Принц-странник - Виктория Холт

Уичерли и Драйден писали для него пьесы, а чтобы рисовать красавиц двора, у него был сэр Питер Лели. Жил он весело, но для полного удовлетворения не хватало одного — присутствия милой, любимой, дорогой сестры.

До Генриетты дошли разговоры о неладах между его любовницей, бесстыдной Кэслмэйн, и женой, королевой Екатериной. В чем в чем, а в этом Чарлз и Людовик были, очевидно, очень схожи между собой.

Генриетта пыталась казаться всем довольной, хотя для полного счастья ей не хватало Людовика и Чарлза, их она любила больше всех на свете.

Ей не удалось остаться в стороне от грязных намеков и сплетен, отпускавшихся в адрес ее и де Гиша. Тот был ранен в Польше и, по слухам, стоял на волосок от смерти. Говорили, что его спас медальон с ее портретом, который он носил под сердцем; он защитил его от пули, которая могла стоить ему жизни.

Нашлось много таких, кто пленился очарованием Генриетты, и, введенные в заблуждение слухами и ее беспечным образом жизни, они решили, что предмет их воздыханий не так уж недоступен, а потому ринулись на штурм ее сердца. Среди этих обожателей оказались месье д'Арманьяк из семейства Лоррэнов и великий конюший Франции, а также принц де Марсийак, сын герцога де Ларошфуко. Все они были обаятельны, веселы, все до одного — уверены, что ничья добродетель, как бы крепка она ни была, не устоит перед их натиском, но всем до одного пришлось разочароваться.

Еще одним ухажером оказался маркиз де Вард. Генриетте он показался более начитанным и интересным собеседником, чем остальные. Будучи постельничим, он сумел завоевать внимание и интерес Людовика к своей персоне, и Генриетта неоднократно находила его в обществе короля.

Он был повеса, но при этом блистательно остроумен, он постоянно вращался в обществе писателей, артистов и музыкантов, и стал всеобщим любимцем двора. Он крутил романы с мадам д'Арманьяк и графиней де Суассон, но теперь ему вздумалось завоевать сердце ни много ни мало как самой мадам двора.

Генриетта не сразу поняла это; она полагала, что он добросовестно амурничает с красавицей де Суассон, оставшейся не у дел после того, как внимание короля переключилось на Ла Вальер.

Но однажды, забравшись в постель, Генриетта задумалась о переменах, обнаруженных ею в Людовике. В течение последних недель она его мало видела и всегда в обществе кого-то другого; и прежний обмен маленькими тайнами — главное счастье ее жизни, прекратился. Его короткие и беглые взгляды в ее сторону выдавали равнодушие, а порой были просто холодны.

Не могло быть никаких сомнений: король восстановился против нее!

Генриетта почувствовала себя покинутой и одинокой. Мать не так давно уехала в Англию и присылала письма из Сомерсетхауса. Генриетте очень не хватало ее, хотя перед отъездом Генриетта-Мария, расстроенная образом жизни дочери и недовольством по отношению к ней Анны Австрийской, отчитывала Генриетту с таким усердием, что той хотелось сбежать из дому. Если бы можно было хоть кому-то рассказать, что у нее на душе, насколько легче ей бы стало! Генриетта-Мария никогда не поняла бы любовь дочери — тайно вынашиваемую, без выплескивания наружу своих страданий. Мать нуждалась в том, чтобы все свои чувства выставить напоказ, чтобы все заметили и побежали выражать ей свое сочувствие.

Но почему Людовик так резко изменил свое отношение к ней? Генриетта тысячу раз задавала себе этот вопрос. Быть может, он устал от их связи и даже не считает нужным скрывать от нее этот факт.

Какое удовлетворение она могла найти в этой беспрерывной череде балов и празднеств, где все наперебой хвалят ее внешность, элегантность платья, танцевальное искусство, манеры? Что толку во всем этом, если Людовик отвернулся от нее? Если бы он просто устал! Но ведь он явно начал испытывать к ней неприязнь!

Она лежала на постели и отдыхала, когда к ней пришла одна из фрейлин и передала, что графиня де Суассон — а всем было известно, что она тяжело больна и едва ли не стоит одной ногой в могиле — что она хочет поговорить с мадам. Не будет ли она так добра навестить графиню на дому, поскольку последняя не в состоянии нанести визит.

Генриетта поднялась с кровати, оделась и поехала к графине.

Трудно было узнать в худой, изнуренной женщине, лежавшей на постели, красавицу Олимпию Манчини, покорившую Людовика перед его женитьбой и остававшейся любовницей короля и после этого.

Генриетта, сама ощущавшая, что здоровье у нее сдает, глубоко сочувствовала больным людям, а потому, коснувшись губами лба графини, попросила ее ни о чем не беспокоиться.

— Мне нужно кое-что сказать вам, мадам, — начала графиня.

— Позже.

— Нет, мадам, позже не получится. Я настолько больна, что ощущаю на лице дыхание смерти, а потому я хотела предостеречь вас, пока в состоянии это сделать.

— От чего вы хотите меня предостеречь?

— От козней де Варда.

— Де Варда? Но он мой друг и ваш возлюбленный!

— Был им, мадам. Был до того момента, когда решил сделать вас своей любовницей. Когда такая мысль запала ему в голову, он дал клятву, что не остановится ни перед чем, но добьется цели.

— Боюсь, что единственное препятствие на его пути — это я сама.

— Да, мадам, именно вы и больше никто. Это он распространяет грязные сплетни о вашей связи с месье де Гишем. И не просто распространяет, но и передает их королю.

— Я… Понятно, — сказала Генриетта.

— Ему взбрело в голову, что вы любите де Гиша, а потому он поклялся сжить со свету вас обоих.

— И как… он предполагает сделать это?

— Мадам, сегодня он — уши короля. Генриетта прижала руку к сердцу, словно испугавшись, что его стремительное биение может передаться этой больной женщине.

— Он полагает, что сумеет лишить меня благосклонности его величества, заставив его поверить в мою любовь к де Гишу.

— Нет, мадам. — Этот короткий отрицательный ответ кольнул в самое сердце Генриетту, задев гораздо больше, чем положительное утверждение. — Нет, мадам, своим успехом он обязан не домыслам о месье де Гише, а письмам… которые вы получаете от брата.

— Письма короля Англии?

— Он уверял короля, что видел их.

— Это действительно так. Они подчас так остроумны! Помнится, под впечатлением от прочитанного я процитировала кое-что из письма брата маркизу де Варду.

— Мадам, де Вард обвинил вас в том, что вы выдаете государственные секреты Франции вашему английскому брату.

— Не может быть!

— И все же, мадам, это так. Именно так он и сказал.

— И король поверил?..

— Ему известно о вашей любви к брату. Если бы Чарлз попросил вас об услуге такого рода, вам, так сказал де Бард, было бы очень нелегко отказать ему.

— Итак, Людовик видит во мне шпиона брата! Он полагает, что я предала его ради Чарлза.