Зултурган — трава степная - Алексей Балдуевич Бадмаев

как правильно он судит обо всем в свои восемнадцать лет. Конечно, Церен оказался у белых по чистой случайности, как и многие другие бедняки: не подчинишься воинскому приказу — расстрел на месте.

— Все ясно, Церен! — сказал комиссар. — Жаль, что не так, как нужно, началась твоя взрослая жизнь. Но, как говорят русские, о жизни судят не по ее началу, а по концу. Может, ты вернешься к своей Нине? Отпустим!

— Не могу вернуться таким! — заявил убежденно Церен. — Мне хотелось быть с вами… Всю жизнь хотелось, Вадим Петрович!

— Хорошее решение! — одобрил Семиколенов.

Полноватый молодой калмык, все время наблюдавший за встречей друзей молча, обратился к Семиколенову:

— Товарищ комиссар! Откомандируйте этого парня ко мне. Так здорово чешет по-русски! Мне такие люди очень нужны!

Семиколенов тут же согласился.

— Церен, всегда и во всем слушайся этого человека, — сказал он, напутствуя его. — Отныне ты боец калмыцкого дивизиона, а командир твой — вот: Василий Алексеевич Хомутников.

Получив красноармейскую книжку и краснозвездный шлем, Церен запросился во взвод, в котором служил друг детства Шорва. После лечения на хуторе Жидковых зрение парня пошло на поправку. Во всяком случае, ни одна из медицинских комиссий к глазам Шорвы не придиралась. Спали теперь однохотонцы всегда рядом, раскатав две шинели.

Шорва рассказывал новости из хотона. Особых новостей, конечно, не было, если не считать, что иные из ровесников обзавелись семьями, многие девушки вышли замуж. Не забывал Шорва и о тех, кто доставил им горе.

— Ты знаешь, Лабсан тоже должен был попасть в Красную Армию по призыву. До ставки доехал — и вдруг заболел или прикинулся больным. Помнишь, как он, гад, тебя предал тогда? Видел же, что давали деньги, а потом отказался. Он и сейчас с Такой якшается!

Шорва говорил о предавшем их Лабсане, как о последнем человеке.

— А правда, что ты женился на русской? — тормошил друга Шорва. — Я случайно услышал об этом, не поверил.

— Правда! — коротко ответил Церен. — И счастлив… Никогда не думал, что девушка может быть таким другом…

— Ты ее любишь?

— Конечно.

— А она тебя?

— Не сомневаюсь… Не любила бы, не пошла замуж.

— Что ты? — не согласился Шорва. — Есть такие супруги, что всю жизнь будто чужие, только постель да крыша общие.

— И дети, — добавил Церен. — У нас с Ниной совсем не так…

— Рад за вас! — сказал Шорва, вздохнув. — Перед тем как меня призвать, отец ездил сватать за меня девушку из рода Налтанхина, но Бергясу не понравилось наше сватовство. Позвал отца, принялся распекать… Почему, говорит, сватал именно эту? Мы с ее отцом давно условились породниться. Мой Така еще не женат, а вы в Налтанхин со своей торбой претесь! То нареченная сына.

— Ты видел ее хоть раз?

— Нет, конечно! Но отец говорит: как только что расцветший тюльпан… Работящая, из хорошего рода.

— Я бы так не смог, — заявил Церен. — Нужно самому посмотреть. И твоей избраннице полагалось бы знать, за кого идет. Да ты не горюй! Така — выродок, ему только на дочке ведьмы жениться. А та, если действительно умная, все поймет и отвадит Таку. Глядишь, и будет твоей!

— Спасибо на добром слове, но ты забыл, что моя суженая — калмычка… Или мой отец, табунщик, в сватах, или Бергяс?.. Смекай, дружок, что к чему!

— Была у Бергяса сила! — воскликнул Церен. — При Советской власти все люди будут равны.

— Ты так хорошо говоришь, Церен, как наш комиссар. Я всегда тебе по-доброму завидовал. Мне хотелось быть таким, как ты. И вот теперь мы вместе.

— Шорва! Ты меня спас! — Церен стиснул друга в объятиях. — Меня ведь могли шлепнуть, если бы не ты.

— Нельзя так говорить, Церен… Все равно с каждым из пленных разговаривает комиссар. Кому неизвестно: беляки насильно ставят людей под ружье. Большинство ваших запросились в калмыцкий дивизион к Хомутникову. Их приняли. Ты же рано или поздно сам перешел бы к нам. Разве не так?

Калмыцкому дивизиону была поставлена задача: скрытно просочиться за линию окопов противника и нанести удар по тылам. Разведгруппа упорно искала брешь в обороне белых на стыке двух частей. Наконец обнаружили глубокую балку, сильно заросшую по скатам лещиной и полынью. Балка простреливалась замаскированным пулеметом. Изредка по ней постреливали из орудия. Хомутников понимал: без подавления пулеметной точки, хотя бы на время, — по днищу балки не пройти. Командир решил обратиться к добровольцам. Шорва первый шагнул из строя. За ним — Церен. Хомутников хорошо знал Шорву, не раз отмечал его благодарностью за умелые действия. Наметили план: Церен короткими перебежками направится по склону балки. Шорва с гранатами двинется в обход.

Как и предполагалось, пулеметчики почти тут же обнаружили мелькающего среди лещины бойца. Стали охотиться за ним. Били короткими очередями и в пол-ленты, злобно. Церен низко прижимался к земле, менял позицию, постреливал сам. Юркий, сметливый Шорва смог доползти до мертвого пространства перед бойницей пулеметного гнезда. То, что пулемет белых стрелял беспрерывно, теперь было ему лишь на пользу. Приподнявшись, Шорва привычным ему широким взмахом руки швырнул одну за другой две гранаты. Смертоносный ливень на время прекратился. Этого было достаточно, чтобы бойцы преодолели балку и ударили окопавшегося врага с фланга. Белые не ожидали такой смелости от горстки красноармейцев и примкнули штыки. Многие из бойцов калмыцкого дивизиона полегли в тот день. Дивизион выполнил свою задачу, но из-за малочисленности состава его пришлось расформировать, передав оставшихся людей и оружие одной из частей Десятой армии.

4

Весна и лето этого года на пастбищах вокруг урочища Хазлур оказались благодатными: почти до осени зеленели густые травы. На степь обрушились щедрые проливные дожди, да такие затяжные, каких в этих местах не могли припомнить. Для скотовода нет большей радости, чем видеть стадо сытым, лоснящимся от нагульного жира. Но блуждающие по степи банды белых тревожили хотоны все чаще и чаще.

Месяц тому назад хазлурцы пережили полное разорение — навалился конный отряд белоказаков. Угнали все стада, которые попались на глаза в окрестности. Лишь Бергясовы телочки и дойное стадо остались нетронутыми!.. Отвел кто-то руку грабителей от Бергясова достатка! «Война и та прежде всего опустошает скудные запасы бедняков, — рассуждали с горечью табунщики. — Богатому и война — не разор!»

Но в обширной степи от Астрахани до Царицына шла в это время и еще одна схватка. Немногие числом грамотные люди несли в хотоны слово правды о новой жизни, рушили своим словом вековые полуфеодальные привычки, призывали скотоводов понять и поддерживать Революцию и Советы. По просьбе Араши Чапчаева из состава частей Десятой армии были отозваны в распоряжение калмыцкого ЦИКа двадцать грамотных бойцов для