Грани Нижнего мира - Олег Авраменко

Далее в письме говорилось, что во время крещения на ладонях, на лбу и на левой стороне груди Володислава появились небольшие кровоточащие ранки — так называемые стигматические метки, следы Христовых ран, которые под конец церемонии немедленно и совершенно бесследно исчезли. Когда же мальчика погрузили в купель со святой водой, над его головой возникло золотое сияние в форме нимба, а к пению церковного хора примешалась какая-то тихая музыка — почти неслышная, но настолько прекрасная, что многие из присутствовавших в храме даже расплакались от восторга и умиления.

Владыка Иларий, самолично крестивший новорожденного, был потрясён происшедшим до глубины души, и это явственно чувствовалось по письму, которое он написал вечером того же дня. Отбросив свойственную высокопоставленным священнослужителям сдержанность и осторожность, митрополит выражал уверенность, что ребёнок, которого он нынче держал на руках, есть Спаситель, новый мессия, ниспосланный Небесами многострадальному человечеству. В качестве дополнительного аргумента владыка, человек весьма образованный, приводил свои расчёты, из которых явствовало, что в момент рождения Володислава на Основе в Вифлееме как раз была полночь с 21 на 22 декабря — а Иисус Христос, что уже считается научно доказанным фактом, родился именно в полночь зимнего солнцестояния. Кроме того, продолжал владыка Иларий, некоторые источники утверждают, что Иисус родился не в 4-ом и не в 6-ом году до н.э., а в 27-ом, и если это так, то получается, что новый мессия пришёл в мир земной спустя ровно две тысячи лет после первого.

Под конец письма митрополит немного поостыл и заверил патриарха, что вплоть до получения соответствующих инструкций воздержится от каких-либо публичных заявлений касательно божественной природы княжича Володислава. Благо больше никто на Истре не обратил особого внимания на знамения, что сопутствовали всей этой истории, а если и обратил, то никак не связал их с рождением у князя Верховинского внука. Стигматические знаки на теле младенца, золотое сияние над его головой, конечно, заметили все, кто присутствовал на церемонии крещения, а большинство также слышало и тихую неземную музыку, однако князь Властимир, который был хоть и слабым, но хорошо тренированным колдуном, сразу объяснил эти явления большой магической силой Володислава. Он очень гордился тем, что в их роду появился такой могущественный колдун…

— О Боже! — прошептала Кристина и ещё раз, уже не так поспешно и более внимательно, перечитала оба письма.

Потом аккуратно сложила все листы, сунула их в конверт и вопросительно посмотрела на Сандру:

— Послушай, это серьёзно?

— Абсолютно серьёзно, — ответила та, продолжая лежать навзничь с закрытыми глазами.

— О Боже! — повторила Кристина. — А что было дальше?

Сандра распахнула глаза и повернула к ней голову.

— Как ты сама понимаешь, второе письмо, в отличие от первого, настроило патриарха Никодима на серьёзный лад. Он понял, что на Истре действительно произошло нечто знаменательное, и немедленно отправил туда комиссию. Разумеется, эта немедленность была весьма условной: от Истры до Главной Магистрали почти пять месяцев пути по трактам, а потом гонцу пришлось ещё девять недель добираться по железной дороге до Бетики — в то время поезда ходили гораздо медленнее, так что письмо от митрополита пришло с более чем полугодичной задержкой. Комиссию вёл опытный колдун, поэтому на путь до Истры они потратили втрое меньше времени, чем гонец, и прибыли на место в конце сентября. Однако там обнаружили, что опоздали как минимум на семь месяцев. Им осталось только собрать немногочисленные свидетельства трагедии и убраться восвояси.

— А что случилось?

Сандра рассказала Кристине о Прорыве, унёсшем жизни всех членов семьи князя Верховинского, за исключением Марьяны и Огнеслава.

— Изучив все обстоятельства дела, — продолжала она, — члены комиссии пришли к выводу, что княжич Володислав, в чьей гибели они не сомневались, действительно был несостоявшимся мессией или, в крайнем случае, пророком, которому Вышний Мир не смог обеспечить надёжную защиту. А вот патриарх Никодим, ознакомившись с отчётом, отказался поверить в смерть Володислава — он был уверен, что мальчик просто похищен, и, в общем, догадывался о личности похитителя.

— Неужели Мэтр?

— Да, он самый. — Сандра легла набок лицом к Кристине и подперла голову рукой. — Тут вот какое дело. Оказывается, основатель несторианской ветви христианства, константинопольский патриарх Несторий, оставил для своих последователей тайное пророчество, в котором предсказывал, что на исходе второго тысячелетия в мир земной придёт новый Сын Божий, но некие силы, не обязательно враждебные человечеству — Несторий это особо подчёркивал, — решат использовать его в своих целях и постараются воспрепятствовать исполнению его высшего предназначения. То обстоятельство, что расследованием событий на Истре от Инквизиции занимался мой крёстный Ривал де Каэрден, известный своей близостью к Мэтру, насторожило патриарха Никодима, а окончательно он убедился в том, что дело тут нечисто, когда сумел заполучить копию доклада дяди Ривала. Там не упоминалось очень важное свидетельство одного из немногих уцелевших слуг — старого конюха, его имя я позабыла. Он клятвенно утверждал, что в самом начале видел, как замок покидал какой-то человек, завёрнутый в широкий чёрный плащ, с небольшим свёртком в руках, напоминавшим спеленатого младенца. Ему, впрочем, никто не поверил — после Прорыва он тронулся умом, да и в замке было найдено обезображенное тельце двухмесячного ребёнка. Но дядя Ривал был обязан включить показания сумасшедшего конюха в свой отчёт — если только не хотел что-то скрыть. Короче, святейший Никодим утвердился во мнении, что княжич Володислав жив-здоров, но его где-то прячут, чтобы не сбылось предназначение. В меру скромных сил своей Церкви он организовал поиски, которые ни к чему не привели. А через семь лет, когда Никодим умер, Священный Синод исполнил его последнюю волю и избрал новым патриархом владыку Илария, который, ознакомившись с пророчеством Нестория и секретным завещанием своего предшественника, продолжил искать Володислава — однако тщетно…

— Погоди, Сандра, — остановила её Кристина. — Я, конечно, поняла, что княжич Володислав — это твой Владислав. Но если он Сын Божий… о, Господи, это просто в голове не укладывается!… если он новый Спаситель, то как можно помешать его предназначению? Ведь он уже пришёл в наш мир.

— Не знаю, Кристи. Я пыталась согласовать это с тем, чему меня в детстве учили верить, но ничего не получилось. Иногда я жалею, что не стала, как дядя Ривал или мой брат Маркеджани, сторонницей гностицизма — это очень гибкая доктрина, которая способна включить в себя всё, что не противоречит дуализму Добра и Зла. А для несториан никакого парадокса здесь нет — ведь по их учению, Иисус Христос, будучи рожден человеком, лишь впоследствии воспринял божественную природу. В их представлении, Сын Божий и Спаситель — отнюдь не одно и то же.

— То есть, они считают, что Мэтр каким-то образом помешал Владиславу овладеть божественной сущностью своего небесного Отца?