Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина

— Надо же! Нашли себе девочек! — смеялась потом Наташа, и я вместе с ней.

Неделя, которую предписала себе Наташа, пролетела очень быстро. Настолько быстро, что Наташа, посидев и подумав в одиночестве, — я благоразумно удалилась, чтобы не навязывать ей своего решения, — пошла звонить в Москву. Дозвонилась она до сына, а сын у нее очень воспитанный молодой человек, и он сказал ей: конечно, мама, отдохни еще немного, ты вполне это заслужила и можешь себе позволить. Во всяком случае, я думаю, что он сказал что-то похожее. И мы провели с ней еще четыре прекрасных дня, в этом так нам понравившемся городе, а на пятый улетели самолетом из Адлера. Наташа уже слегка нервничала, как там ее Андрей, и поэтому от поезда пришлось отказаться, лететь быстрее. Сидя в самолете, я подшучивала над Наташей, что о муже она волнуется куда больше, чем о сыне. Та сконфуженно оправдывалась:

— Димка у меня молодец, он совсем неприхотлив в еде и одежде, к тому же с детства приучен к самостоятельности. Я и дочь и сына воспитывала в строгости, никакого баловства не позволяла, а Андрей совсем другой, но перевоспитывать его уже поздно, приходится принимать таким, какой есть, к тому же он очень редко остается дома один. На работе устает и любит, чтобы дома я его обслуживала.

* * *

Дома было тихо, пусто и пыльно. Первым делом я тщательно везде убралась, потом позвонила Любаше, но, к великому своему удивлению, опять ее не нашла. В издательстве работы для меня пока не было. Хотела поехать в Фирсановку и уйти с головой в свои незаконченные произведения, но сначала решила отзвониться Катюшке. Хотя она и наметила свою поездку в Питер не на самые первые дни мая, но ведь у нее всегда семь пятниц на неделе. И точно, как в воду глядела. На этот раз она собралась упорхнуть надолго, на восемнадцать дней, и не в Питер, как думала раньше, а по Золотому кольцу, что несколько удивило меня. Раньше она все больше заграничными турне интересовалась, может быть, мода сменилась? Поскольку Катиной свекрови просидеть с Мишуткой такой срок было бы затруднительно, у нее ведь и свои дела есть, я вызвалась первые двенадцать дней взять на себя, чем привела всех в прекрасное состояние духа. Эти дни я не скучала, не до того было, хотя Мишутка в отсутствие матери довольно покладист, не так озорничает и лучше слушается, но ребенок есть ребенок, с ним всегда множество хлопот. А тут еще зять совершенно неожиданно собрался в командировку, пришлось спешно собирать ему чемодан, освежить белье и рубашки, сам-то он не привык что-либо для себя делать. Но вот сватья сменила меня в качестве Мишуткиной няньки и отпустила мою душу на покаяние. Я спешно упаковала кое-какие вещи, собираясь тотчас же ехать в Фирсановку, так как ощущала настоятельную потребность оказаться там, где нет ни шума, ни суеты, но, прежде чем уехать, мне надо было купить два словаря: фразеологический и словарь ударений. Первого у меня никогда не было, а второй был, но вот уже лет пять, как исчез самым таинственным образом. Никто его не брал, оба моих драгоценных чада категорически отрицали свою причастность к этой пропаже, а словаря-то нет! Я все время собиралась купить, но словари — вещи недешевые, то никак не могла выкроить денег на покупку или же были деньги, но не было словаря. А теперь я решила твердо: все, пойду и куплю. Забежала в один книжный — нет. Поехала в другой и там купила. Только вышла из магазина, как меня кто-то цепко ухватил за локоть. Ба! Да это же Модест Сергеевич, тот рыжий толстяк, с которым меня еще зимой познакомил на презентации в издательстве наш главный редактор. Казалось бы, и прошло-то всего полгода, а как в моей жизни все изменилось, словно века прошли! Ведь тогда я еще не знала Володю. Даже странно, невозможно представить себе, что я когда-то могла жить без него, без мыслей о нем. Короткий смешок мгновенно привел меня в чувство.

— Евгения Михайловна, да вы словно грезите наяву. Позвольте мне сразиться с тем злым волшебником, который вас заколдовал. Я непременно его убью, и тем самым расколдую вас.

Я нерешительно улыбнулась, не зная, как ответить на столь причудливую шутку.

— Ну, не хотите, как хотите, пусть живет. Мне вы нравитесь и в зачарованном виде. Но, дорогая моя, должен вам все же попенять: ждал, ждал, да так и не дождался, — продолжал сладко журчать говорливый Модест Сергеевич, увлекая меня вдоль по улице. Резким движением я выдернула руку и остановилась:

— За что вы хотите мне попенять? И чего вы от меня ждали? Я вас совершенно не понимаю.

— Забыли, забыли! Я так и предполагал, что вы забыли. Я говорил себе, что не могла такая милая женщина отнестись ко мне столь необязательно, что житейская круговерть закрутила ее и заставила забыть обо мне. Ну вот, все как я и думал, — всплескивал пухлыми руками и по-детски радовался толстяк, пытаясь между тем понудить меня идти дальше, к одному ему известной цели. Но я продолжала стоять на месте, поскольку мне все это не нравилось. — Но, драгоценная моя, что же вы остановились в этакой толчее? Еще каких-нибудь пара шагов, мы сядем, и я смогу объяснить все вам в спокойной, приличной обстановке. Не на ходу же нам разговаривать.

Я посмотрела в том направлении, в котором он все порывался меня повести, и увидела полосатые тенты летнего уличного кафе. Что ж, действительно, разумней было поговорить там, и я позволила увлечь себя дальше. Заказывая кофе глясе и грейпфрутовый сок, он все так же продолжал улыбаться. Пока не принесли заказ, серьезного разговора не начинал, зато трещал без умолку о небывалой жаре, о том, кто и как ее переносит и как бы он хотел сейчас окунуться в море, короче, обо всяких пустяках. Вследствие такой манеры поведения он казался веселым, добродушным и недалеким болтуном, которому совершенно нечего делать. Но это только на первый взгляд. Вглядевшись повнимательнее, я обнаружила, что его маленькие, желтые, с коричневыми крапинками глазки смотрят из-под набрякших век очень умно, оценивающе и не менее цепко, чем действовали его руки, когда ухватили меня за локоть, выловив в людской толчее. Это был взгляд человека, знающего себе цену и способного быстро отделить зерно от плевел. Одет он был в очень дорогой светло-бежевый костюм от Армани и белую сорочку, то и другое изрядно мятое и не имеющее вида, впрочем, при его фигуре, наверное, все моментально мнется. Я была в желтом льняном костюмчике, который еще утром казался мне изящным, а теперь у меня мелькнула мысль: не похожа ли я в нем на канарейку?

Как только принесли заказанное, Модест Сергеевич совсем замолчал, мне сказать было нечего, и, пережидая паузу, я гоняла тающее мороженое ложечкой по кофейной поверхности. Наконец мой спутник перешел к делу. В ходе разговора выяснилось, что, во-первых, я забыла о том, что на презентации он дал мне свою визитку и предложил позвонить ему. Каюсь, действительно забыла. Во-вторых, пеняет он мне потому, что очень ждал моего звонка, поскольку у него для меня есть работа, заказ. И наш главный редактор, хороший его знакомый, почти поручился ему, что я этот заказ возьмусь выполнить. Тут уж я возмутилась, потому что сама никаких обещаний никому не давала и не имела ни малейшего понятия, что их дали от моего имени. Модест Сергеевич извинился, он полагал, что я вполне осведомлена, и в знак примирения поцеловал мне руку, на миг став опять добродушным весельчаком. Я уже решила, что раз инцидент исчерпан, то я могу уйти, но он прервал на полуслове мои прощальные приветствия: