда она попыталась ускакать, граф Патрик, выкрикивавший приказы своим людям, спрыгнул с коня и, быстрый как молния, ухватил ее лошадь под уздцы.

– Возьмите моего скакуна, миледи, быстрее коня нет во всем христианском мире.

Алиенора не стала терять ни минуты, быстро вскочила на коня и поскакала, как сказал ей граф, к руинам замка.