Женат на собственной смерти - Андрей Дышев

И она с силой щелкнула пальцем по клавише.

Когда начало темнеть, Ворохтин перенес сумку с медикаментами в моторную лодку, спрятанную под обрывом, где она благополучно простояла весь день.

В аппаратной табачного дыма было столько, хоть топор вешай. Бригада готовила очередную подачу. Саркисян был недоволен. Последние выступления Лагутина и Ботаника оказались необыкновенно скучны. Заметно похудевший и изможденный Ботаник занудно рассказывал о том, какой пищевой ценностью обладают слизняки, но так и не продемонстрировал, как он ест эту гадость. Лагутин, который выглядел намного лучше, вел себя как-то странно, поминутно оглядывался по сторонам и нервно постукивал тесаком по стволу березы.

— И это мы будем запускать в эфир? — срывающимся голосом крикнул Саркисян. — Лучше уж вот здесь накрыть столы и заснять, как мы пьем водку и ругаемся матом. Зрителям это понравится куда больше!

Он остановился перед монитором, на котором беззвучно шевелила губами узкая голова Ботаника, и некоторое время с ненавистью смотрел на экран.

— Так не пойдет! — решительно произнес он. — Этого мямлика надо перемежевать с фрагментами каких-нибудь хищных животных. Звоните в студию, пусть там связываются с Дроздовым или Би-би-си, поднимают архивы, но чтобы в кадре обязательно были волк, рысь и медведь. Пока Ботаник пускает слюни перед слизняком, за кустом должен притаиться матерый волчара, который тоже пускает слюни. И вот они оба пускают слюни, а зритель пусть гадает, кто кого быстрее сожрет…

Коллектив угодливо рассмеялся, но большинство работников мысленно выругались: «Чтоб ты провалился! Теперь начнется геморрой с этими зверями!»

Чекота незаметно вышел из аппаратной. Стараясь не попадать в свет лампочек, развешенных на деревьях и врытых в песок шестах, он направился к машине «Скорой помощи». Ворохтин в это время уже запирал двери за ключ, и опоздай Чекота на пару минут, встреча не состоялась бы.

— Добрый вечер, — сказал Чекота, выплывая из темноты.

— Добрый, — ответил Ворохтин. Он узнал оператора по клиновидной бороде, что, как и камера на плече, на всей базе было только его отличительным признаком.

— Я хочу с вами поговорить, — тихо произнес Чекота и посмотрел по сторонам. — Давайте отойдем.

Они пошли к озеру.

— Сегодня меня вызывали в прокуратуру, — сказал Чекота. — Разговор со следователем был достаточно короткий, но я понял, что над вами висит дамоклов меч.

— Это не слишком радостная для меня новость, — признался Ворохтин.

Они остановились на краю обрыва, под которым стояла готовая к отплытию моторка.

— Хотите добрый совет? — продолжал Чекота. — Сваливайте отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

— Куда?

— Куда-нибудь далеко, где бы вас трудно было найти. Причем сейчас же. Немедленно.

— Вы считаете, что этот совет добрый?

— Безусловно. Если, конечно, вы не хотите загреметь на нары. Притаитесь где-нибудь на месячишко. А потом, когда во всем разберутся, вы уже вряд ли будете интересовать прокуратуру.

— Неужели все так серьезно? — высказал сомнение Ворохтин.

— Если бы это было несерьезно, стал бы я вас разыскивать в темноте? В любую минуту сюда может нагрянуть ОМОН. Не думаю, что вы снова отделаетесь подпиской о невыезде.

Ворохтин вздохнул, посмотрел на небо, где не было уже ни звезд, ни луны.

— Ночь будет туманная и тихая, — сказал он. — Жаль расставаться с озером в такую хорошую погоду.

— Смотрите сами, — неприятным тоном произнес Чекота. — Как бы потом не пришлось жалеть.

— Кому? — уточнил Ворохтин. — Мне или вам?..

Сторож вышел из своей будки с чайником в руке, попыхивая папиросой. Он сразу почувствовал, что ночь будет теплая и безветренная. «Буржуйку» можно и не топить, — подумал он. — Накроюсь двумя одеялами, крепче спать буду».

Неторопливо, словно по своей квартире, он прошел к началу аллеи, где в кустах торчал кран. Присел, отвернул вентиль и наполнил чайник водой. Из-за диабета его часто мучила жажда, а пить сырую воду врачи не советовали. Вот он и кипятил полный чайник, чтоб потом пить ночью.

Радуясь нежданному теплу, старик не торопился в свою конуру, провонявшую гуталином и табаком. Он прогулялся по причалу, по-хозяйски глядя на ветхий настил и мысленно прикидывая, сколько метров половой доски надо заказать, чтобы к весне подлатать дыры.

Дойдя до конца причала, он постоял на краю, кинул окурок в воду и побрел назад, машинально пересчитывая лодки.

«Эх, безобразие! — подумал он. — Теперь уже двух штук не хватает! Ну что за народ! Попросить тяжело? Разве я кому отказывал?»

Он не беспокоился за пропавшие лодки. Угнать их отсюда было невозможно. Украсть — бессмысленно, ибо не было на берегах заповедного озера ни деревень, ни рыболовецких хозяйств. Закончится это баловство с «Робинзонадой», уедут телевизионщики, и на озере вообще ни одной живой души не встретишь, кроме милиции да егерей.

«Завтра же начну затаскивать лодки в хранилище, — подумал он, закрываясь в будке. — Клиентов уже не будет, осень. Пора…»

Поравнявшись с Первым, Ворохтин заглушил мотор и дальше пошел на веслах. Туман сгущался, и желтая луна, всходящая над Третьим островом, напоминала клубок шерстяных ниток. Ее холодные лучи все больше увязали в тумане, и им не хватало ни сил, ни тепла, чтобы пробиться к земле, и потому быстро темнело, словно после захода солнца опять наступил вечер и повторно стали сгущаться сумерки.

Ворохтину пришлось обходить остров по большому кругу, чтобы не выдать себя, если убийца наблюдал за берегами. Тяжелая работа разогрела Ворохтина, и он пожалел, что под куртку надел теплый свитер из ангорской шерсти. Методично опуская весла в воду, которая казалась черной и густой, как нефть, Ворохтин видел, как надвигается, закрывая собой луну, берег. По воде, словно золотые монетки, запрыгали отблески костра. На мысу, приподнятом и устремленном вперед, словно бак судна, горел костер. Он то затухал, то разгорался вновь, и его мерцающее свечение напоминало маяк. Сидит ли рядом с ним Ботаник, различить было трудно, как и невозможно было увидеть шалаш, расположенный где-то неподалеку. Ночь и плотный строй деревьев создали игру теней; они извивались, уподобляясь пламени, рвались, сливались, и это напоминало бесовский танец дикарей, тонконогих и гибких.

Достигнув противоположной части острова, Ворохтин повернул к берегу. Вскоре лодка зашла в заросли камышей. Если убийца и наблюдал за ним, то теперь наверняка потерял из виду. Глубина уменьшалась, лодка стала царапать днищем по дну. Наконец ее передок, оставляя в мокрой глине борозду, въехал в берег.