Германия. Противостояние сквозь века - Александр Широкорад

Кстати, вопли о «снарядном голоде» русская буржуазная пресса поднимала не зря. Если все без исключения пушки, пулеметы и винтовки изготавливались казенными заводами[134], то значительную часть заказов на изготовление снарядов с большим удовольствием принимали частные фирмы.

Обратимся к монографии начальника ГАУ в 1914–1917 гг. генерал-лейтенанта А. А. Маниковского «Боевое снабжение русской армии в мировую войну» (Москва: Воениздат, 1937). На странице 144 приведены цены на боеприпасы в 1916 г.: 76-мм шрапнель стоила на казенном заводе 9 руб. 83 коп., а на частном – 15 руб. 32 коп., то есть переплата составляла 64 процента. 76-мм граната (в данном случае осколочно-фугасный снаряд) стоила 9 руб. 00 коп. и 12 руб. 13 коп., соответственно; 122-мм граната – 30 руб. 00 коп. и 45 руб. 58 коп.; 152-мм граната – 42 руб. и 70 руб. и т. д.

Говоря о «снарядном голоде», надо понимать, о снарядах каких калибров идет речь. Как уже говорилось, основным орудием нашей армии была 76-мм полевая пушка обр. 1902 г. Кстати, ее штатные снаряды (но не гильзы) подходили ко всем другим 76-мм русским пушкам – горным обр. 1909 г., коротким обр. 1913 г. и т. д. Так вот, 76-мм снарядов из-за паники, созданной «запасливыми» командирами и ушлыми коммерсантами, с 1914 г. по 1918 г. изготовили и закупили за границей не менее 50 миллионов! Их не могли расстрелять не только в Мировую и Гражданскую войны, но и во время конфликтов с Японией, в финскую, испанскую и Великую Отечественную войны[135]. Да и после 1945 г. 76-мм снарядов дореволюционных образцов на складах осталось немерено. Их расстреливали на учениях и полигонах даже в начале 1950-х годов.

Поскольку отечественных тяжелых орудий в России к 1914 г. не было, царские «военные агенты» стали рыскать по всему миру, закупая тяжелые орудия. Англичане и американцы имели хоть какую-то совесть и продали России 127-мм, 152-мм, 203-мм, 234-мм и 305-мм относительно современные пушки, гаубицы и мортиры. Зато французы и японцы продавали нам страшную рухлядь, изготовленную 30, а то и 40 лет назад. Кроме того, у нас на фронте использовались отечественные устарелые крепостные и морские орудия.

Боеприпасы всех этих отечественных и иностранных систем были не взаимозаменяемы. Понятно, что снабжать ими армию было архитрудно. Таким образом, термин «снарядный голод» был в значительной степени справедлив по отношению к тяжелым орудиям.

Об аферах наших промышленников можно написать несколько пухлых томов. Вот характерный пример. Как уже говорилось, наша армия к началу войны не имела орудий ближнего боя. Из патриотических побуждений наши предприниматели начали производство всевозможных халтурных минометов и бомбометов, представлявших опасность исключительно для собственной прислуги. Все это охотно покупалось тыловыми чинами Военного министерства, а на фронте их отказывались даже принимать. По данным того же Маниковского, к июлю 1916 г. на тыловых складах скопилось 2866 минометов, от которых отказались войска.

До начала мобилизации в августе 1914 г. русская армия насчитывала 1360 тысяч человек, французская – 766 тысяч, английская – 258 тысяч, германская – 801 тысячу, австрийская – 436 тысяч. К началу 1915 г. русская армия возросла до 6,6 млн человек, французская – до 3,78 млн, английская – до 1,5 млн, германская – до 4,2 млн и австрийская – до 4,2 млн солдат.

А теперь перейду к крайне болезненной для нашего общества теме – позиции крестьянства в войне. Дворянство веками жило за счет крестьян. Но не будем забывать, что до 1861 г. дворяне были защитниками своих крестьян и отечества в целом. Даже в мирное время, если крестьян обижали чужой помещик, разбойники или инородцы, то помещик защищал их в суде, ходатайствовал за них перед губернатором и даже царем. А то собирал своих дворовых, вооружал их и лично расправлялся с обидчиками. В случае неурожая барин был обязан кормить своих крепостных.

А затем барин из защитника превратился в паразита на теле общества. Причем этим обществом были и сельская община, и страна в целом.

В самом деле, кем могли считать крестьяне богатую барыню, много лет безвыездно пребывавшую то в Париже, то на Лазурном берегу? А здесь лес, озера с рыбой, а главное, поля принадлежат ей и вся деревня должна за гроши горбатиться на нее. Сейчас либералы внушают нам, что русскому человеку безразлично, ради чего трудиться в поте лица. Ради страны, чтобы построить танки, самолеты, плотины гидроэлектростанций или ради нарядов, любовников и виллы в Ницце для какой-то шлюхи!

Спору нет, встречались и «культурные» помещики, изучавшие сельскохозяйственные науки и устраивавшие образцовые хозяйства с иностранной техникой, удобрениями, элитным племенным скотом и т. д. Но, увы, их было совсем немного.

Образованное общество возмущалось барами-паразитами. Появились теории, что-де интеллигенция в неоплатном долгу перед мужиком и т. д.

Мужик слушал, слушал и… мотал на ус. За восемь месяцев 1914 г. случаев хулиганства и грабежей среди крестьян было в несколько раз больше, чем, скажем, в 1900 г.

В 1914–1915 гг. буржуазная пресса пустила в оборот миф «о босоногом воине». Якобы наши генералы отправляют на фронт новобранцев без сапог, и страдальцы босые идут в атаку. На самом же деле всем мобилизованным на сборном пункте немедленно выдавались сапоги. Но далее был долгий путь к фронту по железной дороге. А там новенькие сапоги выменивались на водку и сало. В результате на фронт прибывали «босоногие воины», зато пол-России щеголяли в сапогах военного образца.

Решить эту проблему можно было элементарно, по законам военного времени. Отдать приказ патрулям расстреливать на месте всех скупщиков и владельцев краденых сапог. И всё. Далее на фронт бы добирались не опохмеленные, но обутые воины. Но чтобы делать так, в стране должен быть популярный режим. Подобное могло позволить себе, например, французское правительство, которое накануне объявления войны приказало вывезти из Парижа и расстрелять без суда всех известных полиции уголовников и проституток. Это Ленин в 1918 г. мог дать телеграмму в Нижний Новгород: «В городе тысячи проституток спаивают солдат и матросов. Немедленно вывезти и расстрелять».

А вот непопулярный Николай II не мог позволить себе подобное в России. Ах, воскликнет душка-монархист. Романовы были слишком добры! Опять большая ложь. Командующий русской армией, великий князь Николай Николаевич проводил массовые расстрелы мирных жителей, особенно евреев, по обвинению в шпионаже. В подавляющем большинстве гибли невинные люди. Но это была прифронтовая полоса, да еще не совсем Россия – Польша, Малороссия, Литва. А вот применять в Центральной России суровые меры, как в 1905–1907 гг., Николай II боялся, хотя и очень хотел.

По той же причине царское правительство не смогло решить в годы войны и продовольственную проблему. До 1914 г. Россия была вторым после США экспортером зерна, а Германия – главным в мире импортером продовольствия. Но германский Михель до ноября 1918 г. исправно кормил армию и страну, зачастую отдавая до 90 % произведенной сельскохозяйственной продукции. А русский мужик не захотел. Еще в 1915 г. из-за инфляции рубля и сужения потока товаров из города начали прятать зерно «до лучших времен». Действительно, какой смысл отдавать зерно по строго фиксированным ценам за «деревянные»[136] рубли, на которые практически нечего было купить? Между тем, если зерно умело хранить, то оно может лежать несколько лет. Наконец, его можно пустить на самогон или на корм скоту и птице. А с другой стороны, без хлеба не могут существовать ни армия, ни промышленность, ни население крупных городов.