Холодные песни - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

Зазвонил телефон. Альбина чиркнула пальцем по изображению зеленой трубки и, выставив свободную руку перед собой – не приближайся! – поднесла сотовый к уху.

– Ты скоро?

– Да, мам. Только хотела зайти в садик… Что-то случилось?

– Адаму приснился кошмар. Плачет уже час, не унимается. Тебя зовет. Я бы не звонила, но…

– Сейчас приеду.

Она сбросила звонок и побежала через дорогу к автомобилю, припаркованному у знака «Строительные работы».

– Не удаляйте ему аденоиды! – крикнула вслед сумасшедшая. – Слышите, не удаляйте!

Альбина замерла у «ситроена». Не оборачивалась. Старалась убедить себя, что ослышалась.

– Это не проклятие, а защита! Они сбивают монстров со следа!

Она открыла дверцу, забралась в салон, воткнула ключ в замок зажигания и через несколько секунд, не пристегиваясь, сдала назад, не заметив, что оцарапала крыло о выкорчеванную из земли бетонную бровку.

О слезах говорили красные глаза, но, когда она вбежала в родительскую прихожую, Адам уже не плакал. Бросился к ней на шею, стал целовать в глаза, щеки, губы, лоб.

– Мам, я соскучился.

– А я как, солнышко! Бабушка сказала, что тебе приснился плохой сон.

– Да, про садик. Что ты зашла туда и вернулась… Но давай не будем об этом, – так по-взрослому произнес он, что она едва не расплакалась.

– Конечно, не будем.

– Мы ведь завтра не пойдем в садик?

– Не пойдем. И послезавтра не пойдем, и после выходных.

– Через пять минут ужин, – сказала из кухни мама.

Адам вырвался из объятий и исчез в гостиной. Альбина увидела стоящего в конце коридора отца, тот призрачно, будто украдкой, улыбнулся дочери и закрыл за собой дверь в кабинет. Альбина зажмурилась, повторила, как мантру: «Хорошо, хорошо…» И измаявшиеся нервные узлы почти согласились с этим.

– Смотри, что мне дедушка подарил! – Адам появился с большим плюшевым псом. – Я назову его Руни-два, хорошо?

– Хорошо, – кивнула Альбина.

Руни-один погиб под колесами красной «ауди», когда пса выгуливал бывший муж. Ответом «Руни попал на небо» Адам не удовлетворился. Прорыдал целый день, начал расспрашивать – о небе, о Руни. Хотел послать своему четвероногому другу письмо. Альбина села и честно записала все, что продиктовал сын, адресатом указала «Облако Руни» и опустила конверт в почтовый ящик. На следующий день она написала ответ: «Привет, Адам. Я на небесах для собак. Играю, бегаю за косточками, веселюсь. Я очень рад, что у меня был такой друг, как ты. Люблю тебя, Адам». Альбина проплакала над письмом десять минут, порвала и спустила в унитаз. Ложь была очень заманчивой и даже казалась правильной, но, как ни крути, она оставалась ложью.

Чем-то грязным.

– Ночуй у нас, – сказал отец, и Альбина сразу согласилась.

Перед сном она провела шутейный («уверена?») обряд экзорцизма в ванной. Святая пенная вода, заботливая мочалка, слова любви – изыди, зло…

– Мам… мам…

– Еще ночь, солнышко. Спи.

– Я ничего не вижу… мам…

– Потому что темно.

– Глаза… Я не могу их открыть…

Альбина взвилась над разложенным диваном, щелкнула выключателем.

Веки Адама – красные, набрякшие, неспокойные – склеились желтой корочкой. Он поднес руки к лицу, но словно боялся его касаться. Рот, предвестник плача, кривился.

– Мам…

– Не волнуйся, полежи. Наши глазки заболели. Сейчас промою.

– Это не больно?

– Нет, солнышко… полежи немного.

На кухне уже шаркала мама: почувствовала, услышала, начала действовать. Поставила чайник на плиту, искала травы.

– Конъюнктивит?

– Похоже, – сказала Альбина.

– Ничего, ничего… Иди к нему, я принесу.

Через десять минут две женщины сидели рядом с красноглазым мальчиком, утешали, вымывали гной, гладили по волосам. Адам дышал ртом и отказывался снова спать. Альбина включила телевизор и нашла круглосуточный детский канал. Шла серия «Утиных историй». В руки Скруджа Макдака попала магическая жемчужина, которая могла сделать хозяина самым умным человеком, то есть животным, на планете.

– Знаешь, кому такую жемчужину надо? – сонно спросил Адам в обнимку с плюшевым Руни-два.

– Кому?

– Арсению и Диме из садика. А то совсем головой не думают, только нагадить везде хотят.

– Как нагадить?! – вырвалось у Альбины.

– Сделать мертвые глаза… Жучками посыпать…

Когда закончилась серия, Адам спал.

Утром вызвали на дом врача. Молодой терапевт отругал аденовирусную инфекцию (играл на Адама), выписал рецепт, напомнил об обильном питье и частых промываниях и открыл Альбине больничный.

«Вот за кого надо было замуж идти, – сказала глазами мама, когда за врачом закрылась дверь. – Даже разулся, ты это видела: терапевт разулся в прихожей! Не мужчина, а инопланетянин!»

Адам, похожий из-за красных глаз на вампирчика, сказал, что дядя ему понравился, и потребовал новую серию «Утиных историй».

Только у родителей Альбина поняла, насколько измотана, измотана до того, что с благодарностью приняла роль так и не повзрослевшей дочки. Она засобиралась на квартиру за вещами, спросила у сына, какие игрушки привезти, на что Адам ответил, что им с Руни-два никто больше не нужен.

Выходные прошли в теплой, немного удушливой атмосфере тотальной заботы мамы. Температуры у Адама не было, беспокоили только увеличившиеся аденоиды и гноящиеся глаза. К вечеру понедельника покраснение и отечность почти исчезли.

На завтра было проплачено занятие у логопеда. «Сходим, – решила Альбина. – Кажется, и дышать легче начал».

К бизнес-центру подъехали со стороны новостроек. Она отдавала себе отчет, что старается держаться подальше от садика, но не видела в этом ничего глупого и смешного.

За прошедшие дни Альбина часто думала о диковатом разговоре с женщиной в платке. Она по-прежнему считала женщину безумной, но в то же время поверила ей… не во всем, конечно… «Теперь на одну сумасшедшую больше». Испуганный голосок, так похожий на голос из-за закрытой двери, шептал, что она все сделала правильно: не повела Адама в садик, вышла из группы «33детсадик», осталась у родителей.

Возле офисного центра голосок затих.

– Привет, «Кубик»! – сказал Адам, поднимаясь на крыльцо, которое полукругом опоясывало здание.

По стеклянному фасаду бегали светодиодные огоньки. У парапета, справа от входа, свернулась калачиком упакованная в лохмотья бомжиха. Сальные седые волосы коконом опутывали лицо.

– Мам, тете плохо?

– Плохо, – ответила Альбина.

Она хотела сказать о бездомной портье, но в вестибюле никого не было. Здание казалось пустым, брошенным… высосанным до дна.

Крепко сжимая ладонь сына, она спустилась на полуподвальный этаж и открыла дверь в «Будущее».

В коридоре пахло сыростью и испорченными продуктами. Дверь в класс была распахнута, оттуда доносились булькающие звуки. Пальцы Адама впились в ногу Альбины.

– Мам, может, не пойдем?

– Подожди здесь.

Альбина двинулась мимо мягкого тоннеля, заляпанного жирными отпечатками, лишь отдаленно похожими на отпечатки детских ладоней.

Внутренний голосок ожил – взорвался