Никто, кроме нас! - Олег Верещагин

Ходить по лесу мне за последнее время понравилось. Чувствуешь себя неожиданно спокойно, и нервы не мотаются. Вообще, по-моему, когда кругом зелень – это самая правильная жизнь. Я и в приюте мог подолгу смотреть на обгрызенные тополя напротив, хотя они стараниями коммунальных служб на деревья мало походили. И даже оставшаяся за плечами одинокая ночевка в лесу оказалась вовсе не страшной. Я усиленно начал бояться еще когда только-только устроился на ночлег… и вдруг понял, что в лесу не страшно, а красиво и загадочно. Уснул без страха – и проснулся в мире, который был полон косыми лучами утреннего солнца и миллионами сверкающих капелек росы.

Правда, я сильно промок. Но дело шло к полудню, и просохнуть я успел тоже.

А еще я успел выйти на полузаросшую тропинку. По ней уже сто лет никто не то что не ездил, но, похоже, и не ходил, однако я насторожился и замедлил шаг. И услышал треск выстрелов впереди.

…Тропинка выходила к кустам, цепочкой огибавшим большущий луг. Чуть в стороне была проселочная дорога. Вот такие декорации. И на их фоне разыгрывался нехилый спектакль.

У края луга стояли три «Хаммера». Один горел. Рядом с ним лежал труп, другой свисал из верхнего люка. Еще два трупа лежали на дороге, а пять виднелись на лугу. С десяток живых шустро ползали по лугу в разных направлениях.

«Трх!» Я не понял, откуда донесся звук, но один из ползунков ткнулся лицом в землю. Остальные открыли беспорядочную пальбу в разные стороны, и я увидел, как вскинулся и осел под шумок еще один. Потом – тоже непонятно откуда, вроде бы отовсюду – донесся мужской голос:

– Пиндосы, а пиндосы! Бросай оружие, а то всех перещелкаем!

Пальба в разные стороны. Як в кино. Но в жизни, похоже, удача отвернулась от воинов демократии. Еще один – это я видел точно – получил пулю в висок, другой – в затылок вроде бы.

– И их осталось восемь, – пробормотал я, теперь точно подсчитав уцелевших.

Картина мне нравилась. Только я не мог понять, кто же так здорово постреливает и сколько их, этих стрелков? А голос опять раздался:

– Пиндосы, ну хватит в камбойцев играть, тут вам не Дикий Запад, а Русь-матушка, тут все всерьез, хоть и в шутку!

Пальба… Еще один готов. Оставшиеся семеро залегли плотно. Потом один пополз к «Хаммерам» – ага, решил добраться до рации. Я прицелился, собираясь тоже повеселиться, но тут опять хрякнул выстрел, и янки осталось шестеро.

– Энд шоу маст го о-о-о-он![26]– веселился невидимка. – Бросай оружие, вам говорю, вставай с поднятыми руками! Это… дроп е ганз, стенд ап, хэндз ап энд го ту зе род! Квикля![27]

Выстрелов в ответ не было. Прошло еще с полминуты – и вдруг кто-то что-то истошно заорал – и в сторону полетела первая винтовка…

…Из кустов на склоне холма появился тощий, длинный, как жердь, мужик лет сорока, в сапогах, болтающихся, как ведра, на его журавлиных ногах, и в камуфляже, сидящем, как вторая кожа. Он шел к стоящим на дороге американцам чуть ли не танцующей походкой, держа на локте «Тигр». Шел неспешно, по-хозяйски, и, когда кто-то из американцев, увидев, что к ним движется одиночка, дернулся было за пистолетом на бедре – на ходу небрежно выстрелил. Вопль боли – пуля раздробила янки кисть – и слова мужика:

– Э, пиндос, не надо. Ну вот, я ж предупреждал…

Подойдя, он по-хозяйски оглядел пленных – в том числе сидящего на земле раненого – и сокрушенно покачал головой:

– Ой, много вас… Никитос, давай сюда!

– Иду, па!

Из кустов за дорогой появился мальчишка лет двенадцати, такой же тощий и камуфлированный, но в кроссовках и со складной мелкокалиберной «Сайгой» в руках. Лицо мальчишки было азартным. Он ловко взял янки на прицел. Деловито заявил:

– Каску одну надо взять, Мишке ночной горшок нужен. И соль мамка просила. А этих че, валим?

– Не по-христиански получается, сынок, безоружных убивать, – строго сказал мужик. – Они, может, еще исправятся… Ну-ка, гости дорогие, – он повысил голос, – давай, раздевайся! Как это там по-вашему…

…За последнее время я видел мало смешного. Но сцена, свидетелем которой я стал, заставила меня надуть щеки и выпучить глаза.

Шестеро здоровых мужиков стояли на дороге голышом, в одних ботинках, которые мужик щедро позволил оставить, «чтоб ноги не покалечили». Раненого он прямо-таки приказал перевязать. Потом перекрестился, вздохнул печально и сказал мальчишке:

– Ну, Никит, приступай с богом к святому делу. Если им ума через голову в школе не вложили – будем, так сказать…

…Он их выпорол.

Вы можете смеяться, можете плакать, но это так и было. Наломав солидное число прутьев американского (!) клена, мальчишка, повесив «Сайгу» за плечо, принялся за дело.

Ой-ей-ей… Я смотрел вслед этой дикой колонне, тащившейся по проселку куда-то в сторону Тамбова. Так долго и с таким даже с некоторым сочувствием, что едва не упустил эту веселую парочку – благо оба деловито собирали трофеи, перекликаясь, как после удачной охоты.

Я был в тихом восторге. И понял, что это – именно то, что нам надо…

…Мужика звали Михаил Тимофеевич, был он тут лесником и что не поделил с пришельцами – не объяснял, но так или иначе жил вот уже месяц в землянке вместе со своим старшим сыном Никитой, младшим Мишкой и женой Еленой Ивановной. Примерно месяц назад открыл он и охотничий сезон – и пока самым жирным трофеем был сбитый из винтовки беспилотник. Как пояснил Михаил Тимофеевич, «надоел, паскудник, жужжит и жужжит, спать не дает».

Предложение перебраться к нам лесник встретил благосклонно. Вообще мне показалось, он ко всему происходящему, как это ни странно, относился с каким-то юморком. И старший сынок был явно такой же. По-моему, они оба смотрели на уничтожение пришельцев, как на истребление каких-то чрезмерно расплодившихся мелких хищников типа хорьков – ну надо числом убавить, вот и бьем, а так, может, они в природе даже и где-то полезные, тоже божьи твари; вот кур у нас душить перестанут – тут мы сразу бить прекратим, не звери, чай… Когда я – пока собирались – спросил его насчет войны, то Михаил Тимофеевич обрисовал ситуацию коротко и ясно:

– И не такое пережили.

С собой мы тащили на двух тачках два «Миними», пять «М16» – три обычные и две короткие, с раздвижными прикладами, – две «беретты», кучу боеприпасов и гранат, и еще разной мелочи. Еще одну «беретту» я наконец-то взял себе.

Впереди нашего каравана бежали псы лесника – кавказцы Кудряш и Серый.

* * *

«Ми-8» Темыч нашел в первый же вечер.

Развороченный большой вертолет – точнее, даже его обугленный остов – лежал прямо в лесу, сломав деревья потоньше и нанизавшись частями на более толстые. Подальше, около двух дубов, Темыч обнаружил три могилы. Просто холмики, уже зазеленевшие, с тонкими крестами из скрученных проволокой веток. На крестах висели шлемы. Между холмиками лежал кусок дюраля с выцарапанными именами-фамилиями, званиями и датами.