Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч

был преисполнен уверенности в том, что после непродолжительного судебного разбирательства в Москве семье позволят покинуть страну. По рассказам детей Боткина, доктор в то время находился в самом приподнятом настроении. Таким радостным его не видели с 1917 года. Дети помогали ему собираться и весело укладывали его фланелевые брюки для игры в теннис, надеясь на скорый отъезд в Англию. Император, Императрица и некоторые приближенные уезжали из губернаторского особняка около четырех часов утра. Гиббсу удалось сфотографировать экипажи, прежде чем они отправились в путь.

Занятия в обычном порядке больше не проводились, поскольку все силы оставшихся членов семьи были направлены на то, чтобы поставить Алексея на ноги. Желая развлечь мальчика, Гиббс проявлял недюжинную изобретательность. Он рисовал картинки на кусочках картона, нарезанных из двух старых коробок, принес обрывки проволоки, из которой они мастерили цепи для модели корабля.

Месяц спустя наступил последний день пребывания Гиббса в Тобольске. Вечер этого дня был ознаменован радостным для Гиббса событием: он и царские дети уезжали из Тобольска в Екатеринбург. В доме оставались две бутылки хорошего вина, которые арестованные не могли взять с собой и потому решили распить их за ужином, невзирая на запрет коменданта. Когда же в коридоре послышались его крадущиеся шаги, поднялась суматоха:

«Мы едва успели спрятать бутылки и бокалы под стол, накрытый низко свисающей скатертью. Он вошел и остановился на пороге, с недоумением оглядывая комнату. Мы же почувствовали себя гимназистами, которых поймали на шалости… и, не в силах больше сдерживаться, разразились громким смехом».

Во время трехдневного путешествия из Тобольска в Екатеринбург детям, слугам и приближенным пришлось провести беспокойную ночь на пароходе «Русь». Алексея и Нагорного закрыли на замок, в то время как Великим Княжнам не позволили запирать двери своих кают. Друг одного из солдат охраны впоследствии говорил, что солдаты пытались заигрывать с девушками. Существует предположение, что они надругались над Великими Княжнами[380].

Когда пароход причалил в Тюмени, арестованных разделили на две группы, и Гиббс был разлучен с детьми. Детей и придворных разместили в вагоне 2-го класса, учителя и слуги ехали в грузовом вагоне, считавшемся вагоном 4-го класса. Баронесса Буксгевден с огорчением писала о вынужденном расставании с детьми. Алексея все еще мучили боли, и его надо было развлекать:

«Цесаревич весь день лежал, а мы из всех сил пытались развлечь его. […] Однако никакие мольбы не могли убедить Родионова позволить месье Жильяру или мистеру Гиббсу присоединиться к нам в вагон. Казалось, Родионову [одному из большевиков] доставляло удовольствие отказывать нам и проявлять свою власть, и его издевательские замечания переносились еще тяжелее, чем прямые оскорбления» (из воспоминаний баронессы Буксгевден).

После непродолжительной остановки на екатеринбургском вокзале поезд проследовал на окраину города. Состав отвели на запасной путь и всю ночь перегоняли взад и вперед. В 7 часов утра поезд наконец остановился. Желая узнать, в чем дело, Гиббс выглянул в окно. Сквозь стену моросящего дождя он увидел, как детей усаживают в дрожки, чтобы везти их в Дом особого назначения, который должен был стать последним пристанищем Царской Семьи.

После этого поезд отправился обратно на вокзал. Там Гиббс и остальные придворные стали свидетелями беспорядков, причиной которых послужил выгруженный царский багаж. «Во всех этих сундуках золотые платья распущенных баб!» — вопила одна из женщин. «У Царя шесть пар обуви, а у меня ни одной!» — кричал какой-то человек, показывая свои босые ноги. На это из толпы закричали: «Смерть тирану! Смерть буржуям! […] сбросим их, повесим их, утопим в озере». Позднее на вагоне, в котором находился Гиббс, появилась кривоватая надпись: «Семнадцать прислужников тирана Николая».

Вначале всем приближенным, к немалому их удивлению, объявили, что они не будут задержаны[381]. Им было позволено гулять по городу в течение дня, однако за ними повсюду следовали солдаты. Ночевали они в своем тесном вагоне на вокзале. Большинство жителей Екатеринбурга даже не подозревали, что Царская Семья находится в городе, поэтому Гиббсу, Жильяру и баронессе Буксгевден понадобилось несколько дней, чтобы найти Дом особого назначения. Дом, разумеется, находился под усиленной охраной, и им не разрешили войти.

Спустя десять дней свите было приказано вернуться в Тобольск. Им предстояло ехать в том самом вагоне, который все это время служил им домом. Они провели в дороге три недели, однако смогли добраться только до Тюмени. Первый поезд, к которому прицепили их вагон, задержался на десять дней в деревне, где вспыхнула эпидемия тифа. Пассажирам пришлось просить местные власти распорядиться, чтобы их вагон был прицеплен к другому составу. Незадачливая компания состояла из дворецкого, нескольких лакеев, второй камер-юнгферы Императрицы Марии Густавовны Тутельберг[382] и, что оказалось как нельзя более кстати, остроумного «оформителя императорских блюд»[383]. От голода людей спас мешок картошки, который им еще в Тобольске принес сердобольный разнорабочий.

В поездке Гиббс пользовался огромной популярностью, поскольку был единственным человеком, который взял с собой свой тазик для умывания. В отличие от попутчиков, предпочитавших умываться в вагоне, Гиббс не упускал ни одной возможности искупаться в сибирских реках.

«Когда поезд прибывал на очередную станцию, мистер Гиббс спешил к ближайшей речке…, — вспоминала баронесса /Буксгевден — Прим. ред./ — Реки в Сибири такие холодные, что одному Богу известно, при какой температуре приходилось мыться мистеру Гиббсу, который возвращался освеженный, но совершенно замерзший».

Власть в Тюмени захватили большевики. Всем семнадцати членам свиты следовало иметь при себе бумаги, в которых они были объявлены безработными и вне закона. Жители Тюмени боялись дать им приют, однако они все же смогли найти себе комнаты: Гиббс, как и в Тобольске, стал жить отдельно.

Каждый день на стенах домов развешивались постановления, в которых говорилось, что горожане, нарушившие закон, будут «немедленно расстреляны». Баронесса писала, что к женщинам правительство было не менее жестоко. Так, в Екатеринбурге одно время предпринимались попытки национализировать женщин, т. е. перераспределить красивых жен богатых купцов между большевиками.

19 июля белые войска освободили Тюмень, а через неделю и Екатеринбург. Гиббс вместе с Жильяром первым же поездом уехали в Екатеринбург и по прибытии немедленно отправились в Дом особого назначения. Царская Семья и слуги были расстреляны совсем недавно, однако неизвестно, какими сведениями обладали на тот момент Гиббс и Жильяр.

* * *

Дом особого назначения, стоявший на склоне холма, находился неподалеку от центра Екатеринбурга. Это был кирпичный дом с искусно выполненными карнизами, побеленный снаружи. Александра Федоровна называла его маленьким, между тем в нем насчитывалась 21 комната. Первый забор, служивший оградой, поднимался до окон второго этажа. Впоследствии