Республика Дракон - Ребекка Куанг

– Ты забыла про дамбу Четыре ущелья. По всей провинции Крыса Муруй завален обломками, так что течение ослабело.

– Значит, месяц. И что, по-твоему, случится, когда мы туда доберемся?

– Молюсь небесам, чтобы реки и озера к тому времени не замерзли, – сказал Катай. – Тогда посмотрим, какие у нас есть варианты. Но это значит, что Цзиньчжа ставит успех войны в зависимость от погоды.

Встречи с сестрой Петрой служили источником все усиливающегося раздражения. Измерения Петры были с каждым разом более назойливыми, но и Рин стала воздерживаться от лауданума. С основными мерками Петра закончила и перешла к изучению проявлений Хаоса.

Шли недели, а Рин все не могла вызвать огонь, и Петра начала терять терпение.

– Ты не хочешь показывать мне огонь, – посетовала она. – Отказываешься помогать.

– А может, я просто излечилась, – ответила Рин. – Может, Хаос отступил. Вдруг его спугнуло твое присутствие?

– Ты лжешь. – Петра открыла Рин рот резче, чем стоило бы, и постучала по зубам каким-то инструментом с двумя зубьями. Холодный острый металл болезненно лязгнул по эмали. – Я знаю, как проявляется Хаос. Он никогда не исчезает. Просто скрывается перед лицом Творца, но всегда возвращается.

Как бы Рин хотелось, чтобы было именно так. Если она сумеет снова вызвать пламя, то немедленно испепелит Петру, и плевать на последствия. С огнем она не была бы такой беспомощной, не склонялась бы перед Цзиньчжей, как какой-то простой пехотинец, и не стала бы иметь дело с гесперианцами.

Но Рин не выдала своего гнева. Сейчас совсем не время устраивать переполох в лаборатории Петры, иначе Рин тут же очутится на дне Муруя и уничтожит всякую надежду на военный альянс Гесперии и Никана. Сопротивление обречет не только ее, но и все, что ей дорого.

И потому она проглотила гнев, пусть на вкус он и был гнуснее любой отрыжки.

– Я и правда не могу вызвать огонь, – сказала она, когда Петра закончила манипуляции с челюстью. – Я же сказала, что на мне Печать. Больше ничего не выходит.

– Это ты так говоришь. – Петра окинула ее скептическим взглядом, но сменила тему. Она положила инструмент обратно на стол. – Подними правую руку и задержи дыхание.

– Зачем?

– Потому что я попросила.

Сестра Петра никогда не выходила из себя, что бы Рин ни сказала. Завидное самообладание. Никаких эмоций, кроме ледяной профессиональной любознательности. Рин даже хотелось, чтобы Петра ее ударила, тогда та хотя бы выглядела человеком, но, похоже, недовольство и раздражение стекало с Петры, как дождевая вода с жестяной крыши.

Однако время шло, не принося никаких результатов, и Петра начала подвергать Рин все более унизительным экспериментам. Заставляла разгадывать детские головоломки, замеряя время маленькими часами. Давала задачи на запоминание, как будто специально созданные, чтобы Рин ошибалась, и не моргая смотрела на Рин, когда она бесилась и швыряла о стену предметы.

Как-то раз Петра попросила ее раздеться догола.

– Если ты хотела меня потискать, могла бы и раньше попросить, – сказала Рин.

Петра и бровью не повела.

– Поторопись.

Рин сдернула одежду и бросила ее кучей в угол.

– Хорошо. – Петра протянула ей пустую чашку. – Помочись.

Рин удивленно уставилась на нее.

– Прямо сейчас?

– Сегодня вечером я займусь анализом жидкостей, – ответила Петра. – Так что давай.

Рин сжала губы.

– Не буду.

– Тебе нужна ширма, чтобы остаться в одиночестве?

– Нет. Но это уже не наука. Ты понятия не имеешь, что делаешь, просто пышешь злостью.

Петра села и закинула ногу на ногу.

– Пожалуйста, помочись.

– Да пошла ты! – Рин швырнула чашку на пол. – Признайся. Ты понятия не имеешь, что делаешь. Несмотря на все твои опыты и инструменты, ты не представляешь, кто такие шаманы и как измерить Хаос, если он вообще существует. Ты стреляешь вслепую.

Рин встала со стула. Ее ноздри побелели и раздулись.

Наконец-то Рин нащупала болевую точку. Она понадеялась, что Петра ее ударит, что с нее слетит противоестественная маска самоконтроля. Но Петра только склонила голову набок.

– Не забывай, что происходит. – Ее голос снова звучал с ледяным спокойствием. – Я попросила тебя сотрудничать добровольно только из вежливости. Если откажешься, тебя привяжут к койке. Немедленно. Будешь делать, что велено?

Рин хотелось ее прикончить.

Если бы она не была так истощена, если бы была хоть чуточку импульсивнее, этим бы и кончилось. Ведь так легко сшибить Петру на пол и воткнуть все острые предметы со стола в ее шею, грудь и глаза. Это было бы так приятно.

Но Рин больше не действовала под влиянием минутного порыва.

Одна мысль о военной мощи гесперианцев не оставляла ей выбора, держала словно в клетке. Она на всю жизнь останется их заложницей. Как все ее друзья и весь народ.

Против такой силы без огня и Феникса она была беспомощна.

И потому Рин прикусила язык и приглушила ярость, хотя требования Петры становились все более унизительными. Рин подчинилась, когда Петра велела ей прислониться голой к стене и тщательно зарисовала ее гениталии. Сидела смирно, когда Петра вколола длинную толстую иглу ей в руку и выкачала столько крови, что Рин чуть не упала в обморок по пути к себе и за целый день так и не пришла в себя окончательно. Смолчала, когда Петра помахала перед носом пакетиком с опиумом, соблазняя любимым зельем в попытке заставить ее вызвать огонь.

– Ну же, давай, – сказала Петра. – Я читала про твое племя. Вы не можете устоять перед трубкой с опиумом. Это у вас в крови. Разве не так Красный император покорил твоих предков? Вызови пламя, и я дам тебе опиум.

Последняя встреча так разозлила Рин, что, покидая лабораторию Петры, она взвыла от ярости и треснула по стене кулаком, содрав кожу. На несколько секунд она замерла, глядя как с ладони капает кровь. Потом рухнула на колени и зарыдала.

– Что с тобой?

Это был Аугус, тот голубоглазый миссионер с лицом младенца. Рин с опаской покосилась на него.

– Проваливай.

Он дотронулся до ее окровавленной руки.

– Ты расстроена.

Рин выдернула руку.

– Мне не нужна твоя жалость.

Аугус сел рядом, выудил из кармана платок и протянул ей.

– Вот, возьми. Обмотай руку.

Только тут Рин поняла, что костяшки пальцев кровоточат довольно сильно. После того как неделю назад из нее откачали столько крови, от одного этого зрелища ей уже становилось дурно. Она неохотно взяла платок.

Аугус наблюдал, как она перетягивает ладонь. Рин сообразила, что самостоятельно узел ей все равно не завязать.