Лунные хроники. Мгновенная карма - Марисса Мейер

– Вообще-то вы с ней знакомы. Помнишь, мы попали на караоке-вечеринку? Это она поскользнулась и ударилась головой.

– О, точно. С ней все в порядке?

– Думаю, да.

– Круто. Странная выдалась неделька. Кстати… это мне напомнило о петиции, над которой я работала в тот вечер. Ну, чтобы закрыть эту так называемую ферму. Кажется, дело сдвинулось с мертвой точки. Министерство сельского хозяйства подтвердило, что они собираются провести расследование.

– Отлично, – говорит Квинт. – Тебя можно поздравить?

– Пока рано, но да, спасибо. В любом случае. Думаю, я займусь картами пациентов, пока не снимут эту штуку. И все равно так приятно вернуться. Я скучала по всем нашим ребятишкам.

– Они тоже по тебе скучали.

Снова слышен топот – это она на костылях спускается по лестнице. Я дожидаюсь, пока Квинт уходит следом за ней, и наконец позволяю себе выдохнуть и так же быстро сделать новый вдох. Черт возьми, это были самые длинные две минуты в моей жизни.

Я возвращаюсь к разложенным на столе стопкам банкнот. В банке еще полно мелочи, но она меня не интересует. Вряд ли старушка дала нам тысячу двести долларов четвертаками.

Но и того, что имеется, похоже, недостаточно.

Я пересчитываю деньги, начиная с одинокой пятидесятидолларовой купюры, затем перехожу к двадцаткам. Десяткам. Пятеркам.

Задолго до того, как наступает очередь однодолларовых бумажек, я понимаю, что дело нечисто.

В сумме никак не получается тысячи двухсот долларов.

Я беру самую толстую пачку купюр, но даже не утруждаю себя пересчетом. Здесь не больше пятидесяти долларов.

Какого черта? Неужели та женщина солгала мне? И сказала, что отдала деньги Центру, только чтобы я не приставала к ней с просьбой вернуть их в ломбард?

Но она казалась такой милой. Такой искренней.

В голове не укладывается.

И, честно говоря, даже без неожиданного подарка в тысячу двести долларов, разве наши сборы не должны быть более впечатляющими, чем это? Я же видела, что сотни людей подходили с пожертвованиями.

Но, возможно, я просчиталась. Или, может, наивно полагала, что большинство будет давать пятерки и десятки, даже иногда двадцатки, когда на самом деле люди просто выгребали мелочь из карманов.

Раздается стук в дверь.

Дверь открывается – мучительно медленно. Я поднимаю глаза, и дыхание перехватывает.

Квинт стоит в дверном проеме все еще с поднятой рукой.

Он недоуменно моргает и переводит взгляд с моего лица, уже пунцового, на пачку долларовых банкнот в моих руках и наконец на почти пустую банку для пожертвований.

– Пруденс? – Он хмурится. – Что ты делаешь?

– Прости, пожалуйста! – выпаливаю я, хотя ничего плохого не сделала. Ничего не украла. И мне совершенно не за что просить прощения.

Я начинаю запихивать деньги обратно в банку.

– Я просто сгорала от желания узнать, сколько мы собрали! – Мне удается рассмеяться, но я знаю, как нервно звучит этот смех, как унизительно. У меня дрожат руки. – Неизвестность убивала меня.

Он улыбается, хотя и неуверенно.

– Да, конечно. Я спрашивал Шону, но она сказала, что еще не добралась до этого. Что даст нам знать завтра.

– Черт возьми, завтра! Это же целая вечность! – Кажется, я переигрываю. Я пытаюсь успокоиться, закручивая крышку банки.

– Я знаю. И что?

Я пристально смотрю на него.

– Что?

Он вскидывает брови, жестом указывая на банку:

– Как мы справились?

– О! Э-э… – Я беспомощно пожимаю плечами. – Я только-только рассортировала. Не успела пересчитать.

– О. – Он все еще смотрит скептически, даже когда кивает. – Полагаю, мы оба будем удивлены?

Повисает неловкая пауза, а потом лицо Квинта проясняется.

– Независимо от того, сколько мы собрали, я знаю, что все остались довольны тем, как прошла уборка. Мама сказала, что ей даже звонили несколько человек, узнавали насчет волонтерства.

– Серьезно? Это здорово.

– Да. – Он сжимает губы, и я вижу, что он хочет что-то сказать, но волнение мешает мне догадаться, что именно. Я до смерти боюсь, что он обвинит меня в воровстве. Которого я… не совершала. Которого… не было.

Так ведь?

Нет, нет. Я не воровка. Воры – плохие люди. Я не такая.

Я откашливаюсь и перехватываю инициативу:

– А ты что здесь делаешь? – Но, понимая, что это звучит глупо и виновато, добавляю: – Мне казалось, тебя нет в сегодняшнем расписании.

– Да, у меня выходной. – Он прислоняется к дверному косяку. – Тебе еще не говорили? Про Леннона?

– О! Да. Слепота.

Он кивает, очевидно, ожидая моей реакции. Беспокоится, что меня потрясет эта новость. Но я не захожусь в рыданиях, и он продолжает:

– И они собираются познакомить его с Луной.

– Ах, да! Верно. Конечно, ты пришел поучаствовать в этом.

Он ухмыляется. Его взгляд больше не обвиняет меня, и мой пульс постепенно приходит в норму.

– Потому я и искал тебя. Они готовятся переводить Леннона во двор.

– О, здорово! Пойдем!

Я начинаю протискиваться мимо него, стремясь поскорее выбраться из этого кабинета. Но не успеваю сделать и двух шагов, как Квинт хватает меня за руку.

– Постой, можно тебя кое о чем спросить?

Я оборачиваюсь, и меня охватывает ужас.

– Конечно. Спрашивай.

– Как, э-э… – Он отпускает меня, и на мгновение его рука безвольно повисает. Он почесывает затылок.

– После того как Шона подсчитает пожертвования, как лучше сообщить тебе об этом? Я могу позвонить тебе… или отправить сообщение? Или по электронной почте?

Я недоуменно смотрю на него.

– Хм. Но завтра вторник. Так что… я буду здесь. Ты же можешь просто… сказать мне?

– Верно, за исключением того… Я тут посчитал, и… сегодня твой шестнадцатый день в Центре. И, согласно нашему первоначальному соглашению, это означает, что сегодня твой последний рабочий день.

Я испуганно отшатываюсь. Мой рот складывается в удивленную букву «о», но из него не вылетает ни звука.

Вот она, свобода, думаю я. До конца лета можно делать все, что захочется.

Но почему я не чувствую никакой радости при мысли об этом?

– И если ты вдруг сомневаешься… Я обязательно помогу тебе с докладом. Для мистера Чавеса. Ты выполнила свою часть сделки, так что я…