Никто, кроме нас! - Олег Верещагин

Потом мы экспериментально затопили печь… и чуть не задохлись от активно повалившего внутрь избы какого-то особенно густого и агрессивного, почти живого дыма. Санька отступал последним и даже под дождем продолжал перхать, чихать и кашлять еще минут десять.

Положение спасла Ниночка – тихое большеглазое создание, которое попало к нам в приют всего год назад из какой-то деревенской семьи. Она решительно потребовала, чтобы ее посадили на плечи, и выдвинула эту самую железку, которая называлась вьюшка. После чего с плеч Генка сообщила, что в деревнях даже палку специальную держат – задвигать-выдвигать вьюшку. Мы притихли, пораженные мудростью селян. А Генок минут десять таскал Ниночку на себе уже просто так.

В общем, печка работала. В связи с чем – да чтоб всех разорвало, кто эти книжки писал! – Светик вспомнила, что в печках раньше парились, и она об этом читала. После этого девчонки стали поглядывать на нас с нехорошим интересом, как будто не париться собрались, а прямиком варить нас.

Но в одном они были правы. Мы и правда стали похожи на чушек, и, если с одеждой вопрос можно было как-то решить, то с мытьем… Бань в селе то ли не было отродясь, то ли они развалились к чертовой матери. Оставалось и правда мыться в печке. Ну, или просто посреди комнаты, тем более что Санек заявил, что ему лично нужна как минимум доменная печь. Я поддержал, что скорей зарасту грязью или буду мыться в луже, чем полезу в печку — и что в этом есть что-то нехорошее. Девчонки заявили, что немытым свиньям в луже самое место. Темыч коварно заявил, что и они сами не лучше нас и что, мол, пусть они пример и покажут.

Я вообще-то думал, что на этом дело и кончится. Но Светик и Ленок посовещались между собой и заявили, что, раз их мальчишки позорные трусы, то пример стойкости и мужества, как всегда, подадут русские женщины. Мы слегка офонарели, а девицы приказали нам натаскать дров, воды, зачем-то – соломы… и убираться под дождь.

Исполнив приказание, мы все – четверо старших и пятеро младших ребят – уселись под навесом покосившейся сараюшки. Нам даже подглядывать не хотелось. Не знаю, кому как, а мне было и правда жутковато думать, что девчонки собираются мыться в печке. Младшие смотрели круглыми глазами на дверь и на трубу, из которой пер дым. Бычок даже грыз ногти. Я дал ему по рукам и сказал:

– Сгорят еще…

– С этим надо делать что-то, – буркнул Санька, кивая на трубу. – Прет, как из кочегарки. Зимой с воздуха будет видно.

– Это дрова сырые, – возразил Темыч. – Сухие березки – и будет самый смак.

– Один фиг, – пробормотал Санька, – тепловыми приборами засекут… Эх, – он явно хотел матюкнуться, но глянул на младших и не стал, – а вот надо было нам с Антошей и старшаками уходить, ведь честное слово, надо было…

– Ты чего думаешь, – спросил я, – до зимы досидим?

– В ту войну кое-где по три года в лесах сидели, – задумчиво сказал Санька.

– Сравнил, – возразил я. – Может, война уже и кончилась.

– Для меня кончится, когда мы их выгоним или когда меня убьют, – сказал он. И нехорошо посмотрел на меня.

Я поспешил добавить:

– В смысле, может, наши уже победили…

– Да нет, – Санек вздохнул, – похоже, что нет… Приемник бы какой, хоть самый лажовый…

– Его тоже включать нельзя, – напомнил Темыч, – я зуб даю, тоже засекут. Их как-то фольгой надо обматывать, что ли, чтобы не засекли, я в кино видел, не помню толком…

– Между прочим, самолетов уже дней пять не слышно, – вспомнил Генок. – Погода нелетная, верняк.

– Я так думаю, – вдруг сказал Санек, – что мы этим… ну, оккупантам – мы им вообще не нужны. Никак. Даже как рабы. Мы лишние просто. Ну оставят они сколько-то там разных мудачков, в телике показывать. А так даже нефть нашу добывать или там землю пахать – разных пиндостанцев, всяких там уеб…ов, – он не удержался, – со всего света навезут типа как на плантации… А нас просто под корень. Так что их бить надо, пацаны. Не за родину даже, а просто чтоб выжить.

– Ты уже это говорил, – напомнил я.

– Говорил, – кивнул Санек. – А тут мы под дождик что-то раскисли. Вот помоемся… если живы будем – и я пойду гляну, чего на белом свете. А то грузовик да джип – маловато будет.

– Дядь Сань, – подал голос Илюшка, – вы опять воевать пойдете? Возьмите меня, а?

Мелкие дружным хором, хотя и негромко, начали ныть о том же. Глаза у них потихоньку загорелись – наверное, они вспомнили войну из телика. А я вспомнил красное крошево на месте головы Инны Павловны. И то, как грохнулся рядом с нами в кусты убитый солдат-негр… И вздохнул. И передернул плечами.

И подумал, что Санька – прав.

– А ну, умолкли к нехорошей маме! – рыкнул между тем Санька на младших и пощипал усики. (Он делал такой жест вот уже… да вот с эту неделю, когда прочно вообразил себе, что у него пробиваются усы.) – Вы как, – обратился он к нам, – со мной?

– Конечно, – ответил Генок. Мы с Темычем просто кивнули. – Только надо идти не вместе. Разойдемся в разные стороны, посмотрим, что где, и через пару дней вернемся. Тогда решим, что делать.

– Мысль, – одобрил Санька. – Да что там девчонки, поугорали, что ли?!

– Кому охота после бани на дождь идти, – философски заметил Темыч.

А Генок заявил:

– Да ерунда это. В печке мыться. Так не бывает. Там и не поместишься.

– Поместишься, – неожиданно сказал Пушок. – Даже Санька поместится. Она снутри большая.

– Тебе видней, – язвительно сказал Темыч.

– Ага, – спокойно согласился Пушок, – я только сперва испугался. И еще когда там через такой загиб проползал… немножко.

– Вот ты в печку и полезешь, – сказал Санька.

Пушок неожиданно согласился:

– Ну и полезу, раз все такие трусы.

Остальные мелкие, недовольные таким наглежем, заворчали, мы посмеялись. Пушок презрительно добавил:

– Это ж не сказка про Бабу Ягу.

Как раз на этих словах дверь приоткрылась, из нее потянуло паром – и Ленок, не показываясь, позвала:

– Мальчишки, идите, мы в другую комнату ушли!

Мы поднялись немного нехотя и переглядываясь. В конце концов было найдено решение – мелких погнали перед собой…

…Девчонки и правда смылись в соседнюю комнату – мы там прибрали, но не обживались. Оттуда слышались писк, смех и неразборчивые реплики. На полу было мокро, стояла жара, попахивало и правда баней. Над печью на нескольких веревках висело девчоночье барахло, кое-что сушилось прямо на самой печке. Стояло большое деревянное корыто, найденное в одном из домов деревни и размоченное под дождем; когда они успели приволочь – непонятно. Как было неясно и когда они заготовили березовые веники – свежие. Дверь в соседнюю комнату приоткрылась, и Светик сообщила: