Сговор остолопов - Джон Кеннеди Тул

Ни один из этих педерастов, пришедших к власти, разумеется, не окажется практичным настолько, чтобы что-либо понимать в таких приспособлениях, как бомбы; эти ядерные виды оружия будут гнить где-то в своих хранилищах. Время от времени начальник Генерального Штаба, Президент и т.д., облаченные в перья и блестки, будут развлекать глав, т.е. извращенцев, остальных государств на балах и приемах. Любого рода разногласия можно будет легко уладить в мужском туалете соответственно переоборудованной Организации Объединенных Наций. Повсюду начнут процветать балеты, бродвейские мюзиклы и иные развлечения подобного сорта, отчего простой люд, вероятно, будет счастливее, нежели от мрачных, враждебных и фашистских заявлений своих бывших вождей.

Почти у всех остальных уже имелась возможность поуправлять миром. Я не понимаю, почему бы именно этим людям не предоставить такого шанса. Определенно, они оставались обездоленными слишком долго. Их приход во власть станет, в некотором смысле, лишь частью всемирного движения к возможностям, справедливости и равенству для всех. (Например, можете ли вы назвать хоть одного хорошего практикующего трансвестита у нас в Сенате? Нет! Эти люди уже давно лишены собственного представительства. Их незавидное положение — национальный, глобальный позор.)

Дегенерация вместо того, чтобы сигнализировать об общественном упадке, как это было раньше, теперь начнет означать лишь мир для обуянной напастями планеты. У нас должны быть новые решения для новых проблем.

Я выступлю в роли некоего ментора и провожатого этого движения, и мои отнюдь не ничтожные познания во всемирной истории, экономике, религии и политической стратегии будут служить тем резурвуаром, так сказать, из которого эти люди смогут черпать правила и процедуры своих оперативных действий. Сам Боэций играл в чем-то сходную роль в вырождавшемся Риме. Как выразился о Боэции Честертон: «Таким образом, он поистине служил провожатым, философом и другом многим христианам; именно потому, что его времена в целом были растленны, его собственная культура оставалась цельной.»

На этот раз я по-настоящему вступлю в противоборство с распутницей Мирной. План этот слишком поразителен и невероятен для буквального либерального разума распутницы, погрязшего в клаустрофобных тисках клише и штампов. Крестовый Поход за Мавританское Достоинство, моя первая блистательная атака на проблемы нашего времени, стал бы довольно-таки грандиозным и решающим путчем, если бы не буржуазное в основе своей мировоззрение сравнительно простого люда, ставшего членами его авангарда. На сей раз, тем не менее, я буду работать с теми, кто избегает пресной философии среднего класса, с теми, кто не прочь принимать противоречивые позиции, следовать своим курсом, сколь непопулярным бы он ни оказался, сколь мощно ни угрожал бы он самодовольству среднего класса.

М.Минкофф желает в политике секса? Я предоставлю ей секс в политике — и в изобилии! Вне всякого сомнения, она окажется слишком ошеломлена, чтобы отреагировать на оригинальность моего проекта. По самой крайней мере, она вся изойдет на зависть. (Этой особой женской принадлежности следует заняться. Подобное бесстыдство нельзя не пресекать.)

В мозгу моем бушует полемика между Прагматизмом и Моральностью. Оправдывает ли достославную цель — Мир — столь ужасное средство — Дегенерация? Подобно двум фигурам средневековой моралитэ, Прагматизм и Моральность сошлись в спарринге на боксерском ринге моего мозга. Я не могу дождаться исхода их неистового спора: я слишком одержим Миром. (Если какие-либо перспективные продюсеры кинематографа заинтересованы в приобретении прав на этот Дневник, я могу привести здесь свои замечания по поводу того, как следует снимать эту полемику. Музыкальная пила может предоставить отличный фон аккомпанимента, а глазное яблоко главного героя — быть наложено на сцену поединка самым символическим образом. Разумеется, неизвестного привлекательного актера на роль Рабочего Парнишки всегда можно будет обнаружить в аптечной лавке или мотеле — или же в ином притоне, где обычно делаются подобные «открытия». Фильм можно будет снимать в Испании, Италии или другой столь же интересной стране, которую захочет посмотреть актерский ансамбль, вроде Северной Америки.)

Прошу прощения. Те из вас, кто заинтересован в последних унылых новостях из мира сосисок, их здесь не обнаружат. Разум мой слишком озабочен великолепием этого нового плана. Теперь я должен выйти на связь с М.Минкофф и набросать конспект своей лекции на первом митинге.

Замечание об общественном здравии: Моя прогульщица-мать снова исчезла из дому, что, в действительности, довольно-таки удачно. Ее энергичные нападки и гневные атаки на мое существо негативно воздействуют на мой клапан. Она сказала, что собирается посетить Коронование Майской Королевы в какой-то из церквей, но поскольку сейчас у нас не май, я склонен сомневаться в ее правдивости.

«Изощренная комедия» с участием моей излюбленной кинозвезды женского рода номер один начинает демонстрироваться в центральном кинематографическом театре тотчас же. Я неким образом должен попасть туда в день премьеры. Могу лишь вообразить себе все новейшие ужасы этого фильма, его показную рисовку своей вульгарностью перед лицом теологии и геометрии, вкуса и пристойности. (Я не понимаю этого своего непреодолимого пристрастия к просмотру кинофильмов; уже почти кажется, что кинематограф — «у меня в крови».)

Замечание о здоровье: Желудок мой выходит за все мыслимые пределы; швы моего халата киоскера уже зловеще потрескивают.

До будущих встреч,

Тэб, Ваш Рабочий Парнишка-Пацифист

* * *

Миссис Леви помогла обновленной мисс Трикси подняться по ступенькам и открыла перед нею дверь.

— Это же «Штаны Леви»! — прорычала мисс Трикси.

— Вы вернулись туда, куда хотели и где в вас нуждаются, дорогуша. — Миссис Леви говорила так, будто успокаивала ребенка. — И как же здесь вас не хватало. Каждый день мистер Гонзалес обрывал телефон, умоляя вернуть вас. Ну разве не чудесно знать, что вы так необходимы предприятию?

— Я думала, я уже на пенсии. — Массивные зубы щелкнули медвежьим капканом. — Вы меня надули!

— Ну, теперь ты счастлива? — спросил мистер Леви супругу. Он шел за ними следом с одним из пакетов лоскутов мисс Трикси в руках. — Если б у нее был с собой нож, я бы тебя уже вез в больницу.

— Ты только прислушайся, сколько огня в ее голосе, — сказала миссис Леви. — Столько энергии. Это невероятно.

Мисс Трикси попыталась вырваться из хватки миссис Леви, как только они вступили в контору, но ее новым туфлям-лодочкам не хватало того сцепления, которое давали ей старые шлепанцы, и она лишь покачнулась.

— Она вернулась? — сокрушенно возопил мистер Гонзалес.

— Вы не можете поверить своим глазам? — спросила миссис Леви.

Мистер Гонзалес вынужден был посмотреть на мисс Трикси, чьи глаза казались слабыми лужицами, обведенными синими тенями. Губы ее были растянуты оранжевыми мазками, сверху доходившими почти до ноздрей. Около сережек из-под черного парика, сидевшего несколько набекрень, выбивалось несколько седых клочков. Короткая юбка обнажала ссохшиеся кривоватые ноги и крохотные ступни на которых туфли-лодочки выглядели снегоступами. Несколько дней, проведенных мисс Трикси в дреме под ультрафиолетовой лампой, испекли ее до золотисто-бурого оттенка.