Венецианская птица. Королек. Секреты Рейнбердов - Виктор Каннинг

Прежде чем ехать в Девон, Гримстер позвонил в лондонский дом миссис Хэрроуэй. Она оказалась дома и взяла трубку. Гримстер сказал, что Департамент закончит дело с Лили, видимо, в течение недели. И тогда не позволит ли она Лили пожить некоторое время у нее, пока не сформируются определенные планы на будущее? Получив утвердительный ответ, Гримстер попросил миссис Хэрроуэй пока хранить этот звонок в секрете. Она рассмеялась.

– Почему?

– Сейчас я не могу сказать, – ответил Гримстер. – Но когда я привезу Лили к вам, вы поймете, что это не пустая прихоть.

– Очень хорошо, мистер Гримстер. С радостью.

В начале вечера Гримстер сел на поезд в Эксетер и ближе к ночи приехал в Хай-Грейндж. Крэнстон ждал его, уже получив инструкции от сэра Джона.

– Пожалуйста, приготовьте мне машину без водителя, – попросил Гримстер. – Я заберу ее завтра в Эксетере в обеденное время. Вы можете вернуться в моей машине. Еще закажите двухместный номер на имя мистера и миссис Джейкобс в отеле «Рандольф» в Оксфорде – на завтрашнюю ночь и на следующую.

Крэнстон бросил на него короткий взгляд, но промолчал. Потом кивнул и протянул Гримстеру конверт.

– Это вам – пришло вечерней почтой.

Почерк Гаррисона, на конверте лондонский штемпель.

Гримстер открыл письмо и прочитал:

«Дорогой Джонни!

Никто так не рад, как я, что ты все еще жив. Я недооценил твою изобретательность тогда на реке и, к сожалению, своей заносчивостью допустил эту ошибку – «среди прочего». Я знал – и дальнейшее подтвердило, – что от тебя это не ускользнет.

Естественно, Прингла следует рассматривать – по справедливости – выбывшим из игры. Ты, разумеется, ни за что не выпустишь из рук то, что было в перстне, – если только за последнее время не поменял мнение и решение. В этом случае наше предложение вполне в силе – даже с еще бо́льшими гарантиями личной безопасности и бо́льшим вознаграждением.

Понятно, что я не извиняюсь за прямоту подхода. Мы с тобой всегда говорили в открытую – увы, в нашей профессии такое качество не ценится.

Если заинтересуешься, выйди на связь. Не заинтересуешься – буду искренне молиться, чтобы ты больше не оказался в положении, подобном недавнему на берегу реки.

С любовью, Дики».

Гримстер улыбнулся и перебросил письмо Крэнстону.

– Прочтите, вас позабавит. А потом отправьте сэру Джону.

Он поднялся в свою комнату, налил бренди и зажег сигару. Ему нисколько не претило жить в мире, в котором существуют люди, подобные сэру Джону и Гаррисону. В каком-то смысле Гримстер и не ведал другого с того дня, как выяснилось, что мать кормит его трогательной и доброй ложью. И ничего странного, что Гаррисон – первый, кого он мог бы назвать другом, – готовился его убить. Он сам поступил бы так с Гаррисоном. На руках сэра Джона пятьдесят убийств, что нисколько не лишает его уважения. Все они – адвокаты дьявола. Но Вальда разорвала систему извне. Он, Гримстер, поддался чувству, на которое не имеет права ни один человек, продавший душу. Он влюбился. И смерть Вальды вышвырнула его из рядов профессионалов, превратив в изгоя и изменника. Он больше не профессионал. Он просто Джон Гримстер и может впервые побаловать себя, исполнив простое человеческое желание. Он собирается убить сэра Джона, а после убийства – жить столько, сколько позволят собственные силы и мозги, а так как инстинкта смерти в нем нет, проживет он долго и умрет естественной смертью.

Гримстер прикончил бренди, докурил и отправился в спальню. Потом в пижаме и халате он пошел в номер Лили. Дверь была не заперта, а в темноте гостиной виднелась полоска света из-под двери спальни. Конечно, она его ждала. И не требовались слова, чтобы понимать друг друга. Она отдалась ему (хотя и себе не призналась бы в этом), чтобы разрешить ситуацию, чтобы наверняка получить свою долю наследства Диллинга. Однако Гримстер понимал, что Лили давно прошла точку, когда нужно было изображать любовь к нему. Она знала, что любит. Для нее это и должно быть так, чтобы не тревожить легкий комфорт тела и души. Сам Гримстер для себя должен был исполнять роль человека, не только принимающего, но и дарящего любовь. Роль, благодаря его новой свободе, несложная. Тело и чувства рядом с желанной женщиной не приходилось пришпоривать – все слова любви, что он говорил ей, были не ложью, а всего лишь благодарностью в ответ на освобождение, которое она принесла.

Открыв дверь спальни, Гримстер увидел, что Лили читает, сидя в постели. Она уронила книжку на пол, протянула навстречу руки и воскликнула горячо и без тени смущения:

– Джонни, милый! – Она была в зеленой ночной рубашке с черной бархатной отделкой на рукавах и воротнике – подарок миссис Хэрроуэй на день рождения во Флоренции.

На следующее утро Крэнстон отвез их в Эксетер; Гримстер и Лили сели в арендованную машину и поехали. Лили от души веселилась. Движение, ощущение действия, растущее чувство к Джонни приносили счастье. Несомненно, только от любви может женщина сделать то, что сделала она. Она рискнула всем и могла получить отказ или потерпеть неудачу в попытке избавиться от хватки Гарри, явно не столько любящей, сколько властной, часто повелительной и эгоистичной. Слава богу, ничего этого нет в любви Джонни. Не считая некоторых моментов в постели, он почти застенчивый… нет, сдержанный… но всегда любящий и учтивый. Настоящий джентльмен – не то что Гарри… В Гарри было что-то заурядное, порой грубое, особенно когда они занимались любовью. А что он придумал с той пятницей!.. Как ей повезло, что рядом оказался любящий Джонни!

Гримстер довел машину до Тонтона и поставил в гараж, который хорошо знал. Объяснив Лили, что сейчас они всего лишь принимают обычные меры предосторожности – теперь-то она должна признать их разумными, – потому что Департамент не хочет ни малейшего риска в деле Диллинга, он повел ее с чемоданами в другой гараж, где заказал – заранее, по телефону из Лондона, – другой автомобиль. Гримстер был спокоен. Сэр Джон, несомненно, пошлет за ним «хвост», однако слежку наверняка начнут только от отеля «Рандольф» в Оксфорде. А в «Рандольф» они не поедут. Гримстер уже заказал – из Лондона – комнату в «Антробус Армс» в Эймсбери – милях в тридцати от коттеджа, который Диллинг снимал для Лили. Сэр Джон, когда узнает, что след потерян, одобрит – Гримстер всего лишь принимает меры безопасности, которые обязан принимать первоклассный оперативник. Если сэр Джон хотел устроить слежку, того же хотели люди Гаррисона; оторваться от одних – значит оторваться и от других. Но все же, чтобы не злить понапрасну сэра Джона, Гримстер остановился по пути и отправил личное письмо, приготовленное накануне: «Соображения безопасности, растворяюсь. Доложу в течение сорока восьми часов. Дж. Г».

Получив на следующее утро это письмо и доклад, что Гримстер и мисс Стивенс не регистрировались в «Рандольфе», сэр Джон ничуть не удивился. Именно этого он и ожидал. Понимал сэр Джон и то, что нет смысла ставить человека следить за коттеджем Диллинга. Хотя мисс Стивенс должна была везти Гримстера по маршруту от коттеджа, ясно, что Гримстер начнет от точки, расположенной достаточно далеко.