Ген деструктивного поведения - Владимир Паутов

— Мы тебя помним, только тогда ты был майором. Почему вдруг заговорил по-русски, Дентен? Боишься, что твои парни и руководство узнают о твоём паскудном поступке? — решил я немного поиздеваться над полковником и заставить его понервничать, потому, как человек, находясь в состоянии злости и ярости, порой допускает невероятные оплошности, вот и я своим вопросом хотел добиться именно этого эффекта. — Что хочешь, полковник?

— Вы прекращаете сопротивление, отдаёте мне все документы и образец препарата. Одного вашего мы уже подстрелили, если вы откажетесь поднять вверх лапки, тоже самое произойдёт и с вами. Я ясно излагаю вам свои мысли?

— Майор Дентен, — я специально назвал его так, ибо продолжал свою игру, — я не желаю, чтобы за наш счёт ты становился героем, а потом у меня есть совершенно другое предложение. Ты приказываешь вертолёту приземлиться, экипаж, кроме одного лётчика, мы отпускаем, а тебя берём с собой и летим в Союз. Как наше тебе предложение? Подходит? Сдавайся в плен! Тебе не привыкать!

— Завтра, вы будете уничтожены. Это понятно?

— А почему не сегодня? Или кишка тонка, а может ночь наступает? В темноте-то воевать страшно! Лишних потерь боитесь, сэр? — Взяв у меня трубку, прокричал ему Димыч. — Начинайте прямо сейчас или боишься пупок надорвать? Сдавайся Дентен, я тебя ещё раз на руках донесу до нашей границы, так уж и быть!

— Вот тебя, — сказал полковник, и от нас не могла укрыться его злость и раздражение, с которым он произнёс последние слова, — именно, тебя я прикажу, пожалуй, не убивать, хотя первоначально у меня были другие планы. Только ты потом позавидуешь мёртвым! Просить будешь, чтобы я тебя добил, но… Мы с тобой ещё поговорим, а твоего командира я повешу, лично. Да, вы же ведь не знаете про события в Москве?! Спешу обрадовать, ваш режим рухнул, поэтому подумайте, стоит ли вам вообще возвращаться в Союз. Можете там и в тюрьму загреметь. Если хотите, я сброшу с вертолёта радиоприёмник и пачку газет, чтобы вам быть в курсе событий…

Я отключился и, подмигнув Димке, весело сказал: «Дружок, а у тебя всё хорошо! Вот, оказывается, что, значит, иметь знакомых среди полковников ЦРУ. Тебе они сохранят жизнь, поэтому вытворять и выкаблучивать ты сможешь всё, что заблагорассудится».

— Да прекрати, Саня, глупости говорить.

— Какие там глупости друг? Нам к ним нельзя попадать!

— Так мы и не собираемся!

— А что он там болтал про какие-то события? Режим рухнул какой-то, хотя генерал мне намекал, что грядут важные события, может, действительно произошло что-то серьёзное в Москве? Ты как думаешь, Дим?

— А Бог его знает, вернёмся, увидим! Они вруны известные, им наврать, что плюнуть!

— Тоже правильно!

Пошёл пятый день, как мы находились на задании. Естественно, что нам негде было узнать о тех событиях, что произошли в нашей стране во второй половине августа и круто поменяли не только нашу жизнь.

Полковник Дентен после длительного анализа предпринятых нами действий всё-таки понял мою хитрость и, хотя мы смогли выйти на гребень горной цепи, но спуститься вниз, в долину, через которую намеревались уйти в Иран, не успели. Командир группы «Дельта» толково расставил патрули на пути нашего движения, что мы были вынуждены пойти немного правее. Короче говоря, мы сбились с дороги. Но перед тем, как мы оказались в западне, снайпер ранил Алёшку, которого я тащил на себе и как финал всех начавшихся для нас бед, оказались в конечном итоге на горном плато. Без соответствующего снаряжения сойти с него вниз почти по отвесным скалам практически было невозможно. Мы оказались в ловушке, в которую всё-таки они нас загнали или мы себя загнали сами? Мы не могли выйти в долину и осуществить свой план перехода на сопредельную территорию другого государства. Я и Димыч, имея на плечах смертельно раненого майора Чернышёва, вышли на горную площадку, похожую на балкон. Длина террасы была метров двести-двести пятьдесят, ширина достигала около тридцати метров. Правда, через плато протекала горная река. Её можно было при желании форсировать и при самой благоприятном стечении обстоятельств уйти дальше вверх по горам до самой границы снегов, ну а потом что? Замерзать ночью от холода и умирать голодной смертью? Нет, это план нам не подходил, хотя, конечно, попытаться можно было бы, но только в самом крайнем случае. Ситуация складывалась для нас не совсем удачной, если не сказать катастрофичной. Выше нас находились горы, вниз же отвесными стенами шли скалы, а сзади стояли армейские заслоны, пикеты, посты и оставшиеся в живых солдаты полковника Дентена из спецподразделения «Дельта Форс». Нас обложили практически со всех сторон. Мы очутились в каменной ловушке. Это на топографической карте получается всё складно, а на реальной местности оказывается совсем по-другому.

На самом краю горного плато, как я уже успел заметить, шумела бурная река, которая водопадом срывалась вниз в долину, куда мы мечтали прорваться и куда путь нам закрыли отвесные стены скал высотой не менее тридцати-сорока метров.

Время летело быстро. Наступил вечер. Уже стемнело. Полковник Дентен нас не беспокоил. Его солдаты готовились к завершающему этапу поисковой операции. Они намеревались завтрашним утром захватить нас. Полковник пребывал в прекрасном настроении. Ведь наступавший день обещал закончиться полным его триумфом.

Нам же радоваться особо было нечему. Обезболивающие препараты в наших индивидуальных аптечках закончились. Стрелки часов приближались к полуночи. Алёшка умирал, умирал долго и мучительно, а мы ничем не могли ему помочь, чтобы облегчить страдания от сильнейшей боли, которая беспрестанно терзала его. Алёшка сильно ослаб, ему не хватало физической силы поднять руку, однако жизнь не хотела покидать его молодое и сильное тело. Я сидел рядом с майором. Димка находился чуть поодаль. Он вёл наблюдение через ночной оптический прицел за действиями противника.

— Командир! — позвал меня Алёшка. — Саня!

— Да, Алёша!

— Когда я умру, вы меня не тащите. Похороните прямо здесь. Не стоит из-за меня, мёртвого, погибать. Тут хоть и земля чужая, но мы ведь армейские разведчики, а потому и лежать нам… — он не договорил фразу, мысли у него начали путаться. Он недолго находился в забытье и, придя в себя, тут же позвал меня. — Саня! Саня! Ты где?

— Я здесь, Алёша!

— Похороните меня как нужно, я хочу и после смерти вам помочь. Ты слышишь? И Димке скажи, обязательно!

— Ты ещё поживёшь Алёшенька, — с трудом выдавил я из себя, чувствуя, как комок вдруг подступил к самому горлу, мешая говорить. Мне было совершенно ясно, что Алексей Чернышёв не выживет.

— Нет, Саня! Ты ведь знаешь, что это конец! — Словно угадав мои мысли, прошептал майор. — Пуля мне лёгкое продырявило, сам удивляюсь, как ещё жив. Вы мне с Димкой и так десять лет жизни подарили. Помните Афганистан?

— Помолчи, Алёша, помолчи! Побереги силы!

— А для чего? Силы для чего беречь? Так вот, что я хочу сказать. — Он немного помолчал и, собрав силы, вновь продолжил. — Спасибо вам, ребята! Всегда хотел поблагодарить вас. Вот погиб я тогда в Афгане, только родители и вспоминали бы обо мне! А теперь сыновья останутся. Вы их не забывайте и меня не забывайте! Где твоя рука, Саня? Дай руку, Батя!