Заноза Его Величества. Книга 2 - Елена Лабрус

— Правда? — поднимает она свои огромные влажные глаза.

— Амато, скажи, я когда-нибудь вру?

— Нет, Дарья Андреевна.

— Вот, видишь? Амато же ты веришь?

— Он мой друг, — кивает она, но мне кажется, вновь теряет ориентацию. Как-то беспомощно оглядывается, словно забыв, что она тут делает.

— Ладно, давай ешь, пока это варево совсем не остыло, — усаживаю я её на топчан.

А сама притаскиваю из кельи другой топчан и, поставив его вертикально к окну, остаюсь вполне довольна такой «лестницей».

— Так, больше пары глотков в день этого варева ей пить не позволяй, — даю я последние указания. — И скорми оставшийся териак. Ну, ты помнишь. Обещаю, я вернусь за вами как только смогу. Или не я, но вас обязательно вызволят, — пытаюсь я вселить в них хоть какую-то надежду.

И, поплевав на руки, с помощью Годелин выползаю через узкое окно в ночь.

А внизу в келье и не чувствовалось какой тут холод. Зябко передёргиваю плечами.

И на плане, нарисованном Амато, всё казалось так просто и понятно. Ему с высоты птичьего полёта, наверно, так это и виделось. А вот мне, пробираясь сквозь какие-то ящики, поломанные телеги, развешанное мокрое бельё и чёрт-знает-ещё-что куда идти совершенно не понятно. Да ещё с моим топографическим кретинизмом.

Я прячусь за тюком с сеном, когда мимо проходит караул. И, имея небогатый выбор: направо или налево, устремляюсь в сторону, противоположную движению стражи.

Но вид, что открывается мне, едва я выворачиваю из-за угла большого здания, заставляет меня не спрятаться, а застыть, как вкопанную.

«Этого не может быть! Этого просто не может быть!» — заладил как заведённый мой явно ослабший мозг, потому что из кареты, что остановилась у большой нарядной центральной лестницы дворца, украшенной фигурами золотых львов и алыми полотнищами Имперских флагов, разминая ноги, выходит сначала Худышка Джейн, потом Ваби, а потом и Мона.

«Это что за хрень?! Что, мать её, за хрень?» — сменяется в моей голове пластинка на новую. Но быстрее, чем я успеваю додумать эту мысль, Худышка Джейн видит меня.

— Лола?! — видимо от неожиданности назвав меня бордельным именем, так и застывает она монументальным каменным изваянием.

— А это тоже ваша? — подозрительно оглянувшись, спрашивает её нарядный камердинер.

— Да, да, — тут же активно кивает она. — Красиво тут у вас, вот и пошла она посмотреть.

— Не нужно ходить по территории, — подзывает он меня рукой.

И Мона поспешно убирает из моих волос сено, когда я к ним присоединяюсь.

— Вы тут какими судьбами? — шепчу я одними губами, выпучивая глаза, когда в сопровождении камердинера мы начинаем подъём по лестнице.

— Мы по делу, — так же тихо шепчет Ваби.

— А ты? — так же пучит глаза Мона.

— Долгая история.

На этом наши разговоры заканчиваются. И мне приходится включаться в этот спектакль, импровизируя по ходу пьесы.

Впрочем, разобраться что к чему не составляет труда.

К возвращению Императора задумали обновить его штат наложниц, поясняет, постукивая по ладони чем-то в виде плётки дама, исполняющая при дворце обязанности мадам Сони, поэтому были доставлены новые девушки из борделей разных стран. Далее она зачитывает нам права и обязанности, записывает наши имена.

Я было хочу пошутить про трудовой договор, но вовремя сдерживаюсь.

И готова уже расслабиться, что сейчас нас отведут в «гарем» и мы сможем, наконец, поговорить, потому что, показывая на Ваби своей плёткой, мадам уточняет, достаточно ли нам на троих одной служанки. Но когда мы дружно соглашаемся, она машет слуге, и мой оптимизм после удачного спасения как рукой сдувает.

Нет, в зал входит не Зинанта.

Подтянутый, стройный, высокий, лёгкой пружинистой походкой залу пересекает Брин.

— Ваше Сиятельство, — склоняется перед ним мадам. — Действительно все эти девушки из борделя Литрума?

Мы непроизвольно вытягиваемся в струнку, как солдаты на плацу перед генералом. А он начинает с Ваби, потом внимательно смотрит на Мону, затем останавливается перед Джейн и, вытащив из моих волос соломинку, едва заметно усмехается.

— Лола, — приподнимает он моё лицо затянутой в перчатку рукой.

Сердце моё не уходит в пятки, оно там лежит с того момента как он вошёл, но взгляд его синих глаз я выдерживаю. Он скользит большим пальцем по моей щеке и, словно потеряв ко мне всякий интерес, идёт вдоль строя в обратном направлении.

— Худышка Джейн, Мона и Вабария.

— Благодарю, Ваше Сиятельство, — сверившись с продиктованными нами именами, снова склоняется в поклоне мадам.

Так же спокойно, даже вальяжно Маркус Илларион Йонг де Госс, герцог де Брин покидает залу. И мы все хором с облегчением выдыхаем.

К сожалению, особо поболтать нам так не удаётся. Лишь коротко поделиться новостями, да и то мне своими. Про девчонок и так понятно, что они тут «на задании». Но вот какой у них план, как настоящие партизанки в тылу врага, они не озвучивают даже мне.

После тяжёлой беспокойной ночи в большой общей комнате под бдительным надзором охраны, нас поднимают по свистку как в пионерлагере и, наскоро накормив завтраком, отправляют в большой тронный зал, разучивать танцы.

Как я поняла, Императора ждут с победой. И к его возвращению готовят праздничный бал-маскарад, с танцами, музыкантами, скоморохами, фейерверком и прочими увеселениями, которыми Филипп, видимо, всё с той же тоски порой наполняет свою жизнь. А присоединить к своей Империи Абсинтию — чем не удачный повод?

И единственное что мне удаётся сделать до обеда — уговорить Вабарию отнести воды Годелин и Амато. Она даже успевает подать мне знак, что у неё всё получилось, когда нас снова гонят репетировать.

И не у меня одной уже отваливаются ноги от бесконечного повторения одних и тех же па, когда неожиданно является сам Император.

Когда распахивается дверь в большой тронный зал, музыканты выдают пару фальшивых нот, прежде чем замолкают их инструменты. Все замирают, боясь пошелохнуться.

А Филипп идёт один в полной тишине, стягивая на ходу перчатки и ни на кого ни глядя.

И что-то мне подсказывает, что переговоры закончились совсем не так, как он хотел. Трудно не заметить его разбитое лицо, заплывший глаз, опухшую губу.

И почему я точно знаю кто именно навесил ему этот фонарь?

Вот только просто пройти ему не удаётся.

— Филипп! — всклокоченная, растрёпанная, прижимая к груди руку, словно её сломали, врывается в зал следом за ним Зинанта.

Император останавливается и медленно разворачивается к ней на этот возглас.