Космос. Марс - Никита Андреев

— Что сейчас они чувствуют? — спросил он пустоту.

Нака взглянула на фотографию и из нее вырвался прерывистый жалостливый стон.

— Не понимаю, зачем он это сделал? — произнес Молчанов.

Нака погладила его плечо.

— Ты сделал все, что мог.

— Он спас меня, а я не смог. Если бы я полетел раньше. Хотя бы на десять минут.

— Я прочла твое заключение. Прости, я не должна была, — она опустила виноватый взгляд. — Он был в сильной депрессии. Ты помогал. Но ты не бог. Нельзя спасти человека, если он не хочет жить.

Нака приблизилась к иллюминатору и взглянула на ярко-красное пятно, сверкающее бельмом посреди моря холодного мрака.

— Все это моя вина. Если бы командир тогда послушал Ивана, и мы сменили курс…

Она не договорила, ее голос сорвался, и она заплакала.

— Это было решение командира Стивенсона. Не твое.

— Но я настояла. И я принимаю эту вину, — она приблизилась к нему в ожидании, что он обнимет ее, — Лучше бы я умерла тогда. Не сейчас, не с любовью в сердце.

Она обняла его сама, как-то совсем по-детски.

— Я так боялась, что не смогу снова прикоснутся к тебе.

Она целовала его шею, а он смотрел на счастливые лица дочерей Скотта Стивенсона, обнимающих папу с обеих сторон.

— Когда будут результаты анализов?

Он кивнул.

— Уже? Почему ты не говоришь мне? Я же с ума схожу.

— Доза облучения чуть выше нормы. Жить буду долго.

Она крепче обняла его.

— Я так рада. Ты точно уверен?

Он кивнул.

— Видела бы ты физиономию Омара Дюпре. Его мир рухнул.

— Ты же был там не меньше десяти минут. В самом центре…

— Мне повезло.

— Нет. Мне повезло.

Молчанов смотрел на Наку и понимал, что ничего не чувствует к ней кроме жалости. Ему вдруг на миг показалось, что он понимает причину ненависти к ней других членов экипажа.

Они еще долго разговаривали.

— Два года в полной изоляции. Наружу только в скафандрах. Полная имитация марсианского полета.

— Доктор Пател хотел подготовить вас.

— Мы были подопытными кроликами. Как-то раз Ричард решил проверить, как экипаж будет вести себя в случае поломки ровера. Ричард установил на скафандры дистанционную блокировку, чтобы никто не смог снять их раньше, чем он позволит. В тестовой группе был Чарли Хэнлон и еще двое, Грэг и Мари. Они были любовниками. Все знали об этом, думаю и Ричард тоже. Он специально выбрал их. Группу забросили на десять километров вглубь пустыни. Несколько дней они пытались отремонтировать ровер и наладить связь. У них ничего не получалось, и, конечно, не могло получиться. Они не догадывались, что настоящий эксперимент Ричарда только начинается. Они не могли снять скафандры. Умоляли Ричарда открыть замки. Грэг сошел с ума. Избил Мари и отобрал у нее баллон. Чарли пытался помешать. Они подрались. Ричард все это время не давал открыть замки. Мари была мертва три минуты. Ее чудом спасли.

Молчанов читал об этом эксперименте в книге доктора Патела

«… эксперимент показал, что индивид, оказавшийся на грани жизни и смерти с большей долей вероятности не способен мыслить дальновидно. Запускается инстинкт самосохранения, после чего функционирование человеческой кооперации в группе становиться невозможным. Ни один член экипажа не готов пожертвовать собой для спасения другого»

— Его выводы не верны, — сказал Молчанов. — В истории много примеров, когда люди сознательно шли на смерть ради других.

— Ричард верит только своим результатам.

Нака прикрыла глаза.

— Официально эксперимент Террос признан успешным, но мы все знали, что это провал. Отношения в экипаже к концу стали невыносимыми. Мы ненавидели друг друга. На камеру улыбались, говорили, что готовы к настоящему полету. Никто бы не полетел. Я соврала, я не была готова остаться на Марсе навсегда. Не готова и сейчас. Я хочу вернуться на Землю. С тобой. Я люблю тебя.

Она попыталась поцеловать его, но Молчанов отвернул голову.

— Я понимаю. Ты очень устал. Столько всего произошло. Отдыхай, завтра трудный день.

Она оставила его одного. Эту ночь он не сомкнул глаз.

* * *

«… Я не знаю прочтешь ли ты. Я скоро умру. Возможно, мне осталось несколько месяцев. Доза облучения слишком высокая. Лечения нет. Я точно знаю, как буду умирать, знаю какие меня ждут мучения. Мне не страшно. Я заслужил. Единственное, о чем жалею — то, как поступил с тобой. Я предал тебя. От мысли, что никогда не смогу поцеловать нашего ребенка хочется кричать. Я сделал столько ошибок, многие никогда не смогу исправить. Я был так зол на тебя, что думал найду утешения с другой. Я знаю ты не простишь меня никогда, я не заслуживаю. Я прошу только одного — воспитай нашего ребенка достойным человеком, расскажи все то, что сделал я. Пусть он знает каким-бы был отец, и какие ошибки он совершил. Покажи это письмо. Мои ошибки не должны повториться. Андрей».

Отправлено

* * *

Решение ЦУПа запустить спасательную операцию вызвало неожиданную волну скепсиса. Пользователи, изучившие за последние полгода всю подноготную космических полетов, не поверили в успех. Большинство задавалось вопросом — стоит ли жертвовать членами экипажа во имя спасения чуждых землянам марсиан? Им апеллировали другие: земляне сами виноваты и ошибку нужно исправить любой ценой. Слоган «Раса людей» стремительно набирал популярность. Складывалось впечатление, что между странами вдруг стерлись границы. Споры за территории теперь открыто высмеивались. Быстро осознавшие это политики, начали зарабатывать очки, пропагандируя отказ от конфронтаций во имя объединения усилий. Националисты переключись с расовых вопросов на защиту человечества, как вида. Марсиан они называли врагами, требовали не спасать их, а наоборот уничтожить, дабы избежать в будущем захвата марсианами нашей планеты.

В Сети разгорались споры среди новоиспеченных научных энтузиастов. Одни предлагали запустить двигатель, и, не выходя на орбиту Марса, лететь обратно на Землю. При этом скорость Земли, которая теперь удалялась от Марса превышала скорость корабля, и догнать ее не удалось бы. Другие советовали отцепить большинство модулей от станции и эвакуироваться, используя двигатели посадочного челнока. Эта затея также не выдерживала критики. Между тем идеи оформлялись в проекты, набирали сотни миллионов подписей в поддержку и летели в ЦУП с требованием скорейшего рассмотрения. ЦУП отказывался тратить бесценное время инженеров на разбор абсурдных предложений. В ответ ЦУП обвиняли в предательстве человечества, бездействии и непрофессионализме.

В Москву со всего мира съезжались люди. Такого потока приезжих златоглавая не видела с момента большой сибирской миграции. Многие впервые в жизни покидали свои города и страны. Власти временно наложили вето на закон о запрете углеводородных энергоносителей. Сотни оставшихся в рабочем состоянии пассажирских самолетов впервые за многие годы поднялись в небо. Они несли на борту людей разного возраста и вероисповедания, расы, богачей и малоимущих — людей объединенных общей целью — спасти соплеменников, запертых в стальной коробке за миллионы километров от дома.