Жажда смерти - Кирилл Шелестов

Сейчас, резко завышая цену, Храповицкий, по сути, ввинчивал «Русской нефти» взятку в надежде выключить ее из своей игры с Гозданкером. Это была недурная попытка. При том условии, что «Русская нефть» была готова удовольствоваться одним миллионом.

Либерман задумчиво почесал переносицу.

— Интересное предложение, — произнес он. — Очень интересное.

И вновь в его словах мне послышалась скрытая ирония. Возможно, я становился слишком подозрительным.

— Так ты предлагаешь нам свернуть свой бизнес в Уральске? — уточнил Либерман. — Признаюсь, мы не думали об этом. Более того, политика холдинга заключается в расширении своего присутствия в регионах. Но, учитывая все обстоятельства нашей дружбы с Лисецким и наших с тобой взаимоотношений... Да, тут есть над чем подумать...

А вот это уже была точно издевка. У них пока еще не было никаких взаимоотношений с Храповицким, кроме скрыто-враждебных. И его дружба с Лисецким основывалась на холодном расчете, а не на нежных чувствах.

— Это хорошая цена, — нажимал Храповицкий. — И я готов...

Мы не узнали, к чему он готов. У него зазвонил мобильник. Помня о предостерегающей табличке в приемной Вихрова, я покосился на шефа в надежде, что он просто отключит телефон, но Храповицкий уже ответил.

С минуту он слушал то, что ему говорили. Вдруг его лицо вытянулось.

— Что? — севшим голосом спросил он. — Я не понял. Пока его собеседник повторял ему сказанное, рука

Храповицкого бесцельно шарила по столу, словно в поисках точки опоры.

— Ясно, — хрипло сказал он. — Спасибо. Я сейчас на переговорах, перезвоню позже.

Он положил трубку и посмотрел на Либермана стеклянным невидящим взглядом.

— Какие-то проблемы? — участливо спросил Либерман.

— Да, — ответил Храповицкий. — То есть нет. Прошу прошения...

— За что? — удивился Либерман. — Я надеюсь, ничего серьезного? Если нужно помочь, то я могу попробовать...

— Нет, — твердо возразил Храповицкий. — Не надо. Я сам справлюсь.

Но по его лицу было видно, что он уже не справился.

— Так вот о заводе... — рассеянно проговорил Храповицкий, пытаясь сосредоточиться.

Либерман взглянул на него как-то странно. Не то с любопытством, не то с сочувствием. Наверное, так любознательный ученый смотрит на своего более молодого увлекающегося коллегу после демонстрации провалившегося эксперимента.

— Очень интересное предложение, — повторил он. — Дай мне пару недель, чтобы его обсудить с шефом. Я сам тебя найду.

— Спасибо, — сказал Храповицкий, поднимаясь. — Нам нужно ехать. То есть лететь. У нас самолет...

Он был не похож сам на себя.

— Что произошло? — накинулся я на него, едва мы вышли из кабинета Либермана.

— Пахом Пахомыча арестовали, — сдавленно произнес Храповицкий. — Виктор звонил. Жена Пахомыча в истерике. Похоже, там все в истерике.

У меня сжалось сердце. Все эти дни, с того момента, как мы начали войну с Гозданкером, я непрерывно жил ожиданием чего-то подобного. Я вдруг вспомнил слова Либермана о двух неделях, необходимых ему для принятия решения. И неожиданно они приобрели для меня новый смысл. В две недели он собирался с нами покончить. Больше ему не требовалось.

Я не стал говорить об этом Храповицкому. Он все равно бы мне не поверил.

Всю дорогу в аэропорт, сидя на заднем сиденье «мерседеса», Храповицкий и я обрывали телефоны нашим друзьям в Уральске, пытаясь выяснить, что же именно произошло, пока нас не было. Но получаемые сведения были на редкость противоречивыми и лишь еще более запутывали.

— Пистолет?! — кричал в трубку Храповицкий. — Какой пистолет?! Откуда у этого дурня пистолет? Кто ему выдал? Как незарегистрированный? А Савицкий знал? При чем тут дело об убийстве?

— Виктор говорит, что у Пахом Пахомыча нашли какой-то левый пистолет, проходящий по делу об убийстве! — недоуменно выдохнул Храповицкий, глядя на меня враз ввалившимися глазами. — На нем отпечатки его пальцев.

— Бред какой-то! — обескураженно пробормотал я. — Зачем Пахомычу пистолет? Он и с ружьем-то еле управляется.

Между тем история с пистолетом и впрямь получилась совершенно нелепая, вполне в духе Пахом Пахомыча. Правда, финал у нее был отнюдь не фарсовый.

В то самое время, когда мы приземлялись в Москве, у Пахом Пахомыча начался очередной допрос в налоговой полиции. Однако допрос на сей раз продолжался всего несколько минут и ограничился уточнением его паспортных данных, которые Пахомыч прежде ухитрился напутать.

Потом ему был предъявлен ордер на проведение следственных действий, или, проще говоря, на обыск. В сопровождении заранее припасенных понятых и трех сотрудников налоговой полиции, одна из которых была женщиной, его повезли в его собственную квартиру.

Сын Пахом Пахомыча, двенадцатилетний подросток, по счастью, был в это время в школе. Зато его жена, толстая, самоуверенная, крикливая дама по имени Соня, была в наличии и зачем-то мыла голову. Узнав о цели визита, она схватилась за сердце, обозвала незваных гостей «фашистами», обвинила в нарушении частной жизни, призвала на их головы проклятье и бросилась звонить Храповицкому. Но его телефон не отвечал, и тогда Соня подняла на ноги Виктора и Васю.

Вася переполошился и помчался в УВД области к кому-то из своих знакомых, зато Виктор, не растерявшись, выслал на квартиру Пахом Пахомыча одного из наших юристов. Юрист, в свою очередь, прихватил по дороге известного уральского адвоката по фамилии Немтышкин, услугами которого мы обычно пользовались. Полицейские тем временем приступили к обыску.

Из последующего рассказа очевидцев можно было понять, что сам Пахом Пахомыч был парализован ужасом, а потому стоял, забившись в угол, угрюмо топорщил усы, и если его о чем-то спрашивали, то лишь нечленораздельно кудахтал. В отличие от него, Соня, несмотря на пошатнувшееся здоровье и нарушенную частную жизнь, не утратила самообладания и не отставала от полицейских ни на шаг, путалась под ногами, отказывалась открывать ящики шкафов и принималась то плакать, то браниться. Как потом с восхищением отметил Немтышкин, даже он не смог бы лучше нее организовать процесс надзора за обыском.

И Немтышкина и юриста несколько удивило, что обыск в квартире проводился весьма небрежно. Сотрудники налоговой полиции не рылись в вещах, не потрошили книги и демонстрировали полную удовлетворенность самым поверхностным осмотром. Это обстоятельство несколько усыпило бдительность наших законников. Они решили, что полицейские просто хотят надавить на Пахом Пахомыча и опосредованно — на Храповицкого. Что следственные действия проводятся формально и ничего конкретного на самом деле не ищут. Как вскоре выяснилось, думали они так совершенно напрасно.