Корни зла - Сара Рейн

Но Драйер медленно подошел к дивану, посмотрел на нее и сказал:

— А теперь моя очередь, баронесса.

К этому моменту боль грозила поглотить все тело Алисы, но из острой глубины этой боли она произнесла:

— Почему ты все еще зовешь меня так? Почему ты поддерживаешь легенду этой личности с Милднером и остальными?

— Потому что сегодня я расплачиваюсь с высокомерным существом, которое обмануло фюрера, — сказал Драйер. — Лукреция фон Вольф играла в свою надменную игру в Бухенвальде, так что сегодня я наказываю Лукрецию фон Вольф.

Когда он расстегнул брюки и опустился на нее, Алиса поняла, что он был далек от равнодушия, и то ли от вида его офицеров, насилующих ее, то ли от своей собственной пылающей ненависти — а может быть, и от того и от другого, — он был практически в крайней степени жаждущего возбуждения. И поняла, что он собирался утолить эту жажду.

* * *

Драйер был гораздо более жесток, чем остальные, он был зол и безжалостен.

Алису пронзала сильнейшая боль. Она даже не подозревала, что такая боль может существовать. В конце концов она погрузилась в полубессознательное состояние, когда больше не осознавала, что происходило вокруг нее, но боль по-прежнему была всепоглощающей, черной и алой, разливающейся приливами, словно вбиваемой ритмичными напорами в ее тело. Еще, еще и еще, пока ты не захочешь умереть... Еще, еще и еще, пока наконец ты не поймешь, что умираешь, и ты поприветствуешь этот момент, потому что после смерти ты ничего не будешь чувствовать...

Наступил последний, невероятный виток агонии, и Алиса услышала собственный крик, а потом тьма сомкнулась над ней.

Слегка грубоватый, но неуловимо знакомый голос где-то за границами темноты произнес:

— Мне кажется, она приходит в себя, — и другой голос, тоже неясно узнаваемый, сказал:

— Если бы только у нас была капля бренди... или подходящие бинты.

— Нет, она в порядке. Она поправится. Она очень крепкая дама.

Алиса открыла глаза в густо пахнущий воздух барака и увидела участливые лица женщин, которые несколько часов назад осудили ее как шпионку. Она лежала на узкой койке; две женщины протирали ей лицо, а между ее бедрами лежал толстый удобный рулон ткани. Кто-то завернул ее в одеяла, они были тонкими и не очень чистыми, да и поверхность была грубой, но Алисе было все равно.

— У тебя все еще немного идет кровь, — сказала женщина с восточными скулами, — но мы помыли тебя так, как смогли, и нам кажется, ты вне опасности.

Алиса села, и ее голова поплыла. Она начала задавать вопросы, а потом сказала:

— Простите, но мне кажется, меня сейчас вырвет...

И тут же женщина подставила жестяную миску ей под рот.

— Спасибо, — выдохнула Алиса, когда спазмы прекратились, — простите... вам это неприятно.

— Ничуть. Мой отец был врачом, и мой брат практиковал вместе с ним. Если бы нацисты не пришли в мою деревню, я бы тоже изучала медицину. Меня зовут Илена, — сказала женщина. — Нам звать вас баронесса, сударыня или как?

И вновь появился этот предупреждающий сигнал. Не говори больше, чем нужно. На волне этого сигнала Алиса сказала:

— Лукреция. Просто Лу, если хочешь. Так короче.

— И у тебя даже нет перстня Борджиа, — сказала Илена, а Алиса почувствовала сухую иронию ее слов, и неожиданно ей очень понравилась Илена.

— Мы смогли сварить немного кофе, — сказала одна из женщин, аккуратно поднося жестяную чашку от печки. — Он не очень хороший, но горячий.

Алиса с благодарностью сказала:

— Мне все равно, что это. Спасибо.

Она благодарно сделала маленький глоток кофе, а потом сказала:

— Вы очень добры ко мне.

— Мы заботимся друг о друге, — сказала Илена, а остальные согласно закивали.

Мы заботимся друг о друге...

С помощью женщин Алиса физически оправилась после изнасилования и окунулась в тяжелую рутину Освенцима.

— Ужасно, — сказала Илена. — Антигуманно. Когда напишут историю этих лет, самым позорным будет Освенцим.

Алиса хранила то мизерное количество вещей, которое ей позволили взять из Бухенвальда, под узкой койкой в бараке, который уже становился привычным. Итак, это теперь был ее дом. Не хуже Бухенвальда, правда. Я смогу перенести это.

Ее кровать стояла как раз под одним из окон; каждую ночь ставни снаружи были крепко закрыты, скрывая узников от внешнего мира.

Но в ставнях над койкой Алисы была щель в тот потерянный мир. С одной стороны, где древесина слегка прогнила, была трещина, и через нее Алиса могла видеть маленький кусочек ночного неба. Она могла смотреть, как луна убывает и становится тонким отрезком серебра, и она могла видеть, как луна увеличивается, растет и превращается в полный круг. Иногда свет, казалось, развертывал серебряный путь, по которому ты мог свободно идти, если бы знал, как добраться до него. Когда-нибудь я все-таки доберусь до него.

По мере того как недели проходили, а она наблюдала за неумолимым путем луны, она думала, как странно даже в этом просвещенном веке и в этом бездушном месте было то, что луна и ее фазы все еще управляли женской кровью. Сколько дней прошло с той ночи с Драйером и другими? Тут было трудно следить за временем. Но сколько недель прошло?

Два месяца прошли без отклика от ее тела. Но тому было много объяснений. Скудная пища, истощение моральное и физическое. О, пожалуйста, пусть это будет так. И помни, что Драйер сказал тем мужчинам. «Постарайтесь, чтобы сука не забеременела, — сказал он, и его глаза горели в свете печки. — Постарайтесь, чтобы не забеременела...»

В третьем месяце появились приступы тошноты, несколько приступов, и всегда ранним утром, а еще заметно набухли ее груди.

— Мы поможем тебе пройти через это, Лу, — сказала Илена, когда Алиса в конце концов попросила помощи. — Я же говорила тебе, что мы заботимся друг о друге.

— Врачи...

Но лицо Илены выражало отвращение и ненависть при упоминании докторов Освенцима. Все знали о них, насмешливо сказала она, и все как можно сильнее старались держаться от них подальше. Тебе не нужно очень долго здесь находиться, чтобы узнать о больничном блоке и об экспериментах, которые там проводят. Стерилизация мужчин и женщин. Тесты на выносливость, когда пленников насильно заставляли пить соленую воду и погружали в бочки со льдом на шесть или восемь часов, чтобы имитировать условия, с которыми немецкие пилоты могут столкнуться в бою.

Алиса с сомнением спросила, не будет ли кто-то, охрана может быть, настаивать на том, чтобы она получила какую-то медицинскую помощь. Не заставят ли они ее даже сделать аборт? Нельзя же спрятать беременность, сказала Алиса, а Илена засмеялась: